Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 41

— Удачи вам, мужики.

Ларису разбудил громкий топот над головой. Бандиты вернулись, была первая мысль. Но если явились они, тогда почему не открывают подвал? А может, это ее милиция разыскивает? Наверное, поймали этих мерзавцев, когда те квартиру очищали, а теперь приехали ее выручать… Тогда милиция не обязательно знает про подвал или вообще не догадывается!

Ей снова стало страшно от неизвестности. Молчать или все-таки позвать на помощь? Наконец она не выдержала и закричала — изо всех сил, почти истошно, будто ее резали. Шаги над головой мгновенно стихли, и вдруг люк поднялся и в подвале вспыхнул свет. Ничего еще не видя, ослепленная яркой лампочкой, она кинулась к лестнице, и ноги у нее подкосились: сверху на Ларису глядели жадными глазами три отвратительные горбоносые и небритые рожи. После длительной паузы эти черные не то радостно загоготали, словно голодные гуси, не то заспорили о чем-то на своем языке. А потом один за другим полезли в подвал.

19

Лариса в ужасе забилась на топчан, сжавшись в комок. Мужики обступили ее с трех сторон и, нахально разглядывая, продолжали обмениваться короткими гортанными репликами. Как будто сидел здесь, перед ними, не живой человек, а кукла или какой-нибудь дорогой, диковинный товар. И что она сама думала о себе, их, видимо, совершенно не интересовало.

— Что вам от меня надо? — с трудом выдавила она.

— Ха-ха-ха! — обрадовались они.

— Наконец женщине стало интересно, что от нее настоящим мужчинам надо! — восторженно воскликнул один из них, с короткой курчавой бородкой, росшей по всему лицу от самых глаз, и одетый в дорогой джинсовый костюм.

— Не волнуйся, красавица! — поддержал его другой, рослый, с длинными, до колен, руками, он был в джинсе и потертой кожаной куртке. — Что нам надо от тебя, мы и сами возьмем, тебя не попросим. И всем сразу хорошо станет, да? Любишь удовольствие? — Но сразу смолк, лишь только недовольно кашлянул третий

— Ты нам скажи пока, куда мальчишки подевались? И что ты тут совсем одна делаешь? — спросил наконец этот третий, самый старший, похоже, из них и самый мрачный. Одет он был немодно — в обычный, достаточно поношенный костюм.

Лариса решила говорить правду, может, хоть это спасет ее от жутких, заросших кавказцев. Сказала, что Ашот с Мишей уехали в Москву, в ее квартиру, чтобы забрать вещи вместо выкупа. А потом они обещали ее отпустить.

— Это почему какие-то сопляки решают: отпускать или нет? — почти изумился такой наглости мрачный. — Никто им не давал такого задания.

Странным показалось Ларисе, что вся троица почти чисто говорила по-русски. Ну с акцентом, конечно. Может, с ними все-таки удастся как-то договориться?..

— Но ведь я же им практически все отдала. Все, что у меня было… есть… даже саму квартиру, как они сказали… — И Лариса, неожиданно для самой себя расплакавшись, совершила грубую ошибку: — Они сказали, что дядя Гурам… — И, увидев их резко дернувшиеся лица, смолкла, прикусив язык.

Кавказцы переглянулись. Потом мрачный присел на топчан, отчего Ларисе пришлось еще плотнее подтянуть под себя ноги.

— А что они тебе про Гурама говорили? — каким-то очень плохим голосом спросил он.

— Да ничего такого… Просто назвали… Сказали: Вадим, мой муж, договорился с ним обо всем…

— Так! — мрачный яростно почесал свой затылок. — А где твой муж?

— Откуда ж мне знать? Я, наверно, второй день тут сижу…

— Ну и сидела бы! — грубо оборвал ее мрачный.

И они снова заговорили по-своему — громко, гортанно, словно ругаясь. Лариса уже совсем обалдела от их шумного и опасного присутствия и только беспомощно переводила взгляд с одного на другого. Слезы катились по ее щекам, и она боязливо промокала их рукавом. Наконец они, видимо, до чего-то все-таки сумели договориться, потому что мрачный поднялся и сказал ей:

— Мы решили, больше тут сидеть не будешь. Поедешь сейчас с нами. Кричать станешь или сопротивляться, тебе же хуже сделаем. Пусть сам хозяин тобой занимается.

— Но зачем же мне ехать куда-то, когда они должны уже скоро сами сюда вернуться? Отпустить же обещали…

— Дура ты совсем. Ну кто тебя отпускать просто так станет? Будет выкуп— не будет выкуп, какое ты отношение имеешь? Тебя похитили, говоришь? Значит, похитили. Хозяин лучше знает, что с тобой надо делать. Лучше хороший совет слушай: нам не возражай, а когда к хозяину приедем — тоже не возражай. А то он тебя нам отдаст, — мрачный так улыбнулся, что у Ларисы спина заледенела, — а у нас ты сразу смирная станешь… как овца! А! — И он зловеще захохотал, поддержанный товарищами.

Эти его черные гнилые зубы, жуткие звуки, изображающие смех, и вообще эти явно уголовные типы так перепугали Ларису, что она почувствовала удушье.

— Ты нас пока не бойся, — все так же «игриво» продолжал мрачный. — Мы тебя не тронем. Пусть хозяин посмотрит, какую мы ему сегодня красивую женщину доставим. Он таких, как ты, любит. Ты ему наверняка понравишься…

Наконец какой-то острый ком в горле у Ларисы словно прорвался в пищевод, и она снова закричала так, что зазвенело в ушах. Она орала из последних сил, отпихиваясь голыми ногами от дружно потянувшихся к ней грубых рук. Но немедленно чья-то жесткая, будто деревянная, ладонь больно запечатала ей рот, ее скрутили и ловко закатали в тот плед, которым был накрыт топчан. Она захлебнулась своим криком и скоро впала в обморочное состояние.

Это была самая обычная дача, каких по окраинам Баковки немало: старых, но крепко построенных в свое время, а теперь если и подновленных, то, главным образом, внутри. Каждый очередной дачник, снимавший на лето комнаты с застекленными верандами, требовал элементарного уюта, а потом уже и сам развешивал свои занавески, завозил мебель, расстилал по щелястым полам паласы и дорожки, словом, заботился лишь об интерьере для себя. Внешний же облик этих дач, десятилетиями омываемых дождями, был примерно одинаков — одноэтажные, обшитые серой от времени вагонкой.

Дача, в которой содержалась Лариса, от соседних не отличалась. Раньше хозяин сдавал свое строение на лето, брал большие деньги и ничем не интересовался, отстегивая, вероятно, приличную сумму местной власти. В этот раз сдал практически на год: клиент был серьезным и сразу положил сумму, вдвое превысившую ту, что наметил для себя хозяин. Тут уж не до торговли. Пришлось перебраться в свою московскую квартиру

Вообще-то этот поселок считался в свое время «генеральским». Были здесь и большие ухоженные участки, и добротные дома со всеми удобствами, обнесенные солидными оградами, как, скажем, дача, а точнее зимний дом, самого покойного маршала Буденного. И охрана своя у таких дач была, и порядок постоянный соблюдался. Особо не пошалишь. И поэтому, вероятно, всякого рода богатая шпана, как догадывался Турецкий, мнившая себя предпринимателями, могла чувствовать себя здесь совершенно спокойно. Большие деньги, которые они позволяли себе швырять направо и налево, превращали их в хозяев жизни.

Сыщиков удивило то обстоятельство, что дверь в дом была незаперта, хотя Ашот готов был божиться, что, уезжая, они дачу крепко заперли. Не снимая с него наручников, Турецкий с Грязновым поднялись на веранду Акимов остался возле автомобилей.

— Ну, показывай, где пленница? — Грязнов на всякий случай достал пистолет

— Здесь она, — Ашот вошел в прихожую и топнул ногой в пол. — Ковер только надо убрать. А свет — вон, — он показал подбородком на выключатель.

Открыли люк и заглянули в ярко освещенный подвал Но там никого не было

— Ты чего нам мозги пудришь? — Грязнов поднял голову и жестко посмотрел на Ашота.

Тот опустился на колени и тоже заглянул в подвал. Увидел пустой топчан: не было ни Ларисы, ни пледа, который лежал на досках. Он потряс головой и непонимающе уставился на сыщиков.

— Здесь была… Ничего не понимаю. Сама уйти никак не могла. Значит…