Зона действия - Блинов Геннадий Яковлевич - Страница 9

Жора будто уловил настроение пассажира и, подмигнув, крикнул:

— Зверь — не машина. Танк, можно сказать.

Он держал руки на эбонитовых шариках рычагов и едва заметным движением заставлял машину быть послушной. И она мгновенно реагировала на движения Жориных рук и выполняла его волю.

Они ехали мимо котлованов, которые только еще рыли и в которых уже забивали сваи, мимо кирпичных и железобетонных остовов будущих зданий. Жора коротко бросал:

— Котлован под теплоэлектроцентраль — сердце стройки, а вон там доменный построим.

Несколько дней назад Антошка ничего не знал о стройке, она была для него чужой. А вот сейчас он уже обзавелся друзьями, и все они говорили о будущем заводе с почтением, как о живом существе.

Вагончик комсомольского штаба было видно издалека — по зеленому полю строго шагали высокие красные буквы.

— Не нашлись хозяева? — кивнул Антошка на теплушку.

— Здесь комсомольцы хозяева, — сказал Жора.

Он остановил бульдозер около штаба.

В вагончике стояли скамейки; посреди стола, покрытого красной материей, лежала амбарная книга, рулон ватманских листов и коробка акварельных красок. Пузатый графин из зеленого бутылочного стекла был покрыт граненым стаканом, и, когда мимо теплушки проходили машины, стекло дребезжало.

— Оставляю за себя дублером, дорогой, — сказал Жора.

Он поставил перед Антошкой боевую задачу: все сигналы строителей записывать в амбарную книгу. Любая жалоба должна отвечать на вопросы «что?», «где?», «когда?» А на вопрос «почему?» Жора будет ответ писать сам. Пусть Антошка подежурит, а Жоре надо на часок-второй вырваться по делам. Разве штаб может быть без телефона и электричества?

— Выручай, дорогой. Жора в долгу не останется.

Антошка пожал плечами и раскрыл журнал. В нем были графы о поступлении и расходовании строительных материалов, проценты выполнения плана. Жора ткнул пальцем в лист и сказал:

— Этот кондуит в управлении позаимствовал — чистых тетрадей не оказалось.

Антошка сел на скамейку и стал ждать первых посетителей. Чувствовал он себя неловко. Ну, что подумают строители, увидев в комсомольском штабе мальчишку? Скажут: не велика цена такому штабу, который большое дело доверил школьнику. Было бы как-то объяснимо, если Антошка хотя бы надел пионерский галстук. У него мелькнула мысль потихоньку удрать в поселок, но он здесь же одернул себя: не надо было соглашаться; а если взялся за гуж, то не говори, что не дюж.

Со стройплощадки, где монтировались пролеты завода железобетонных конструкций, доносилось: «вира!», «майна!»; где-то натужно работал компрессор, частила пулеметная дробь вибраторов.

Жора появился неожиданно. На плече у него висела солидная бухта кабеля, под мышкой он прижимал телефонный аппарат. Держать аппарат было неудобно, трубка болталась на шнуре, чуть не задевая о пол.

— Как дела, дорогой? — поинтересовался Жора. — Приходил кто-нибудь?

Антошка покачал головой. Жора вздохнул, сбросил с плеча проволоку, поставил на стол телефонный аппарат.

— Какой дурак пойдет, если ничего не знает о штабе, — сказал Жора.

Он сел на скамейку и запустил пятерню в свой черный чуб.

— Телефон будет, свет протянем, — вслух размышлял бульдозерист. — Люди пойдут. Слово Жоры — твердое слово.

Он посмотрел на Антошку, и тот заметил, как в глазах Айропетяна играют лукавые чертики.

— Мы с тобой, Антошка, сочиним воззвание к поселковому народу и вывесим его где-нибудь на перекрестке.

Жора вскочил и начал быстро ходить по вагончику взад-вперед:

— Пиши, Антон: «Дорогой! Тебя бетоном не обидели? И электроэнергию не отключают? И заработок у тебя что надо? Может, деньги на мотоцикл копишь? Или простаиваешь из-за нехватки бетона? Тогда почему, дорогой, не идешь и не жалуешься в комсомольский штаб? Приходи, мы разберемся и приструним кого надо».

Жора довольно ухмыльнулся и подмигнул Антошке.

— Толково получилось?

Мальчик расправил лист ватмана, придавил его углы камушками и кисточкой начал старательно выводить сочиненное Жорой воззвание. «Дорогой!» — через весь лист красным цветом вывел он. Антошке показалось, что в обращении не хватает слова «товарищ», и он сказал об этом. Жора согласился: пожалуй, и верно, надо добавить слово «товарищ», иначе будет звучать не по-комсомольски, а по-кавказски.

Антошка начал старательно выводить «деньги на мотоцикл копишь?» и никак не мог уразуметь, при чем здесь мотоцикл, какие деньги? Он представил парня в каске монтажника, мчавшегося по поселку на мотоцикле. В одной руке тот держит пачку денег и что есть сил радостно сообщает: «Накопил — мотоцикл купил!» Антошке сделалось смешно, и он прыснул в ладошку.

Жора подозрительно взглянул на мальчишку, но ничего не сказал. Он сходил к бульдозеру и принес сумку. Вытащил из нее зеленый лук, огурцы, полбуханки хлеба, полпалки колбасы.

— Перекур, — объявил он. — Садись рубать, товарищ Динамит.

Они макали лук в соль, и приятная горечь бодрила; огурцы пахли теплым летним дождем.

— Силен лук, язва! — тряся головой, сказал Жора. У него из глаз катились слезинки. — Лук хорош, а самая лучшая закуска — колба. Боже-ствен-ная, — и Жора закатил глаза, на лице у него было написано блаженство. — В наших горах колба не растет.

— Зато у вас на Кавказе апельсины, мандарины.

— Что апельсины? — возмутился Жора. — Сибирская картошка, можно сказать, королева застолья. А без апельсинов, дарагой, не умрешь.

Жора с аппетитом хрустел огурцом. Закончив еду, доверительно сказал:

— Только и слышно — Кавказ, горы, воздух, вечный снег. И, конечно, фрукты. Отец сюда приезжал. Упрекает меня: ты, мол, сын, не любишь родную землю, а она тебя взрастила, дала силу.

Говорю ему: «Я люблю, отец, и свой дом, и горы, и тебя с мамой. Но ведь эта сибирская земля тоже моя. И здесь нужна моя сила».

За окошком стрельнул выхлопной трубой мотоцикл, и через минуту в теплушку вошел Глеб Коржецкий. С Антошки он перевел взгляд на Жору и недоуменно спросил:

— Что делает здесь мальчик?

Антошка встал и двинулся было к выходу, но Жора положил свою тяжелую руку на Антошкино плечо и сказал:

— Садись, — и с упреком покачал головой. — Почему ты так суров, Глеб, — осуждающе посмотрел он на Коржецкого. — Комсоргу не с железяками — с людьми работать. И эта твоя суровость только делу вредит. Мальчик, если хочешь знать, пионер. И наш с тобой помощник.

— Ну-ну, давай воспитывай, — смущенно пробормотал Коржецкий. — Просился, что ли, я в комсорги? Я с лопатой себя лучше чувствую.

— С лопатой проще, — согласился Айропетян. — Зона действия комсорга, дорогой, — люди, как любил говорить наш командир дивизиона. Это куда труднее, чем лопатой работать. Мы тебя, Глеб, выбрали, доверили, вот и оправдывай.

— Оправдаешь с такими партизанами, как ты, — миролюбиво усмехнулся Коржецкий. — Как дежурство?

— Лучше надо, да некуда, — усмехнулся Жора. — Люди будто и не видят нашего штаба.

Коржецкий ссутулился и забарабанил по столешнице. Жора протянул ему ломоть хлеба:

— Рубай. А на меня не обижайся.

Комсорг примиряюще сказал:

— А то я не знаю — Жора всегда правду-матку в глаза режет. И за это я его люблю.

И в это время Коржецкий увидел лист ватмана, пробежал по нему взглядом, привстал.

— Опять партизанщина… Твой почерк, Айропетян. Я, кажется, на том свете его узнаю.

— Это я писал, — уточнил Антошка.

— Речь не о почерке, Антон, — сказал Коржецкий. — Речь о партизанской тактике Айропетяна.

— Вот-вот. Быстрота и натиск — мой девиз. Что плохого?

Коржецкий усмехнулся:

— Как говорил мой дедушка, быстрота нужна при ловле блох. Тут уж никуда не денешься. Впрочем, рациональное зерно в этом твоем обращении есть. Только при чем здесь мотоцикл? Эх, Жора-Жора…

Антошка теперь записывал под диктовку комсорга новый текст воззвания. Жора дополнял Коржецкого, они вместе изменяли уже ранее сочиненное. Требовалось придумать несколько энергичных, отражающих суть дела, строчек, но давались они с трудом.