И снова пятница, тринадцатое... - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 14

– Мам, ведь я совсем немного опоздал к ужину? Минуточек на десять, не больше? Правда?

– Правда, – не желая продолжать разговор, она повернулась и невозмутимо, как айсберг, проследовала на кухню.

И вовремя – чуткий нос Толика уловил запах горелого. Мамина стряпня здорово подгорела, что тоже было довольно странно – мама гордилась своим умением готовить и в обычной ситуации никогда бы не допустила такого безобразия.

– Сережка, а я маску принес назад! – крикнул парень, надеясь, что хотя бы Сережка не встретит его ледяным равнодушием. – Могу дать поносить до утра!

Братишка не отозвался. Он так мечтал натянуть на голову маску светящегося монстра, постоянно выпрашивая необычную игрушку у Толика, что должен был впасть в бурный восторг от великодушного предложения.

– Ладно. Как хотите. Если мне объявили бойкот, я со смирением приму этот жребий, – бросил в пустоту Толик и направился мыть руки.

Семья давно собралась в кухне. Во главе стола восседал отец – высокий сильный человек с волевым, словно высеченным из камня лицом. По правую руку от него сидела мама – по левую находился стул, предназначенный Толику. Сережка размещался напротив отца. Все молчали и даже не повернулись, когда на кухню заглянул Толик. Перед каждым из членов семьи стояла тарелка, наполненная какой-то дрянью, в которой с трудом можно было опознать наполовину обуглившуюся яичницу.

– Всем приятного аппетита!

Никто не отреагировал на слова старшего сына – все продолжали сидеть неподвижно, глядя как бы сквозь свои тарелки. Подумав, что его действительно решили бойкотировать, мальчишка не стал обострять ситуацию, тихонько скользнул на свое место, взял в руки нож и вилку. Несмотря на то, что настроение у него было отвратительным, Толик здорово проголодался, а потому был готов разделаться даже с подгоревшей яичницей. Но первый же кусок маминой стряпни застрял у него в горле:

– Мам, ты ее посолить забыла! Кстати, где солонка?

Ему не ответили. Странная трапеза была в полном разгаре – мужчина, женщина и ребенок сосредоточенно жевали, не замечая вкуса еды. С тем же самым результатом они могли бы жевать скомканную бумагу или сырую глину. Стараясь делать вид, будто ничем не удивлен, Толик поднялся из-за стола, потянулся к стоявшей на буфете баночке с солью, но едва только попытался посолить свою порцию, получил чувствительный удар по руке.

– Мам, ты что?!

Такого прежде не случалось. Частенько Толика сильно ругали, но ни мать, ни отец никогда не поднимали на сына руку.

– Соль – яд. Она убивает, – с равнодушным видом произнесла женщина и отправила в рот очередной кусок безвкусной яичницы.

Ужин продолжался. Какое-то время Толик пытался следовать правилам странной игры, участником которой он неожиданно стал, но потом не выдержал равнодушных взглядов близких:

– Ладно, признаю – я виноват. Мне нельзя было опаздывать, а тем более тайком ходить в особняк Тимошина. Я виноват кругом, целиком и полностью. Вот моя дурная башка – рубите.

– Без головы ты не сможешь работать, – впервые за весь вечер заговорил отец, и в его голосе не было даже тени иронии. – Это нерационально.

И вновь молчание, лишь позвякивают ложечки о края фарфоровых чашек. Мальчишка недоумевал – только что он «раскололся», сознавшись в таком тяжком преступлении, как посещение заброшенного дома, но родители проигнорировали его чистосердечное признание!

– Я не шучу. Мы с ребятами действительно тусовались в особняке Тимошина, потому я и опоздал к ужину.

– Это мы уже слышали, – спокойно отозвался Сережка и бросил в чашку девятый кусок сахара.

Мама никак не отреагировала на поступок сынишки, да и самому Сережке было, похоже, все равно, что он пил. Он швырял сахар в чай по привычке, машинально, не отдавая себе отчета в своих действиях. Вообще, все, что происходило за столом, больше напоминало фарс, жестокую пародию на обычный семейный ужин.

Отец первым поднялся из-за стола, ушел в свою комнату, за ним последовал Сережка, а мама направилась к раковине мыть посуду. Оставшийся за столом Толик с тревогой наблюдал за ней. Привычные, доведенные до автоматизма действия сейчас выглядели как-то странно. Мама то с яростью терла сверкающую чистотой тарелку, борясь с видимой только ею самой грязью, то смахивала полотенцем остатки горчицы и ставила грязную посуду в сушилку, словно это было в порядке вещей. Такие действия явно не тянули на прикол. Похоже, за время отсутствия Толика в его семье произошло страшное событие, сделавшее всех рассеянными и отрешенными.

– Мам, что случилось? – Мальчик подошел к матери, пытаясь заглянуть ей в лицо.

– Я мою посуду, сын.

– Но, мам…

Их глаза встретились, и потрясенный Толик не смог говорить дальше – глаза женщины были совершенно пустыми и бессмысленными, словно сделанными из дешевого тусклого стекла.

– Мама! Мама!!!

С таким же успехом он мог бы кричать в пустоту. Она продолжала равнодушно мыть посуду, не замечая смятения сына.

Перепуганный Толик вылетел из кухни. Отец сидел возле телевизора, созерцая ответственный футбольный матч, но, судя по равнодушному выражению лица, не испытывал к нему ни малейшего интереса. Он смотрел телевизор лишь потому, что должен был сделать это, а на самом деле, похоже, вообще ни о чем не думал.

Мальчишка не знал, что предпринять, терялся в догадках, пугаясь все больше и больше. «Может быть, им сообщили по телефону какую-то жуткую новость? Или все они отравились каким-то ядом? Что же мне делать? Звонить в «Скорую», вызывать спасателей? Но как им объяснить все это?! Нет, для начала надо разговорить Сережку. Он шустрый, любопытный, смышленый – такой не сможет долго отмалчиваться».

Приняв решение, Толик ринулся в комнату, которую занимал вместе с братом. Сережка неподвижно сидел на кровати, упершись взглядом в стену. Обычно младший братишка и двух секунд не мог усидеть на одном месте, а сейчас был больше похож на восковой манекен, нежели на человека.

– Сережка! – позвал его Толик.

Тот даже не обернулся, продолжая созерцать стену. Оставалось последнее средство, – быстренько достав из рюкзака маску зеленого монстра, Толик натянул ее на голову и неожиданно возник прямо перед носом братишки:

– Я заберу твое сердце!

Никакой реакции – мальчонка не вздрогнул, не рассмеялся, абсолютно игнорируя действия старшего брата. Толик с досадой стянул маску, сел рядом с Сережкой:

– Что с тобой? Может, зубы болят? Подожди-ка… А это что?

Только теперь, находясь рядом с братом, Толик обратил внимание на серую пыль, покрывавшую его светлые волосенки и некогда смешливое личико. Казалось, что Сережка специально напудрил свою физиономию пылью или пеплом. Это озадачило Толика и внушило пока необъяснимый, но достаточно сильный страх. Преодолевая волнение, мальчишка дотронулся до волос брата – на пальце остался заметный серый след.

За свою жизнь Толик Стоцкий просмотрел великое множество ужастиков, а потому, если бы увидел подобную сцену по телевизору, сразу бы сообразил, о чем идет речь. Однако сейчас все происходило не в кино, а на самом деле, с ним и с его братом Сережкой, поэтому фантастические догадки не должны были иметь никакого отношения к реальности. И все же жуткое подозрение, вопреки всему, постепенно перерастало в уверенность…

Понимая, что именно он может увидеть, мальчишка нетвердым шагом вернулся на кухню. Мама заканчивала возиться с посудой, вытирая последнюю тарелку. Толик внимательно посмотрел в равнодушное лицо матери и увидел то, чего уже ожидал, но что так боялся увидеть, – на ее щеках еще сохранились остатки зловещей пыли.

– Так вот что это такое…

Мелькнувшая в душе надежда заставила действовать решительно и быстро. Парень подумал, что, смыв ядовитый порошок, он еще успеет спасти близких ему людей. Толик ворвался в комнату, схватил мальчонку за руку и силой поволок его в ванную комнату. Потом он долго тер мылом Сережкину мордашку, смывая дьявольское зелье. Наверняка в глаза братишки не раз попадало мыло, но он терпеливо сносил все действия старшего брата, а когда помывка закончилась, гнусавым голосом спросил: