Зона действия - Блинов Геннадий Яковлевич - Страница 29

Тогда, зимой, когда по Маяковой горе вели высоковольтную линию, отец не выдержал и ушел в котельную. Туда, где было тепло, где не обморозишь руки и ноги, как это случилось с Марфушиной матерью.

Все это так. Но Яшка все-таки не мог понять отца. Лорин-старший вроде бы не отлынивал от работы. В той же котельной он вкалывал до седьмого пота. Как-то на Новый год, когда во всех домах праздновали и из квартир неслись песни и гнулись половицы от лихих плясок, Яшкин отец трудился до изнеможения двое суток, потому что запил кочегар. Всю его работу отец взял на себя: он следил за котлами, бесконечно бросая в их огненное жерло лопату за лопатой тяжелого, отливающего синевой угля. А уголь, между тем, кончался. И, как потом рассказывал Яшке отец, он своей шкурой почувствовал, как «потянуло в батареях на минус». А это значило, что вода может замерзнуть и тяжелые чугунные секции разорвет. И тогда быть беде. В сибирский сорокаградусный мороз в квартире не проживешь и дня. Яшкин отец бросился к телефону. Но никто на его звонки не отвечал, все поселковое начальство веселилось.

— Ты понимаешь, Яшка, я тогда заплакал, — рассказывал после Лорин-старший. — Я плакал, как мальчишка, и повторял: «Мама, мамочка, да что же они делают-то?»

А когда к назначенному времени не пришли сменщики, Лорин-старший заругался, хотя Яшка и не слышал, как он ругается, и вспомнил, что во дворе еще осенью видел тачку. Он быстро раскопал ее и покатил по замерзшей земле к высыпанному около забора, метрах в тридцати от кочегарки, бурту смерзшегося угля. Его приходилось разбивать ломом, но уголь поддавался плохо. Стрелки на манометрах котлов между тем неумолимо падали, предупреждая о грозящей беде. Лорин-старший сначала сбросил с себя фуфайку, потом остался в одной майке. И хотя на дворе стояло за тридцать и звезды на Маяковой горе сияли ярко, отцу было не до красоты, а холода он вообще не чувствовал, будто был на черноморском побережье в жарком июле.

Тачку по неровной земле катить было неудобно, она валилась набок, и отец, напрягая остатки сил, выравнивал ее и толкал к котлам.

Когда стрелки манометра подпрыгнули, Яшкин отец снова схватился за телефонную трубку, но все будто вымерли, и лишь на телефонной станции девушка старалась втолковать неуемному абоненту:

— Сегодня же Новый год, товарищ! Не омрачайте настроение своим друзьям, поднимите лучше бокал шампанского за их здоровье.

И отец, пошатываясь, снова катил тачку с углем и «кормил» ненасытные топки, чтобы они не угасали, чтобы в квартирах было тепло.

На другой день Яшкиного отца нашли свернувшимся в клубочек у полураскрытой и начинающей гаснуть топки. Но на улице потеплело, с крыш капало, и никто из жильцов не догадывался, что ночью в их квартирах могло разморозить всю систему отопления.

Лорин отругал своих сменщиков, но начальство дело старалось замять, прогульщиков наказали для вида — работать в котельную охотников находилось мало: не те заработки.

Зато в многотиражной газете стройки появился очерк «Горячее сердце», в котором яркими словами описывался подвиг Лорина. И по всему выходило, что он — один из героев стройки, которыми надо гордиться.

Яшка завернул газету с очерком об отце в целлофан и носил с собой, при случае давал почитать знакомым и непременно говорил:

— Вот он какой у меня, папаня!

И на Яшку смотрели с уважением.

К ним домой как-то пришел председатель завкома Горяев, тощий и длинный человек с казацкими усами, которые никак не шли к его узкому лицу.

— Ты, товарищ Лорин, гордость нашей стройки, а мы своих героев не забываем, — сказал он.

— Что-то много развелось таких героев, — мрачно пошутил отец. Горяев недоуменно взглянул на отца.

— Ты еще не понимаешь, товарищ Лорин, что таких, как вы, сейчас называют «маяками», они должны идти вперед и освещать путь другим. Вот мы и думаем из вас сделать «маяк». Будете освещать.

— Аккумулятор быстро сядет.

Тогда за дело взялась мать.

— Не ерепенься, — сказала она и строго посмотрела на мужа. — Тебя в люди за уши вытаскивают, а ты, как тот осел, упрямишься…

— Вот-вот, — поддакнул Горяев. — Мы создаем бригаду из лучших людей, через недельку-вторую присвоим ей звание бригады коммунистического труда. Пусть она светит всем!

Отец не нашел в себе силы отказаться от бригадирства.

Уже после ухода Горяева мать и отец долго строили планы на будущее. И по всему выходило, что в новой бригаде Лорин будет всегда на виду. А если человек на виду, он может и для себя что-нибудь попросить — небось, не откажут. А им вот как нужна хотя бы двухкомнатная квартира. И заработки, само собой, не будут лишними…

…Яшка продолжал сидеть на кочке в кустиках неподалеку от бетонорастворного узла и слушал перепалку Жоры Айропетяна с водителем.

— Ты скажи, дарагой, тебе Лорин платит за ходки? — наседал бульдозерист.

— Аксакал, хотя ты из комсомольского штаба, но попроси, чтобы тебя оттуда исключили — там надо более умных держать.

Он видел, как Жора сжал кулаки. И, вполне возможно, тот забыл о кавказской галантности, но в это время по шатким ступенькам на землю спустилась женщина. Она сердито посмотрела на Айропетяна и сунула ему под нос бумажку:

— Чего расшумелся? Если грамотный — читай.

Яшка, конечно, не видел, что написано на этой четвертушке, но по тому, как Жора понуро опустил голову, понял, что бумажка имела большую силу и она приказывала отпускать бригаде Яшкиного отца бетон без всякой очереди.

— Я забираю эту филькину грамоту, — сказал Жора и стал совать бумажку в карман гимнастерки. Женщина усмехнулась.

— Не суетись. Бумажка эта для меня — документ, выдал ее Горяев, а он, сам знаешь, на стройке немалое начальство. Не только соцсоревнование, но и путевки на курорт через него идут…

— Понимаю, — кивнул Жора.

Самосвал двинулся вперед. В его огромном корыте тихонько плескался теплый бетон.

К растворному узлу подходила другая машина.

Горяев был человеком неутомимым и инициативным. Еще в то время, когда он работал начальником стройуправления, Горяев как бы нюхом чувствовал все новое, что может принести управлению или материальную пользу, или, на худой конец, вывести его в число новаторов. В свое время он предложил надстроить двухэтажные дома еще одним этажом. Затраты на это ушли самые малые, зато острота жилищной проблемы была снята. О Горяеве заговорили как о руководителе нового типа, который не только владеет инженерными знаниями, но и умеет работать с людьми. Именно эта его репутация способствовала тому, что Горяева на отчетно-выборной конференции стройки выдвинули в состав профсоюзного комитета, а тот избрал его своим председателем. Горяев не скромничал, он на первом же заседании заявил, что профкому надо поднять социалистическое соревнование на новый этап. А этот этап — движение за коммунистический труд. На стройке оно, к сожалению, пока не нашло прописки.

И тут как раз у Горяева родилась мысль поднять на щит Лорина, парня, которого после выступления газеты знал весь поселок.

Движение за коммунистический труд пробивалось робко, Горяеву же хотелось прогреметь и показать всем, как можно организовать это новое, что рождала сама жизнь.

И когда была создана бригада Лорина, ее направили на самый выгодный участок стройки — насосную. Туда вереницей пошли машины с блоками, бетоном, кирпичом. Насосная росла не по дням, а по часам. И хотя она была второстепенным объектом, получилось как-то так, что насосная вышла на первый план.

Горяев хвалил бригаду Лорина на всех совещаниях, а когда были подведены месячные итоги, то получилось, что с планом она справилась на триста процентов! Такого на стройке еще не бывало.

При въезде в поселок Горяев приказал написать на красном полотнище большой лозунг, который призывал запсибовцев работать и жить по-коммунистически, равняться на бригаду Лорина! Так Лорин затмил всех и стал запсибовской знаменитостью. Но дутая слава долго продержаться не могла. О Лорине заговорили не как о человеке, который по-коммунистически относится к делу, а как о рваче и хапуге. Правда, пока об этом полз приглушенный шепоток и дело не дошло до ответственного собрания или совещания, где могли бы быть даны такие оценки новоявленного передовика. Но к этому все шло и шло неумолимо.