Смерть в облаках - Кристи Агата - Страница 37

Фурнье молча, неохотно согласился, и они с Джейн направились в ресторан.

— Ну, — с любопытством спросила Джейн, — какова же она из себя?

— Немного выше среднего роста, смуглая, курчавая, острый подбородок...

— Вы говорите точно так, как пишут в паспортах, — усмехнулась Джейн. — Мой паспорт просто оскорбителен. Весь состоит из слов «средний» и «обычный». Нос — средней длины; рот — обычный; лоб — обычный; подбородок — обычный.

— Но глаза — не обычные, — сказал Фурнье.

— Они серые, это не особенно восхитительный цвет.

— Кто вам сказал, мадмуазель, что это не восхитительный цвет? — лукаво спросил Фурнье. Джейн рассмеялась:

— Вы необыкновенно умело владеете английским! Но расскажите мне еще об Анне Морисо. Она красива?

— Assez bien, осторожно ответил Фурнье. — И она не Анна Морисо. Она Анна Ричардс. Ее муж в Канаде или где-то в Америке. Он рассказал Джейн о жизни Анны. Как раз когда он заканчивал свое повествование, к ним присоединился Пуаро. Выглядел он слегка удрученным.

— Ну что, mon cher? — спросил Фурнье.

— Я разговаривал с начальницей — матушкой Анжеликой. Знаете ли, это романтично — трансатлантический телефон! Поговорить вот так запросто с человеком, находящимся чуть ли не по другую сторону земного шара...

— Фотография, переданная по фототелеграфу, — это тоже романтично. Наука — величайшая из романтик. Но вы сказали?..

— Я разговаривал с матушкой Анжеликой. Она подтвердила в точности все сказанное миссис Ричарде о жизни в «Институте Марии». Она совершенно искренне рассказала о матери, уехавшей из Квебека с французом, заинтересованным в торговле вином. Мать Анжелика была успокоена тем, что Жизель не будет оказывать воздействия на ребенка. По мнению Анжелики, путь, на котором тогда стояла Мари-Жизель, вел вниз. Деньги высылались регулярно, но Жизель никогда не искала встречи.

— Фактически, ваш разговор был повторением всего сказанного сегодня утром.

— С той только разницей, что обо всем говорили более подробно.

Анна Морисо покинула «Институт Марии» шесть лет назад; стала маникюршей; затем работала горничной у какой-то леди и в конце концов уехала с ней из Квебека в Европу. Письма она писала не часто, обычно матушка Анжелика получала от нее известия раза два в год. Когда она прочла в газете сообщение о дознании, то подумала, что Мари Морисо, по всей вероятности, та самая...

— А как насчет мужа? — спросил Фурнье. — Теперь мы знаем, что Жизель была замужем, он мог быть главным...

— Я подумал об этом. Это и было одной из причин моего звонка. Подлец Джордж Леман был убит в первые дни войны.

Пуаро помолчал, затем, запинаясь, проговорил:

— Что же я только что сказал?.. Не последние мои слова... раньше... по-моему, я, сам того не ведая... сказал что-то значительное.

Фурнье, как мог, повторил суть замечаний Пуаро, но коротышка-бельгиец неудовлетворенно качал головой.

— Нет... нет... не то. Ну, ладно, не беда! — Они окончили завтрак, и Пуаро предложил пройти в холл, выпить по чашечке кофе. Джейн протянула руку за сумкой и перчатками, лежавшими на столе. Взяв их, она слегка поморщилась.

— Что случилось, мадмуазель?

— Пустяки, ничего страшного, — улыбнулась Джейн. — Мешает сломанный ноготь. Надо его подпилить.

Пуаро внезапно опустился на стул.

— Nom d'un... nom d'un... — сказал он спокойно Джейн и Фурнье удивленно глядели на него.

— Мсье Пуаро! — воскликнула Джейн. — В чем дело?!

— А в том, — ответил Пуаро, — что я вспомнил, почему мне знакомо лицо Анны Морисо! Я видел ее раньше... в самолете, в день убийства. Леди Хорбари посылала ее за пилочкой для ногтей!.. Анна Морисо была горничной леди Хорбари!..

Глава 25

«Боюсь, что...»

Неожиданность совершенно ошеломила троих людей, сидевших вокруг стола, за которым проходил завтрак. Открывалась совершенно новая сторона дела! Ведь до сих пор предполагалось, что Анна Морисо — человек, не имеющий ни малейшего отношения к трагедии! Но, оказывается, она была на месте преступления. Прошло несколько минут, прежде чем каждый смог привести в порядок свои мысли. Пуаро, зажмурившись, делал руками какие-то безумные жесты, лицо его исказила напряженная гримаса.

— Минутку... минутку... — умоляюще бормотал он. — Мне нужно подумать, изменит ли все это мои представления о деле! Нужно подумать... Я должен вспомнить... Тысяча проклятий моему животу! Я был занят только моим желудком!..

— Так, выходит, она была в самолете.. — вслух думал Фурнье. — Кажется, я начинаю понимать.

— Да, я помню, — сказала Джейн. — Высокая такая, смуглая девушка. — Она прикрыла глаза, напрягая память. — Леди Хорбари назвала ее... Мадлен.

— Совершенно верно, Мадлен, — произнес Пуаро.

— Леди Хорбари еще послала ее в конец самолета за шкатулкой, алой шкатулкой...

— Вы хотите сказать, — медля, спросил Фурнье, — что эта девушка... прошла мимо кресла, в котором... сидела ее мать? Мотив. И удобный случай... Да, все так, — вздохнул он. Затем с неожиданной горячностью, совершенно противоречащей обычному состоянию его умиротворенной меланхолии, инспектор грохнул кулаком по столу: — Но, parbleu! Почему никто не заявил об этом раньше? Почему ее не включили в список подозреваемых?

— Я же говорил вам, мой друг, — устало сказал Пуаро. — Это я все позабыл из-за моего несчастного живота!..

— Да, да, вполне понятно. Но были и другие животы, не затронутые, — у стюардов, у пассажиров!

— Думаю, — робко заметила Джейн, — все оттого, что самолет тогда только вылетел из Ле Бурже и Жизель была жива и здравствовала еще около часа. Похоже, что ее убили гораздо позже.

— Любопытно, — вновь задумчиво тянул Фурнье, — Может... замедленное действие яда? Такое случается...

Пуаро тяжело вздохнул и уронил голову на руки.

— Мне надо подумать. Надо подумать. Неужели все мои соображения абсолютно неправильны?

— Случается, mon vieux, — утешил Фурнье, — и со мной такое бывало. Возможно, случилось и с вами. Иногда приходится подавлять самолюбие и приводить в порядок мысли.

— Да... — согласился Пуаро. — Я, очевидно, уделял слишком много внимания одной вещи. Уверовал, что смог найти определенный ключ, и исходил из этого я решении. Но если я с самого начала ошибался, если эта вещь попала туда случайно, то я должен признать, что был не прав. Должно быть, все так было, как вы говорите. Правда, замедленное действие яда — это явление необычное, даже, можно сказать, невозможное. Но там, где дело касается ядов, всякое случается, Надо, видимо, принять во внимание также идиосинкразию...

Пуаро умолк, обдумывая случившееся.

— Мы должны обсудить дальнейший план, — сказал Фурнье. — В данный момент, я полагаю, было бы глупо возбуждать подозрения у Анны Морисо. Она совершенно уверена, что осталась неузнанной. Ее честные намерения приняты. Мы знаем, в каком отеле она поселилась, и можем поддерживать с ней связь через мэтра Тибо. С законными формальностями всегда можно помедлить. Нами установлены два пункта: мотив и благоприятный случай. Пока что мы должны только принимать на веру то, что у Анны Морисо был змеиный яд. Вопрос также остается открытым в отношении некоего американца, который якобы был в Париже и подкупил Жюля Перро. Возможно, это был Ричардс, муж Анны. У нас ведь только и доказательств, что ее слова о том, что он, мол, в Канаде.

— Вы говорите — муж?.. Да, муж... О постойте, постойте! — Пуаро стиснул пальцами виски. — Все неправильно,.. — забормотал он. — Надо заставить мысль работать методично и последовательно! А я слишком спешу с выводами. Наверное, если... если мои первоначальные предположения были верны... Или неверны... — Он надолго замолчал, затем опустил руки, сел очень прямо и принялся симметрично расставлять две вилки и солонку.

— Давайте рассуждать, — предложил он наконец. — Анна Морисо или виновна, или невиновна. Если она невиновна, то почему солгала? Почему скрыла тот факт, что была горничной леди Хорбари?