Мародер - аль Атоми Беркем - Страница 7

— Дай сюда, безрукий! Дай, тебе говорю!

Симпатичная баба протиснулась в первый ряд, вырвала инструмент у незаметного мужичка, видимо — мужа. Ахмет оценил крепко закушеную губу, взгляд с грозно-радостной безуминкой, как в документальных фильмах про освоение целины комсомолками… О, вот теперь дело в надежных руках. Как там, у классиков: коня на скаку, витрину с первого раза… О-о-оп!! И впрямь, с первого раза… Звон стекла сменился коротким жутким хрустом распарываемых тканей, криком раненых; толпа охнула — и замерла. Как и предвидел, огромные сабли осколков рубанули по прижатым к самому окну. Пользуясь возникшим замешательством, Ахмет мгновенно протиснулся между неподвижным телом дедка в засаленой бейсболке, еще минуту назад такого неугомонного; и воющей бабой, бесполезно зажимающей длинную рану от локтя до шеи. Память равнодушно впитала фрагменты — стремительно пропитываемое темной кровью платье, грудь, колышущуюся под мокрой тканью как-то не в такт с остальным телом — …надо же, титьку-то почти отхватило… Действуя по плану, взлетел на подоконник, удачно перевалился внутрь. Под ногой хряснуло стекло морозильного ларя из-под пельменей, не останавливаться, в подсобку… За спиной, в торговом зале, грохнула, распахнувшись наконец, входная дверь. Ага, вот и с дверью справились. Магазинчик на удивление быстро заполнялся «покупателями», не замедлившими сразу же начать грызться между собой… Вот и подсобка. Так, быстро. Эх, задвижки нет! Где тушенка? Вот. Прекрасно. Нет, рассыпухой потом. Ага, коробка целая. Ее возьму отдельно, интересно, ремни выдержат? Сгущенка, отлично. Че еще? Блядь, одна хуета! Где крупы, суки?! Так, а почему я копченой не вижу? Че там в холодильнике… Фу, бля, пиво сраное… Забив сумку банками сгущенки, Ахмет зацепил перетянутую пластиковыми полосками тяжеленную коробку тушняка и ринулся в темный коридор к служебному выходу. Из торгового зала дверь в подсобку уже сотрясали удары. В темноте со всего разгона затормозил обо что-то мягкое. Мягкое ойкнуло, Ахмет, еле удерживающий груз, злобно рыкнул:

— Быстрей отсюда! Они щас будут здесь!

На самом деле он, конечно, нимало не подозревал грабящий магазин народ в кровожадности, но зачем терять время на возню с запорами. Тетка лихорадочно зазвенела ключами, и через мгновение по глазам ударил свет — утро Дня Четвертого народилось солнечным.

Разгрузившись, Ахмет вновь ринулся в хлебный. В подсобке гудело, толкалось, орало людское месиво; только на то, чтоб пробиться в помещение, ушло не меньше минут пяти жесткой толкотни. О каком-то подобии выбора речи уже не шло, сметали все подчистую. В каждый предмет вцеплялось по нескольку рук, люди рычали друг на друга, уже без слов; тут же вырывали набитые сумки, стеллажи угрожающе раскачивались, под ногами хрустело и чавкало… Пиздец. Ловить уже нечего. Суки, как быстро растащили!.. Холодная, уверенная злоба мощным разрядом пронизала Ахмета. Вдруг задняя поверхность ног почуяла большую толстую сумку, от сумки было ПРАВИЛЬНОЕ ощущение, тяжесть — … Бля! Консервы и что-то сыпучее внизу! — одновременно его довольно сильно пихнул хозяин груза. Ахмета почему-то взъебло. Честно говоря, в голове его уже выстраивался план мероприятий по переделу собственности, плотная тяжесть сумки покорила его — и отпустить СВОЕ было уже невозможно; для решительных действий требовалось немного накрутить себя — и этот процесс уже шел; а вот гляди ж ты — взъебло, да по-настоящему так! В тычке мужика явственно читалось пренебрежение к Ахмету; причем НЕ ПОЛОЖЕНОЕ ему — мужик был типичным пивным животным, пусть и здоровенным, пренебрежение на ровном месте, тупое и самоуверенное. Он взял свое, сложил и несет, а тут всякие мешают еще! Нуканахуйсдороги! Щас, родной. Щщас я тебе помогу. Ахметзянов, съежившись где-то в далеком, безопасном отдалении от рычагов управления, с испуганным удивлением наблюдал за тем, как орудует их общим телом Новый. Его, Нового, быстрые, уверенные и какие-то хищные мысли не предшествовали действиям — они составляли с движением единое целое. Новый как-то ЧУВСТВОВАЛ все вокруг, и его действия основывались на чувстве, минуя стадию рассуждений и рефлексии, всегда имевшей для Ахметзянова наибольшее значение. Вот Новый придумал, как все будет — а вот уже и все. Все уже произошло — мужик, с трудом преодолевая встречное течение, обернулся к сумке, выдергивая ее из плотной массы народа. Ахмет тут же серией сокрушительных толчков освободил перед мужиком небольшое пространство. Рррраз! Два! Ну! Давай, родной! Мужик сноровисто воспользовался образовавшейся щелью и двинул свою торбу вперед, снова наподдав ему по пояснице. Ага, есть! Три-четт-тыре. Правая кисть стремительно и мягко сжала толстые ремни ручек, а левый локоть, поддержанный легким полуоборотом назад, расплющил мужику носогубную область… Ух, тяжеленная какая. Деловущий-то даже хрюкнуть не успел. Отдохни пока, потом зайдешь. Не оборачиваясь, даванул толпу вперед. Немного застряв на выходе, незаметно ткнул под колено шпаненка с полным пакетом сигаретных пачек; так, для закрепления навыка действий в толпе… Э, детдомовский. Шустрые они, наплачемся мы еще от такого соседства. Ловко перехватил пакет у вопящего юного мародера, тотчас скрывшегося под ногами граждан, ломящихся в обоих направлениях… На хлебном они не остановятся, — Ахмет, взбегая по лестнице, перебирал окрестные магазины. Сейчас разгрузиться, и надо смотаться взглянуть — как там лавочка Власенки на Набережной. Этот ушлый хмырь, из подвальчика рядом с хлебным, вывез все, успел. Только бы этих баранов на «Универмаг» не понесло, продукты главное… Двадцать пятый они по любому будут бомбить не сейчас. Пока по хатам растащат, отдышатся, тудым-сюдым… Ха, «они»! Мы, чего уж там…

— Мешок нашла?

— Ты бы помог мне здесь, что ли!

— Какой, на хрен, помог! Занимайся давай!

У большого двадцать пятого продуктового еще только кучковались мелкие группки. Еще не скоро. Пока дотащат, вернутся, разогреются… Здесь еще минут двадцать. — Оценил ситуацию, несясь вниз по улице. Если здесь сразу начнут, успею еще и туда. Власенкина лавочка, как и ожидалось, уже едва виднелась из-за облепившего ее роя. Но выглядело все как-то странно: меж толпой и полуподвалом оставалось весьма почтительное расстояние. Подбежав поближе и перейдя на шаг, Ахмет с неприятным удивлением обнаружил, что стоящая у подъезда синяя тентованная газель стоит отнюдь не просто так. Ее споро грузили какие-то здоровые парни, а толпу на расстоянии держали внушительные дробовики Власенки и еще одного, столь же серьезно выглядевшего мужика. Шум над толпой висел уже несколько иной тональности; уверенности, как у хлебного, не было и в помине. Да. Два уверенных пацана с дробовиками — и полтораста рыл тут же вспомнили о цивилизации. Однако молодец Власенко. Ахмет развернулся и побрел назад, к двадцать пятому. Попадаться Власенке на глаза с мешком за плечами не хотелось: они давным-давно знали друг друга. Тем более, что у двадцать пятого уже, похоже, начиналось…

День этот, самый долгий из всех дней его предшествующей жизни, закончился часам к четырем. Сил больше не было; втащив по ступенькам волоком последний короб, потный Ахмет сполз по закрытой двери на затоптанный пол прихожей. Жена, помня его бешенство по поводу малейших задержек во время разгрузок, предпочла на глаза не попадаться — отперев, сразу же вернулась в комнату разбирать добычу. Блин, совсем зашугал бедную бабу. Истыканное локтями сограждан, тело потихоньку освобождалось от адреналиновой узды, выпущенной, наконец, неумолимым и алчным Новым. Во как… Антиресные дела, товарищ Ахметзянов… Это сколько мы сегодня с вами перетаскали? Надо у бабы спросить. Позвал жену. Попить еще, да сигаретку…

— Воды кружку налей, да сигаретку прихвати. Че-то встать не могу.

— Забыл? Воду вчера допили. Вот тебе чай холодный.

— Хоть так… Ух, хорошо…

Жена присела на последний короб, по-деревенски сложив руки на коленях. Стерла пот с Ахметзяновского лба.