Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 61

— Какие известия от Никиты?

— Из Москвы в тринадцать ноль-ноль вышел реанимобиль, обратно пойдет в сопровождении оперативки. Ночью больше происшествий не было. Утром открыла глаза, но больше никаких… Похоже на амнезию. Через день-другой, может, память восстановится. Завтра к ней можно будет съездить, после утреннего обхода. Охрана и все прочее обеспечено.

— Да, — уважительно покачал головой Турецкий, — с Никитой пообщаешься, языком военных реляций заговоришь поневоле. Впрочем, краткость — сестра таланта. По тебе видно. Ставлю пять с плюсом. А ты, Нинуля, молодец, ишь, как вышколила мужика!

— Главное, чтоб он слушал… — вздохнула она скорбно.

— Ну, — развел руками Турецкий, — ты уж всего сразу хочешь!

— Все хотят, Саша, — усмехнулась Нина.

Каждый из них вел свою партию, насквозь видел ее абсолютную фальшь, но не отказывался от предложенных правил игры. Бай был гостеприимным хозяином, к которому случай занес дорогого гостя, и появилась приятная возможность показать все, чем богат и рад. Турецкий играл роль туповатого и вежливого провинциала, поднятого наверх милостивой судьбой и теперь пользующегося любой возможностью для установления контактов с сильными мира сего. Разница была лишь в том, что Саша уже представлял себе Бая, хотя бы и в общих чертах, в то время как Бай лишь нащупывал к нему подходы.

Бай провел гостя по всему дому, показал великолепную биллиардную и библиотеку в подвале. Мимоходом открыл дверь в просторную кладовую, где на стеллажах, до самого потолка, лежали бутылки, привезенные из-за границы: редчайшие коньяки, водка, виски, вина. Бай был искренним, открыто демонстрируя свои пристрастия. Сказал, что мог бы предложить в данный момент любое по большому мировому каталогу, но, увы, гость за рулем.*Значит, в следующий раз. И Турецкий согласно кивал: конечно, в следующий, и он не за горами, и обязательно найдется повод… А Виталий Александрович продолжал демонстрировать свои привязанности, как бы постоянно подчеркивая, что он никуда бежать больше не собирается, что он чист перед Россией, и все это, в конце концов, достанется ей же — Родине. Ибо в свитом гнезде вряд ли уже прозвучат голоса птенцов… А как на сей счет у Александра Борисовича? Ах, дочь? Поди, чудо природы? А как же — истинное чудо…

30

И кабинет свой показал Бай, и обширную столовую, и спальню на втором этаже, и иные, так называемые гостевые, комнаты. Друзья навещают, остаются — кто баньку принять. кто просто побродить при луне по дорожкам, помнящим шаги Бориса Леонидыча Пастернака или короткие нетрезвые пробежки Саши Фадеева. Да вот и храм Божий, а при нем знаменитое кладбище. А иной раз можно и живого классика встретить, из коих одни — старинные дачи перестраивают, другие— кур разводят, прости Господи. И все это доброжелательной скороговоркой: не поймешь, в шутку ли, всерьез?

И всюду, по всему дому, во всех его помещениях — картины. Большие, маленькие, некоторые — совсем крохотные, но вставленные в широкие и глубокие рамы: будто маленькие окошки в совсем непохожий, несуетный мир. Попутно назывались имена — русские и иностранные. Турецкий ахал со сдержанным восторгом, что ясно указывало на то, что на самом деле эти имена тупому следователю ничего не говорили, а ахает он исключительно из приличия и желания продемонстрировать свой более высокий интеллектуальный уровень — тип поведения людей амбициозных и, в сущности, ограниченных. Это Бая успокаивало, точнее, давало возможность упиваться собой и далее. Он уже верил, что поражал простака, и это было очень даже на руку Турецкому.

Наконец экскурсия закончилась, уселись в креслах на веранде. Помощник, как Бай представил Андрея — Саша без труда его вычислил: у Карины оказался меткий глаз, — принес ледяного боржоми, высокие хрустальные бокалы, открыл и наполнил хрусталь благодатной, ударившей в нос шипучкой. Чудо, восторг! Турецкий не сдерживал эмоций, что приводило Бая в восторг: черт его в конце концов, может, еще пронесет?..

Но настал момент, когда хочешь или не хочешь, однако надо переходить к сути: какая же тебя все-таки принесла-то нелегкая? Вопрос, конечно, прозвучал много мягче и тактичнее, но, даже поставленный в самой благожелательной форме, он как бы вернул Турецкого на землю и превратил снова из восторженного почитателя в туповатого чинушу.

— Да вот-с… — тянул он начало, не зная, как половчее задать нехорошие и такие неуместные после всего показанного вопросы.

Видит Бог, Бай охотно пришел бы на помощь, чтобы упростить обстановку, если бы знал, о чем пойдет речь…

Несколько раз специально подчеркнув, что он попросту, без протокола, едва ли не в приватном, как говорится, порядке, Турецкий наконец вроде бы нашел подходящую интонацию. И перво-наперво поинтересовался, в каких отношениях Бай с неким Богдановым. Турецкий даже для верности заглянул в свою записную книжку — не ошибся ли с фамилией.

Бай немедленно сказал, что ответит с удовольствием, но хотелось бы знать, в какой связи вопрос., э-э?..

Приняв достаточно важный вид, Турецкий сообщил, что вопрос стоит в связи с предполагаемым преступлением, в котором, по мнению следствия, может быть замешан Богданов. Бай сделал такие большие глаза, что и дурак поверил бы ему. «Поверил» и Турецкий. Признавая, что разговор доверительный, он изложил версию покушения на убийство — при этих словах Бай словно насторожился, — в совершении которого и подозревался Богданов. Параллельно с этим делом расследуется и дело о захвате заложницы, коей является дочь Константиниди, одновременно состоящая в браке с упомянутым Богдановым. Возможно, следствие располагало бы совсем иными фактами, если бы Богданов был налицо. Однако он отсутствует, и следствие не располагает никакими данными о его местонахождении. Вот эдакий пассаж! Кушайте на здоровье…

Закончив речь, Турецкий с интересом уставился на Бая. Но тот не понимал или делал вид, что не понимает, чего от него-то хотят такие «умные» следователи?

И тут Турецкий «раскрылся» полностью. Полагая, что он не откроет большого секрета, следователь сообщил, что еще в четверг, то есть в день покушения — Саша сознательно не говорил «убийства», — Константиниди сообщил о вымогателях в МУР, после чего за Богдановым, которого тесть подозревал в связях с рэкетирами, была установлена слежка. Она, в частности, привела сюда, на дачу Бая, а затем в ряд других, известных следствию мест. А потом — Турецкий досадливо крякнул и почесал за ухом — след был утерян. И снова Саша с любопытством уставился на Бая.

— А-а… — догадался тот наконец. — Так вот, собственно, в чем дело! А я-то уж подумал Бог знает что… Понимаю. Ну что ж, как говорится, баш на баш: вы — мне, а я, прошу заметить, с удовольствием, — вам. И при этом, если пожелаете, повторю под протокол, как вы изволите выражаться. Итак…

И он стал рассказывать, как утром позвонил ему Георгий Георгиевич, рассказал о своей беде и, памятуя об интересе Бая к ряду имевшихся в коллекции полотен, предложил их купить — тут Виталий Александрович открыто улыбнулся — всего лишь… за один миллион долларов. Турецкий лишь икнул. Однако Бай, понимая состояние старика, когда в беде не то что красоту продашь, но собственную душу заложишь во спасение дитя родного, принял предложение и пообещал немедленно собрать необходимые деньги. Что поделаешь!.. — развел он руками. Так вот Вадим, собственно, за тем и приезжал, чтобы привезти полотна. Это Эдуард Мане и парочка Сезаннов. Художники французские, а потому такие дорогие. Впрочем, ведь Александр Борисович видел их и несомненно обратил внимание на качество работы? Как же! — солидно покачал головой Турецкий. Дело в том, что не видел он ни Мане, ни Сезаннов, забыл просто Виталий Александрович. В конце-то концов, может же однажды и ученый человек ошибиться…

— И за эти, извините, картинки цельный — ура! — миллион долларов? — не поверил Турецкий.