Смерть приходит в конце - Кристи Агата - Страница 33

Хенет принесла ему еду и с трудом уговорила поесть.

– Тебе нужно поддерживать свои силы, Имхотеп.

– Зачем? Кому нужны эти силы? Ипи был сильным, сильным и красивым – а теперь он лежит мертвый… Мой сын, мой горячо любимый сын! Последний из моих сыновей.

– Нет, нет, Имхотеп, у тебя есть еще Яхмос, твой добрый Яхмос.

– Как долго он проживет? Он тоже обречен. Мы все обречены. Что за несчастье обрушилось на наш дом? Я и представить себе не мог, что ожидает нас, когда привел в свой дом наложницу. Ведь я поступил по обычаю, одобренному людьми и богами. Я почитал эту женщину. За что же мне такая кара? Или это месть Ашайет? Она не хочет даровать мне прощения? Она не вняла моему посланию, ибо беда не покидает наш дом.

– Нет, нет, Имхотеп, не говори так. Прошло еще совсем немного времени с тех пор, как урну с посланием поставили в поминальном зале. Разве мы не знаем, как долго вершатся у нас дела, требующие правосудия? Как их без конца откладывают в суде при дворе правителя и как еще дольше приходится ждать, пока они попадут в руки визиря? Правосудие вершится медленно и в царстве живых, и в Царстве мертвых, но в конце концов справедливость восторжествует.

Имхотеп недоверчиво покачал головой. И тогда Хенет продолжала:

– Кроме того, Имхотеп, ты должен помнить, что Ипи не сын Ашайет, его родила тебе твоя сестра Ипи. Станет ли Ашайет так о нем печься? Вот с Яхмосом все будет по-другому. Яхмос поправится, потому что за него похлопочет Ашайет.

– Должен признаться, Хенет, твои слова меня утешают… В том, что ты говоришь, есть правда. К Яхмосу и вправду с каждым днем возвращаются силы. Он хороший, надежный сын, но Ипи, такой отважный, такой красивый… – И Имхотеп снова застонал.

– Увы! Увы! – с участием всхлипнула Хенет.

– Будь проклята эта Нофрет с ее красотой! И зачем только довелось мне ее увидеть!

– Сущая правда, господин. Настоящая дочь Сета, я сразу поняла! Обученная колдовству и злым наговорам, нечего и сомневаться.

Послышался стук палки, и в главные покои, прихрамывая, вошла Иза.

– Все в этом доме с ума посходили, что ли? – иронически фыркнула она. – Что, вам делать больше нечего, как осыпать проклятьями приглянувшуюся тебе бедняжку, которая развлекалась тем, что пакостила и досаждала глупым женам твоих сыновей, потому что они по своей дурости сами ее на это толкали?

– Пакостила и досаждала? Вот, значит, как ты это называешь, Иза, когда из трех моих сыновей двое погибли, а один умирает? И ты, моя мать, еще упрекаешь меня!

– По-видимому, кому-то следует это сделать, ибо ты закрываешь глаза на то, что происходит на самом деле. Выкинь из головы глупую мысль о том, что все это творится по злому умыслу убитой женщины. Рука живого человека держала голову Ипи в воде, пока он не захлебнулся, и та же рука насыпала яд в вино, которое пили Яхмос и Себек. У тебя есть враг, Имхотеп, он здесь, в доме. А доказательством этому то, что с тех пор, как по совету Хори, еду Яхмосу готовит Ренисенб или раб под ее наблюдением, и она сама эту еду ему относит, с тех пор, говорю тебе я, Яхмос с каждым днем обретает здоровье и силу. Перестань быть дураком, Имхотеп, перестань стонать и сетовать, чему в немалой степени поспешествует Хенет…

– О Иза, ты несправедлива ко мне!

– Чему, говорю я, поспешествует Хенет, потому что она либо тоже дура, либо у нее на то есть причина…

– Да простит тебя Ра, Иза, за твою жестокость к бедной одинокой женщине!

Но Иза, угрожающе потрясая палкой, продолжала:

– Соберись с силами, Имхотеп, и начни думать, Твоя покойная жена Ашайет, которая была славной и неглупой женщиной, может, и использует свое влияние на том свете, чтобы помочь тебе, но уж едва ли она сумеет за тебя думать. Надо действовать, Имхотеп, ибо если мы этого не сделаем, смерть еще не раз проявит себя.

– Враг? Враг из плоти и крови в моем доме? Ты вправду этому веришь, Иза?

– Конечно, верю, потому что здравый смысл подсказывает мне только это.

– И, значит, нам всем грозит опасность?

– Конечно. Но не от злых духов или колдовства, а от человека, который сыплет яд в вино или крадется вслед за мальчишкой, возвращающимся из селения поздно вечером, и сует его головой в водоем.

– Для этого требуется сила, – задумчиво проронил Имхотеп.

– По-видимому, да, но я не очень в этом убеждена. Ипи напился в селении пива, плохо соображал, зато был самоуверен и бахвалился не в меру. Возможно, он вернулся домой, с трудом держась на ногах, и, когда встретил человека, который заговорил с ним, не испугался и сам наклонился к воде ополоснуть лицо. В таком случае большой силы не требуется.

– Что ты хочешь сказать, Иза? Что это сделала женщина? Нет, не могу поверить. Все, что ты говоришь, невероятно. В нашем доме не может быть врага, иначе мы бы давно о нем знали. По крайней мере, я бы знал!

– Вражда, которая таится в сердце, не всегда написана на лице.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из слуг или рабов…

– Не слуга и не раб, Имхотеп!

– Кто-то из нас? Или Хори и Камени? Но Хори давно стал членом нашей семьи и заслуживает всяческого доверия. Камени мы почти не знаем, это правда, но он наш кровный родственник и верной службой доказал свою преданность. Более того, сегодня утром он пришел ко мне с просьбой отдать ему в жены Ренисенб.

– Вот как? – проявила интерес Иза. – И что же ты ответил?

– Что я мог ответить? – раздраженно спросил Имхотеп. – Сейчас для этого неподходящее время. Так я ему и сказал.

– А как он к этому отнесся?

– Он сказал, что, по его мнению, сейчас самое время говорить о замужестве Ренисенб, потому что ей опасно оставаться в этом доме.

– Интересно, – задумалась Иза. – Очень интересно… А мы-то с Хори считали… Но теперь…

– Пристало ли устраивать свадебные и погребальные церемонии одновременно? – возмущенным тоном произнес Имхотеп. – Это неприлично. Вся провинция будет об этом судачить.

– Сейчас можно позабыть о приличиях, – возразила Иза. – Тем более что бальзамировщики, по-видимому, поселились у нас навечно. Боги, видно, благоволят к Ипи и Монту – они прямо разбогатели на нашей беде.

– Повысив свои цены еще на одну десятую, – тотчас подхватил Имхотеп. – Какая наглость! Они говорят, что их услуги подорожали.

– Нам бы они могли сделать скидку – мы так часто пользуемся их услугами, – мрачно усмехнулась Иза собственной шутке.

– Дорогая Иза, – в ужасе глянул на нее Имхотеп, – сейчас не время для веселья.

– Вся жизнь – сплошное веселье, Имхотеп, и смерть смеется последней. Разве не так говорят на пирах? Ешьте, пейте и веселитесь, ибо завтра вас уже не будет в живых. Это будто для нас сказано. Вопрос только: кому суждено умереть завтра?

– Даже слушать тебя страшно. Лучше скажи, что делать?

– Не доверять никому, – ответила Иза. – Это первое и самое главное. – И повторила: – Никому.

Хенет принялась всхлипывать.

– Почему ты смотришь на меня?.. Уж если кто достоин доверия, то прежде всего я. Я доказала это долгими годами усердия. Не слушай ее, Имхотеп.

– Успокойся, дорогая Хенет, естественно, тебе я не могу не доверять. Я хорошо знаю, что у тебя честное, преданное сердце.

– Ничего ты не знаешь, – возразила Иза. – И никто из нас не знает. В этом-то вся опасность.

– Ты обвиняешь меня, – ныла Хенет.

– Никого я не обвиняю. У меня нет ни улик, ни доказательств – одни подозрения.

Имхотеп бросил на нее пристальный взгляд.

– Ты подозреваешь – кого?

– Я уже подозревала раз, потом второй, потом третий, – медленно произнесла Иза. – Я буду откровенна. Сначала я подозревала Ипи, но Ипи умер, значит, я ошиблась. Потом я стала подозревать другого человека, но в тот самый день, когда Ипи умер, мне пришла в голову мысль о третьем…

Она помолчала.

– Хори и Камени в доме? Пошли за ними и вызови Ренисенб из кухни. Мне нужно кое-что сказать, и пусть меня слышат все в доме.