Расскажи, как живешь - Кристи Агата - Страница 3

Фасон я отстояла! Теперь осталось выбрать цвет, один из новомодных оттенков с пленительными названиями, как то: цвета глины, ржавчины, тины, асфальта, пыли и т. д.

Еще несколько мелких покупок, которые, нутром чую, будут совершенно бесполезными или втянут меня в какую-нибудь историю. Ну, вот, например, дорожная сумка на «молнии». Теперь просто никуда не деться от этой коварной застежки. Блузки застегиваются на «молнию» под самый подбородок, юбки расстегиваются с помощью «молнии» – до самого пола, лыжные костюмы, те вообще состоят из одних «молний». Даже вечерние платья украшены многочисленными вставками из «молний» – в качестве отделки! Спрашивается, чего ради! Что может быть опаснее «молнии», способной отравить вам всю жизнь и навлечь на вас куда больше неприятностей, чем обычные пуговицы, кнопки, пряжки и крючки с петлями!

Еще на заре «эры Молнии», моя мама, пленившись этой изысканной новинкой, заказала себе парочку корсетов, которые застегивались на упомянутое изобретение. Последствия оказались просто плачевными. Мало того, что застегнуть корсет на «молнию» стоило страшных мук; расстегнуть его вообще не удавалось. Избавление от такого корсета превращалось в хирургическую операцию, а если учитывать викторианскую скромность моей матушки, то понятно, что она вообще рисковала остаться навеки в него замурованной.

Именно с тех пор я отношусь к «молниям» с подозрением, чтобы не сказать больше. Но выясняется, что все дорожные сумки теперь на «молниях»!

– Все старомодные застежки давно вышли из употребления, мадам! – сообщает продавец, глядя на меня с нескрываемой жалостью. – Смотрите, как просто! – Он показывает.

Уж куда проще, но ведь сумка пока пустая…

– Ну что ж, – обреченно вздыхаю я. – Придется идти в ногу со временем, – и не без дурных предчувствий выписываю чек.

Итак, теперь я – обладательница суперсовременной дорожной сумки! Кроме того, у меня имеются жакет и юбка, достойные жены «строителя империи», и почти приличная шляпа. Но мне предстоит запастись еще множеством всяких мелочей! Я отправляюсь в отдел канцелярских товаров.

Здесь я покупаю несколько авторучек и стилографов – по опыту знаю, что авторучка, которая ведет себя вполне прилично в Англии, попав в пустыню, воображает, что теперь ей все дозволено, и пускается во все тяжкие: либо обливает меня чернилами с головы до ног, а заодно блокнот и все, что оказывается поблизости, либо вообще отказывается писать, оставляя на бумаге лишь бесцветные царапины. Я покупаю также два обычных скромных карандаша. Они, слава Богу, менее капризны, разве что иногда неведомо куда исчезают, но тут всегда можно найти выход В конце концов, для чего в экспедиции архитектор[3]? У него и одолжу, в случае чего, карандашик.

Теперь – часы, целых четыре штуки. Пустыня часов не щадит. Три-четыре недели – и очередные часы отказываются выполнять свою рутинную работу. Время, решают они, – категория философская, и, соответственно, либо останавливаются раз восемь в сутки – минут на двадцать, либо убегают невесть на сколько, либо и то и другое попеременно, – и наконец останавливаются окончательно. Тогда я извлекаю из коробочки очередные, потом третьи… И еще не менее шести штук – на случай, если муж скажет:

«Одолжи-ка мне одни из своих часиков, я подарю их нашему бригадиру».

Наши арабские бригадиры хоть и замечательные люди, но ни наручные часы, ни огромные будильники не в состоянии уцелеть в их могучих руках. А правильно определить время – задача для них почти непосильная, требующая титанического умственного напряжения. Сколько раз я видела, как они, держа часы вверх ногами, с мучительным напряжением вглядываются в циферблат, тщетно пытаясь определить, который час. Заводят же они эти деликатные механизмы с таким рвением, что редкая пружина выдерживает!

В общем, к концу экспедиции приходится пожертвовать всеми часами. Так что закупка четырех часов (плюс к шести уже купленным) вполне оправданна.

Упаковка!

Тут каждый действует по своим правилам. Одни начинают паковаться за неделю-две до отъезда. Другие швыряют в чемодан несколько тряпок за полчаса до поезда. Среди путешественников попадаются такие аккуратисты, им не лень упрятать каждую вещичку в оберточную бумагу. Но есть и такие, кто просто сваливает все вещи в кучу, не удосужившись хоть как-то их разложить! Одни вечно забывают дома самое необходимое, а другие тащат с собой уйму совершенно не нужных предметов.

О своих сборах в археологическую экспедицию могу сказать лишь одно: книги, книги, книги… Извечный и поистине жизненно важный вопрос: какие книги взять обязательно, какие – желательно, для каких книг еще найдется место в чемоданах и, наконец, какие книги – о горе! – придется оставить дома. Я твердо убеждена, что все археологи тащат с собой максимальное количество чемоданов, которое пассажирам дозволено брать с собой в вагон. Они забивают эти чемоданы книгами, потом со вздохом глубокого сожаления изымают несколько фолиантов и на их место втискивают рубашки, пижаму и носки.

Заглядываю в комнату Макса: впечатление такое, что книги заполнили собой все пространство. Среди переплетов и золотых обрезов с трудом нахожу озабоченное лицо Макса.

– Как ты думаешь, – спрашивает он, – это все поместится в чемоданы?

Ответ настолько очевиден, что просто жестоко произнести его вслух.

В полпятого вечера Макс является в мою комнату и с надеждой спрашивает:

– А в твоих чемоданах не осталось местечка?

По опыту знаю, что нужно твердо сказать «нет». Секундное колебание – и я слышу роковую фразу:

– Тогда возьми к себе парочку, ладно?

– Чего, книг?

Макс удивляется:

– А чего же еще?

Он рысью бросается к себе, приволакивает два толстенных тома и плюхает их поверх костюма супруги «строителя империи», который красуется уже почти под самой крышкой чемодана. Я издаю крик протеста, но поздно.

– Чепуха! – говорит Макс. – Здесь еще полно места!

И давит на крышку, которая решительно не желает закрываться.

– Чемодан и сейчас полупустой, – бодро заявляет Макс, но, к счастью, его внимание привлекает второй чемодан, из которого торчит край пестрого льняного платья.

– Что это? – спрашивает он.

– Платье! – сурово отвечаю я.

– Любопытнейший орнамент! – говорит он, – Это же символы плодородия!

Да, непросто быть женой археолога! Даже самому безобидному на вид узору они дадут научное обоснование!

В полшестого вечера Макс неожиданно заявляет, что ему надо купить несколько рубашек, носки и еще кое-какие мелочи. Он возвращается через сорок пять минут, полный негодования, так как магазины почему-то закрылись в шесть. Когда я говорю ему, что они всегда так закрываются, он приходит в искреннее изумление. Теперь ему ничего не остается, как заняться разборкой бумаг.

В одиннадцать я отправляюсь спать, а Макс продолжает исследовать залежи на письменном столе (с которого мне запрещено под страхом смерти даже вытирать пыль). Он с головой зарылся в записи, статьи, брошюры, письма, в листочки с рисунками черепков. Здесь же навалены груды самих глиняных черепков с номерами и множество спичечных коробков, в которых хранятся не спички, а древние бусины.

В четыре часа ночи Макс с ликующим видом вваливается ко мне в спальню с чашкой чаю в руке – только для того, чтобы сообщить, что наконец нашел ту чрезвычайно интересную статью о раскопках в Анатолии, которую не мог отыскать с прошлого июля. И добавляет, как бы между прочим, что очень надеется, что не разбудил меня.

Я кротко отвечаю, что, конечно, он меня разбудил и за это пусть теперь тащит чай и мне!

Возвратившись со второй чашкой, мой дорогой муж небрежно добавляет, что при разборке бумаг наткнулся на кучу неоплаченных счетов, которые, как ему казалось, он давно оплатил. Я утешаю его – со мной такое случалось сплошь и рядом. Мы оба немного раздосадованы этим весьма печальным обстоятельством.