«Сатурн» почти не виден - Ардаматский Василий Иванович - Страница 50

— Сейчас мы будем спать, — сказал Зилов. — А вечером развернем рацию и пошлем привет Доктору…

В двадцать один час десять минут на стол Беспалова легло следующее сообщение.

Зилов и Леонов шифром передали в «Сатурн» более чем краткое донесение:

Условная подпись и наименование этой агентурной точки — «Зилле» — складывались из первых слогов их фамилий.

— Зилечка заработала, — улыбаясь, сказал Зилов, когда Леонов выстукал ключом донесение.

Потом они перешли на прием и через несколько минут записали ответ:

— Небось сейчас помчался наш Доктор докладывать самому Мюллеру, а то и Зомбаху, — задумчиво сказал Зилов. — Не шутка для них, что их люди осели в самой что ни на есть Москве.

Запрятав рацию, они легли на свои раскладушки.

— Что-то спать неохота, — вздохнул Леонов.

— Спать! — приказал Зилов. — Мы завтра должны быть в форме. Работать надо.

Радиорепродуктор в кухне начал передавать вечернюю сводку Информбюро. Они стали слушать. С фронта ничего особенного не было. Как видно, Доктор был прав, когда говорил, что русские истощили все свои силы в зимнем наступлении под Москвой. Но в самом конце сводки было передано сообщение, которое заинтересовало их. Было сказано, что, по данным Центрального статистического управления, предприятия, эвакуированные в восточные районы страны, в минувшем месяце выпустили столько продукции, сколько до войны выпускала вся промышленность Советского Союза.

Когда сводка закончилась и заиграла музыка, Леонов тихо сказал:

— Силища все-таки наша Россия-матушка…

— А ты и поверил? — насмешливо спросил Зилов. — Передают всякую липу для агитации таких дурачков, как ты.

Они надолго замолчали, но заснуть не могли.

— Где силища, так это у Гитлера, — сказал Зилов. — Шутка сказать, вся Европа на него действует! Ты только подумай, Европа!

— А чего же он Москву не взял? — задал Леонов вопрос, который так не любил Доктор и никогда не отвечал на него без брани, вроде того, что не по твоим щенячьим мозгам понять стратегию фюрера, или как-нибудь еще в этом роде.

Зилов спокойно сказал:

— Тут, я думаю, у немцев все же вышла промашка. Не учли нашей зимы, а до холодов взять Москву не успели. Ты же сам видел, в какой одежонке ехали на фронт их солдаты. Смех один: валенки из соломы!

— А что же Доктор — стратегия, стратегия!

— Конечно, теперь какая-то стратегия у них, будь уверен, приготовлена, — убежденно сказал Зилов. — Генералы у Гитлера, будь здоров, свое дело знают. Погодим — увидим. Мы же с тобой действительно ни хрена не знаем. Талдычим: Москву не взяли, Москву не взяли. А может статься, Гитлер хочет так войну выиграть, чтобы Москва сама на колени стала. Помнишь, как говорил про это в лекции полковник с двумя крестами?

— Помню, — тихо ответил Леонов. — А только и тут Москва не спит и тоже, будь здоров, знает, как и что. Помнишь в Новый год мы на радиотренировке слышали речь Калинина? «Мы уверены в победе!» — сказал он. Твердо так сказал. Мне аж страшно тогда стало.

Зилов засмеялся:

— Чего-чего, а страха тебе занимать не надо. У тебя его на десятерых хватит.

— Я тебе вот что скажу, — Леонов приподнялся на постели. — Когда я еще в своем городе жил, мы с дружком, с Генкой Кузакиным, спекуляцией промышляли и имели дело с одним немецким майором. Еще только осень начиналась. Так вот, майор еще тогда говорил нам, что Гитлер — Париж — это хорошо, а что Гитлер — Москва — это капут.

— Ну и что же? — обозлился Зилов. — Трусы и маловеры есть и у них.

Помолчав немного, Леонов спросил неожиданно:

— Слушай, а кто мы с тобой?

— Как это кто? — Зилов не понял хода мыслей напарника. — Оперативные агенты «Сатурна». Ты что, отрекаешься, что ли?

— Чего мне отрекаться? — Леонов опять помолчал и продолжал: — Хочу тебе сказать одну штуку. Как раз накануне нашего отлета был у меня разговор с тем типом, что документы для нас готовил.

— Это со Щукиным, что ли?

— Ага. Вызвал он меня на проверку знаний своего документа, часа полтора гонял. Вопрос за вопросом, и все с подковыркой. Ну что-что, а документы я знал назубок. Понимал: в этом — главная наша защита от беды. И вдруг он спрашивает: «А с каким чувством, с какими мыслями ты будешь там смотреть в глаза людям?» Я удивился, но ответил, что буду смотреть, как на своих врагов. А он тогда вдруг заявляет: «Тогда ты сразу и провалишься. Люди увидят в твоих глазах ненависть и заподозрят неладное. А ведь ты им земляк, боевой товарищ для военных и защитник для гражданских». Я даже засмеялся. Хорош, говорю, защитник. Тогда он вдруг спрашивает: «Значит, ты понимаешь, что являешься предателем своего народа и своей страны?» Тут я, брат, прямо тебе скажу, не нашелся, что ему ответить. Ловит меня, вижу, а на что ловит — не пойму. А сам смотрит на меня так, будто чего кислого съел и ему противно на все смотреть. И под конец он посоветовал обо всем этом подумать, чтобы правильно вести себя здесь. Пришел я в общежитие и стал думать. И скажу тебе, ничего приятного в голову мне не пришло. Ну в самом деле, кто мы с тобой по тому счету?

— А мне он этого не говорил, — сказал Зилов. — Вообще этот Щукин мне не по душе. Глаза злые, бегают, как у вора. Я о нем даже с Доктором говорил, но тот только рассмеялся. Не твое, сказал, дело. Щукин, мол, золотой специалист по документам. Когда вернемся, ты про этот разговор с ним обязательно расскажи Доктору, а то кому и повыше. Что-то не нравится мне этот разговор.

— Ну а в самом деле, — не отставал Леонов, — кто мы с тобой по тому счету?

— И зануда же ты! — зло сказал Зилов. — Вернемся, и больше я вместе с тобой шага не сделаю. Точно, Доктор предупреждал меня, что у тебя голова, как форточка: что туда влетит, то и вылетит. Но если уж тебе так припекло, я объясню, кто мы такие. Весь мир разделился сейчас надвое: с одной стороны — целые народы и с другой — тоже целые народы. Человек — песчинка. И где она крутится, эта песчинка, с той или с этой стороны — никакой разницы. Одни служат там, другие — здесь. А мы с тобой здесь несем службу для той стороны. Вот и вся история, а теперь катись к чертовой матери и спи. Утром будем добывать информацию…

Глава 24

Для начала они решили фиксировать проходящие мимо поселка товарные поезда и стараться разглядеть, что они везут.

Утром пошли в сосновый перелесок, что был рядом со станцией, и хотели устроить здесь свой наблюдательный пост, но, постояв немного, передумали. Люди быстро и деловито шли по тропинке на станцию и обратно, и стоять тут, на виду у всех, было опасно; присесть на землю было неестественно — стояла еще холодная погода, и земля была мокрой.

— Пойдем туда, — приказал Зилов и показал на станцию, где в ожидании поездов на перронных скамейках сидели люди. Леонов, инстинктивно боявшийся людей, начал было возражать, но Зилов, не слушая его, пошел вперед.

И как только они по лестнице поднялись на платформу, их увидел Аксенов. Это невозможно объяснить, но в то же мгновение он решил: они! Подавив волнение, Аксенов отошел в глубь платформы и, делая вид, будто изучает расписание поездов, наблюдал за солдатами. Первое подозрение подтверждалось: внешность одного из них подходила к описанию. Солдаты сели на скамейку, на которой уже сидели две женщины и подросток. Аксенов стал лихорадочно ждать, что предпримут солдаты. Что делать, если они сядут в поезд, идущий на Москву? Или поедут в сторону Раменского? А если они сойдут на какой-нибудь станции по пути? Возможных ситуаций было немало. Но в обе стороны прошло по нескольку поездов, а солдаты продолжали сидеть на скамейке. У Аксенова возникло опасение, что они могут заметить его и обратить внимание на то, что он тоже пропускает поезда. Он сел в электричку, которая шла в Москву, и через три минуты вышел на следующей остановке — Кратово. Здесь дежурил Весенин. Аксенов подошел к нему и тихо сказал: