Тайна лорда Листердейла - Кристи Агата - Страница 46

Это был голос непонимающего, удивленного ребенка.

И вот Тоска снова бросается на колени с мольбами, которые прерываются появлением сыщика Сполетты. Тогда она, опустошенная, умолкает, и Скарпиа произносит свои роковые слова, исполненные тайного смысла. Сполетта выходит. Наступает драматический момент, когда Тоска, подняв дрожащей рукой бокал вина, замечает лежащий на столе нож и прячет его за спиной.

Скарпиа, во всей своей зловещей красоте, воспламененный страстью, восклицает:

Ответом ему служит молниеносный удар кинжалом и мстительный звенящий голос:

Никогда еще Незеркофф не вкладывала столько чувства в эту сцену мщения. Зловещий шепот:

Muori dannato![39] и затем странный, спокойный голос, заполнивший театр:

Вступает тема смерти, и Тоска, совершая ритуал ставит свечи по обе стороны головы мертвеца, кладет ему на грудь распятие… Задерживается в дверях, окидывая сцену прощальным взглядом… Звучит отдаленный раскат барабанов, и занавес падает.

Неподдельным на этот раз восторгам публики не суждено было, однако, длиться долго. Кто-то выбежал из-за кулис и поспешно направился к лорду Растонбэри. Тот поднялся навстречу и, после короткого разговора, повернулся и поманил сэра Дональда Кальтропа, известного лондонского врача. Почти немедленно тревожная весть распространилась по залу. Что-то произошло.., несчастный случай.., кто-то серьезно ранен. Один из певцов вышел на сцену и объявил, что по причине произошедшего с мосье Бреоном несчастья опера не может быть продолжена.

Тут же прокатился слух: Бреон заколот, Незеркофф потеряла голову, она настолько вошла в роль, что по-настоящему заколола своего партнера. Лорд Лэконми, обсуждавший все это со своим знакомым, иностранным послом, почувствовал, что кто-то коснулся его руки, и, обернувшись, встретил взгляд Бланш Эймери.

— Это не было случайностью, — сказала девушка. — Я знаю. Вы разве не слышали эту историю, которую он рассказал перед обедом про итальянскую девушку? Этой девушкой была Паула Незеркофф. Она сказала тогда, что она русская, и я видела, как удивился мистер Коуэн. Уж он-то прекрасно знает, что родилась она в Италии, хоть и взяла в качестве сценического имени русскую фамилию.

— Милая моя Бланш… — начал лорд Лэконми.

— Говорю вам, я совершенно в этом уверена. В ее комнате лежит журнал, и он открыт на странице с фотографией мосье Бреона в его загородном доме. Она все рассчитала заранее. Уверена, что и бедному итальянцу она что-то подсыпала, чтобы он не смог выйти на сцену.

— Но зачем? — вскричал лорд Лэконми. — Зачем все это?

— Как вы не понимаете? Это все та же история Тоски!

Тогда, в Италии, он возжелал ее, но она любила другого и пришла к нему в надежде, что он спасет ее возлюбленного. Он обещал, что сделает это, а сам дал тому погибнуть.

И вот теперь наконец она отомстила. Разве вы не слышали, как она сказала: «Я — Тоска!»? Я смотрела в этот момент на лицо Бреона, и, говорю вам: он все понял!

Он узнал ее.

В своей гримерной Паула Незеркофф, набросив на плечи горностаевую накидку, неподвижно сидела в кресле. В дверь постучали.

— Войдите, — ответила она.

Появилась Элиза. Она всхлипывала.

— Мадам, мадам, он умер! И еще…

— Да?

— Не знаю, как вам и сказать, мадам. Там два джентльмена, они из полиции, и они хотят вас видеть.

Паула Незеркофф поднялась и выпрямилась во весь свой рост.

— Я выйду к ним, — спокойно сказала она.

Она сняла с шеи жемчужное ожерелье и вложила его в руку девушки.

— Это тебе, Элиза. Ты хорошая девушка. Там, куда я иду, мне это не понадобится. Ты понимаешь, Элиза? Мне не дадут больше спеть Тоску.

Она постояла немного у дверей, окидывая взглядом гримерную, словно оглядываясь на последние тридцать лет своей жизни.

Затем медленно и раздельно процитировала последнюю строчку из другой оперы:

«La commedia e finita!».[41]