Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 63

А почему этот Андрей часов не носит? Как же он время-то узнает? Любопытная деталь, и потому Турецкий запомнил ее: вдруг когда-нибудь пригодится. И старую свою свечу, отданную Андреем, на ладони подержал и в карман сунул.

Времени до встречи оставалось уже немного, и Турецкий решил не подниматься к себе, а подождать у подъезда, в машине, и угадать гонца. Но угадывать, оказалось, не было нужды. Вскоре во двор въехал обычный милицейский «уазик», из которого выскочил парень в камуфляжной форме с пакетом в руке. Турецкий выбрался из машины и пошел ему навстречу.

— Привет! От Емельяненко?

— Вы Турецкий? Документ, пожалуйста. — И, прочитав удостоверение, вернул его и протянул пакет. — Товарищ полковник сказал, что с этими документами вы можете поступать по своему усмотрению.

— Передай Никите Семеновичу мою признательность. До свиданья.

Парень вскинул ладонь к пятнистой кепке и побежал к «уазику». А Саша сел в машину и на сиденье сбоку раскинул веером полтора десятка хороших фотографий. Да-а… Для неопытного взгляда — практически все как бы на одно лицо: черные, заросшие, горбоносые. Дьявол их разберет. Саша вздохнул, понимая всю бессмысленность своего предприятия, но ведь ничего другого и не оставалось. И поэтому он выехал со двора, решив тем самым для себя и еще одну, прямо скажем, немаловажную проблему: где оставлять на ночь автомобиль. Здесь, значит — обнаружить свой адрес, которого Бай может пока и не знать. А если в машине что-то вмонтировано этим умельцем Андреем, — «жучок»-то наверняка, но мог и на «таблетку» расстараться, — и где-то далеко позади за Турецким кто-то следовал. В этом случае отыскать автомобиль, а следовательно, и его владельца для мастера своего дела труда не составит. Но ведь провела же Славкина машина ночь у соседей — и ничего. Будем надеяться, и с этой неприятностей не случится…

Восемь часов — в июле не вечер. Компанию игроков Саша обнаружил на прежнем месте. «Козлы» стучали «костями». Увидев Турецкого, вроде бы даже обрадовались разнообразию. Быстро освободили середину стола, и Саша аккуратно, будто игральные карты, разложил пятнадцать фотографий. Рукой показал: прошу!

Сперва мужики рассматривали их, не прикасаясь, затем стали по одной брать в руки, передавать друг другу. Только Василий Васильевич заметно скучал.

— Ну так что? — спросил наконец Саша, когда любопытство игроков было удовлетворено.

— Это не те, — лениво сказал служащий РЭУ.

— Точно?

— Ага. У одного из моих нос был так, — Василий Васильевич словно погрозил себе кулаком, — как у боксера — сплющенный. А енти все горбатые. А у другого — залысины, аж вон туды, — он ткнул себя пальцем чуть не в макушку.

«Молодец, — подумал Турецкий. — Вот и фотороботы…»

— А еще у обоих шеи небритые, а бород, как у ентих, нет.

— Хорош у вас глаз, — похвалил Турецкий, и его похвала понравилась.

— Это точно, — подхватил сосед. — У Васи — ватерпас. Плотничает ведь он.

— Ну а росту они какого? — продолжил Турецкий.

— Росту-то? — Плотник встал и как бы прикинул на себе. — Да поболе мене будут. О! — он сделал характерный жест, вероятно, у всех русских мужиков обозначающий лишь одно: бутылку, — Сантиметров двадцать. На сто восемьдесят, стало, потянут

— Ну, Вася! — восхитился все тот же сосед. — Тебе в сыщиках только и работать!

— А то!

— Ладно, мужики, спасибо вам, помогли, — Саша сгреб фотографии в конверт и поднялся, — И еще одна просьба, если позволите.

— Валяй, начальник, — разрешил польщенный Вася.

— Машину тут до утра могу свою оставить?

— А она у те не кричит?

— Нет, — засмеялся Турецкий, — спокойно спит.

— Ну и нехай себе спит, приглядим, если что. Бывай!

Все. Кончились дела. Оставались одни сплошные приятности. Но беседа с Баем так вымотала, что уже не хотелось решительно никаких удовольствий. Даже более или менее утонченных. Домой хотелось. В раскаленную и непроветренную квартиру. К пустому холодильнику и безмолвному телефону.

Чай еще есть. И сахар. Для легкого ужина вполне достаточно. К тому же и обед еще не переварился. Но какую-нибудь булочку купить, конечно, можно. Однако лучше парочку бутылок холодного пива. Решено.

Саша привычно сделал круг, заметая следы, потом быстрым шагом прошел через соседний двор, оглядываясь, нет ли хвоста. На выходе в киоске взял две бутылки «Баварии» — гулять так гулять, — и буквально вбежал в свой двор и подъезд. Чисто. Никого.

Дома было хорошо, потому что это был дом.

Саша швырнул куртку, прошел в комнату, включил телевизор и, рухнув на свой диван, пробкой о пробку открыл одну бутылку и тут же сунул горлышко, обросшее душистой горьковатой пеной, в рот. Вспомнил, как ловко, двумя пальцами, срывал пробки Андрей. Лихой мужичок… Интересно, что ж он все-таки поставил?..

Вопрос: ехать в гости или нет — не стоял. А звать «девушку» к себе в гости, на что она бы мгновенно согласилась, не хотел. Просто здесь был его дом, и этим все сказано. Мужик, как утверждает народный фольклор, ходит на сторону. А сейчас «идти» не хотелось. Помимо всего прочего, такой поход заставлял бы его брать на себя новые обязательства, которых, оказывается, уже и так набралось немало.

Карина, конечно, обидится, но, может быть, и поймет. Славке позвонить? Он ведь ждет результата. И Костя тоже ждет. Но с Костей проще: завтра утром и так предстоит подробный доклад. И если все ему выложить сейчас, то что же он завтра станет делать? О чем думать? Или предоставить начальству ночь для размышлений? Нет, сказать, что все в порядке, надо, а то не заснет.

Саша допил пиво и пошел к телефону.

Раздались длинные гудки, а затем, как сам собой разумеющийся, вопрос:

— Ну?

Улыбнувшись, Саша сказал:

— Я дома, все в порядке. Подробности письмом. Головорезов не признали.

— Понял, — спокойно сказал Меркулов. — Молодец. Отдыхай.

И повесил трубку. Тоже молодец.

Грязнов был многословнее. Выслушав чуть более подробный доклад приятеля, он сказал, что информация интересная и надо подумать.

— Подумай, — предложил Турецкий. — Вся ночь впереди. Гости вам не надоели?

Вопрос был, конечно, так себе, слишком уж прозрачный. Даже Грязнов с ходу уловил его смысл.

— Ты в размышлениях?

— Как тебе сказать?..

— Она еще днем уехала.

— Надеюсь, довольная?

— А сам как думаешь?

— Женщина, старик, загадка. Особенно красивая.

— Где вычитал?

— Один — один! — засмеялся Саша.

— Значит, квиты. Черкни где-нибудь: девять — два — один, семьдесят пять — семнадцать. Вдруг понадобится.

— Спасибо, ты настоящий друг, как сказал бы Константин Дмитриевич Меркулов.

— Не стоит благодарности. Спокойной ночи.

— Погоди! Ты звонил по поводу мадам?

— Ее перевезли, она уже может разговаривать. Но порядки там жесткие, и я буду в отделении ровно в десять.

— Вот теперь и вам с Ниной Галактионовной спокойной ночи. И моя глубокая признательность.

Саша снова завалился на диван, скинув ботинки и брюки. Рубашка давно висела на спинке стула. Надо бы ее в корзину — воротник серый от грязи. Так ведь и не напасешься!..

Допив вторую бутылку, он снова пошел к телефону. Пока валялся и бездумно пробовал следить за какой-то хреновиной на экране телевизора, вдруг совершенно отчетливо, буквально до осязания, увидел рядом с собой великолепное тело Карины. Ну вот, уже и глюки пошли. Первая мысль: а почему бы и нет? И сразу, как отрезвление, — надо срочно позвонить.

Но набрал он номер вовсе не Карины, которая наверняка в данную минуту гипнотизировала телефонный аппарат, а дежурного по МУРу. Турецкий официально представился, он был уверен, что и дежурный его знает. Спросил, есть ли что-нибудь по делу Ованесова. Дежурный сразу понял, о чем речь, и сказал:

— Срочно позвоните Романовой.

Вот так! А тут, понимаешь, глюки…

Шурочка была более кратка, чем обычно:

— Сегодня днем, Сашка, из краснопресненского изолятора сбежал Погосов. Обстоятельства выясняются. Не знаю уже, каким местом они там думают! А, шоб воны все!.. Ладно, отдыхай. Завтра начнется нервотрепка…