Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 2

— Кто?! Как?

— Из «шмайссера». А кто? — Особист мрачно ухмыльнулся. — Фрицы, конечно… Так про что, говоришь, он тебе тут рассказывал?

Никифоров потрясенно молчал, тупо глядя на синий околыш фуражки.

— Не припоминаешь, значит… — зловеще констатировал особист. — Ну гляди у меня… Прикажи давай, чтоб мне в машину канистру бензина поставили.

И не прощаясь вышел на улицу.

Поступок Кости Грачева капитан Никифоров оценил лишь глубокой ночью, когда, убедившись в отсутствии посторонних, рискнул наконец раскрыть его папку. Рисунков было немного, едва ли больше десятка, и были они невелики — как раскрытая школьная тетрадь. Нарисованы карандашом, тушью, сангиной с белилами. Напряженная, согнутая кисть мужской руки, стопа ноги, легкие, будто летящие, наброски женских обнаженных фигур с крутыми, мускулистыми бедрами и крупными грудями, головы длинноволосых юношей в беретах, скупые пейзажные зарисовки. Коричневая плотная бумага, почти картон, с обтрепанными краями… Повеяло вдруг такой стариной, что Никифорову стало как-то боязно даже брать их в руки.

На оборотной стороне листов были приклеены ярлычки с немецким текстом и карандашом Кости сделаны нечеткие надписи, которые и в самом деле вызывали оторопь: «Микель Анджело», «Рембрандт или его ученик», «Лука Кранах», «Рубенс», «Тициан»… Рисунки были поистине бесценными. Но каким образом оказались они у Грачева? Видимо, сумел утаить от вездесущих любителей музейной старины. Вот почему и засуетились «околыши». Наверняка от кого-то им стало известно об этой находке. Мог и Костя кому-нибудь сказать, а там пошло… Особисты, разумеется, знали цену этим рисункам и ради них готовы были на любой шаг, вплоть до… До чего? Неужели и Титаренко тоже стал их жертвой?! Иначе зачем же тогда приезжал этот наглый капитан…

Война, конечно, штука безжалостная, но чтоб из-за каких-то картинок убивать своих… Но потом вспомнил Никифоров, что убирали людей и за меньшее — за невольно оброненное не то слово, за строптивый характер. А тут — старые мастера, каждый автограф которых — бесценен.

На самом дне папки лежала записка, написанная карандашом:

И ниже — тоже карандашная приписка:

Вот теперь окончательно дошло до Никифорова, что Костины опасения были далеко не беспочвенны. Вероятно, его уже дергали «околыши», а чем это окончилось — известно. Теперь взялись, значит, и за знакомых.

И тогда капитан Никифоров сделал так, чтобы ни одна живая душа не смогла узнать, где спрятаны рисунки. А возможностей у коменданта маленького немецкого городка в этом смысле было немало. Недаром же капитан добрую половину войны прослужил в разведроте.

1

Полина Петровна вышла из лифта на четвертом этаже, опустила тяжеленную сумку возле дверей на вытертый коврик и позвонила. Подождала и снова нажала кнопку звонка. Но за дверью было тихо, и, похоже, никто ей открывать не собирался. Поворчав, что вечно у старика свои причуды, и чем дольше он живет на свете, тем их больше, и это никогда не кончится, она полезла на самое дно большой хозяйственной сумки, где лежали ее ключи, которыми она в последнее время и не пользовалась. Старик практически не выходил из дома, все возился со своими картинами, снимал их со стен, что-то делал с ними и снова вешал, но уже в другом порядке. Словом, чудил.

Полина Петровна работала у старика приходящей домработницей, и ей это было очень удобно, потому что сама она жила в доме напротив — ходить недалеко, а за ее не Бог весть какие тяжелые труды: прибрать, обед приготовить, — старик платил хорошо. И все бы славно, кабы не эта его старческая забывчивость. А уходишь, зачем же дверь на все замки-то запирать, если знаешь, что домработница должна прийти и у нее только три ключа имеются? Сколько раз уже так бывало! Вот и сейчас…

Женщина вставила первый ключ в английский замок, повернула его безо всякой надежды, просто на всякий случай… и дверь открылась. Что такое?! Вот уж истинно, захочет Бог наказать кого, так перво-наперво памяти лишит. Неужто ушел и про ключи свои забыл?.. Чудак-человек…

Она отнесла сумку на кухню и поставила на пол возле стола, чтобы разобрать принесенные продукты и разложить их в холодильнике. Тихо в доме, ушел, значит, куда-то по своим собирательским делам. Старик коллекционировал картины, и много их у него было — вон все стены в четырех комнатах завешаны, даже пыль с их рам стирать неудобно, приходится с пылесосом чуть не под потолок лазать, а Полина Петровна уже далеко не молода, ей такие физические упражнения совсем ни к чему.

Какой-то непонятный запах беспокоил обоняние. Быстро догадалась домработница: наверняка опять свет отключали, а старик оставил в холодильнике суп, который она сварила ему еще в среду. Вот и завоняло. Ома заглянула в холодильник. Суп так и стоял в кастрюле, как она оставила, но запах шел не отсюда. Значит, что-то другое. Но что?

Полина Петровна медленно пошла по комнатам, заглядывая во все углы, может, старик мышеловку поставил да забыл? В дальней комнате, кабинете старика, запах усилился. Полина Петровна огляделась, и глаза ее, уткнувшиеся в угол, где стояли высокие напольные часы с мелодичным звоном, буквально остекленели от ужаса.

Сами часы не стояли привычно в углу, а лежали на полу с выбитым стеклом у маятника и циферблата. Осколки валялись на полу, а прямо на них с запрокинутой головой, в распахнувшемся халате, открывшем желтые голые ноги, лежал хозяин квартиры. Лежал навзничь, будто его опрокинули сильным ударом в грудь, и под затылком его темнела целая лужа застывшей крови.

Полина Петровна дико заорала и, откуда силы взялись, пулей вылетела на лестничную площадку, только дверь хлопнула. Уже внизу сообразила, что ключи ее остались в сумке, на кухне, как теперь дверь открыть? Но тут же одернула себя: о чем мысли-то? Там хозяин лежит убитый! Милицию надо звать, а без нее туда и ходить опасно, вот пусть милиция и открывает дверь, как у них принято.

Полина Петровна застала мужа дома. Егор уже успел сделать утренний «обход объекта» и теперь, хмельно покачивая непутевой головой, пытался вникнуть в слова жены, которые та сыпала безостановочной скороговоркой, то и дело всплескивая руками и прерываясь судорожными воплями.

В общем, понял Егор, хреново дело, баба напугана, надо звать милицию. А те сейчас придут, и начнется: почему в рабочее время под газом? Почему то, зачем это, а ну их всех.

И он заявил супруге, чтоб сама набирала ноль-два, сообщала о том, что увидела в квартире старика, и шла вместе с милицией вскрывать дверь. Английский замок — это им как два пальца, ну… а! — он махнул безнадежно рукой на жену, ничего она не понимает. А ежели кому придет в голову его звать, то пусть она скажет, что нынче слесарь болен, с утра врача вызвал. И все.

И без того не шибко рассчитывающая на помощь мужа, Полина Петровна поняла, что и на этот раз осталась одна, без помощи, в этой очень страшной ситуации. И потому, вздохнув, сняла телефонную трубку. А муж уже храпел, отвернувшись носом к стене.