Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович - Страница 1

Annotation

Не обращая внимания на обстрелы и бомбежки, торопится на юг Игорь Шрагин. Ему нужно попасть в далекий южный город до того, как туда ворвутся немецкие полчища…

Широко известный роман признанного классика приключенческого жанра о деятельности советского разведывательно–диверсионного центра в тылу гитлеровских армий.

Часть первая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Часть вторая

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Часть третья

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Часть четвертая

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

notes

1

2

3

Петр Луценко, ставший одним из

героев этой повести, сказал мне:

«В общем работа была как работа.

Нужно было только привыкнуть,

что смерть — рядом.

Все время — рядом…»

Часть первая

НЕ ОПОЗДАТЬ!

Глава 1

Только бы не опоздать! Эта мысль гнала Игоря Шрагина на юг, к Черному морю, в город, который не сегодня завтра мог быть захвачен гитлеровцами. Ему нужно было оказаться там хотя бы на час раньше…

О том, что он назначен руководителем разведывательно–диверсионной группы, Шрагину сказали только две недели назад. Неделя ушла на разработку легенды, по которой он должен был появиться и жить в том южном городе. Легенда получилась очень сложной, для ее подтверждения нужно было изготовить более десятка документов. И кончилось тем, что ему оставили его настоящую биографию, заменив только имя и выбросив из нее, что он коммунист и последние годы работал в органах государственной безопасности.

Уже можно было выехать, но возникло осложнение. Люди его группы отправились на место прямо из Ленинграда, где все они учились в спецшколе, и целую неделю о них не было никаких сведений. В южном направлении транспорт работал с перебоями, станции часто подвергались бомбардировкам, и можно было предполагать что угодно. Но выезжать без подтверждения, что группа добралась до места работы, было бессмысленно. В ожидании известий прошло еще четыре дня. Одно хорошо — он получил возможность побыть с женой и с месячным сынишкой и сам отправил их к родственникам на Урал. Только вчера Шрагин с ними расстался, а сегодня он тоже в пути…

Старенькая дребезжащая «эмка» показывала чудеса. Шофер говорил: «Машина–то нашенская, понимает, что к чему…» Почти до самого Брянска мчались со скоростью сто километров в час. Когда до города было уже рукой подать, уставший шофер не заметил впереди развороченное бомбежкой шоссе и поздно затормозил. «Эмка» нырнула в яму, оттуда ее вышвырнуло через кювет в кусты, и там она еще долго прыгала, пока не завалилась на бок… Удивительно, конечно, но ни Шрагин, ни шофер не пострадали. А «эмка» окончательно вышла из строя.

Пришлось воспользоваться оказией. Это был небольшой санитарный автобус, в который набилось полным–полно народу. Сидели даже на полу.

Все это были военные люди, им тоже срочно нужно было попасть в Киев.

На рассвете где–то за районным городком Красная Слобода шофер резко затормозил. Дремавшие люди попадали со скамеек. Шрагин больно ударился головой о чей–то чемодан. Сон слетел мгновенно.

Путь преграждала толпа вооруженных людей в штатском. Высокий мужчина в короткой, не по росту, милицейской шинели стоял перед автобусом, растопырив руки. Шрагин вспомнил рассказы о вражеских десантниках в милицейской форме и, переложив пистолет в карман пиджака, выскочил из автобуса. Вслед за ним вышли еще несколько военных.

— Что случилось? — спросил Шрагин, вглядываясь в изможденное и давно не бритое лицо человека в милицейской шинели.

— Да вот не знаем, что с немцем делать, — возбужден, но ответил он.

— Что за немец?

— Да вот… — Человек в шинели показал на лежавшего ничком у кювета немецкого солдата, на сером его кителе возле левого плеча расплылось кровавое пятно.

Оказывается, ночью здесь с самолета была сброшена группа диверсантов. Местная истребительная рота вступила с ними в бой и перебила их. Один десантник пытался спрятаться в кустах, но его нашли. Тогда он решил застрелиться, но ему помешали, и рана казалась несмертельной.

— Может, захватите его с собой? — спросил человек в шинели.

Среди пассажиров автобуса оказался военный врач, он подошел к немцу, перевернул его на спину и склонился над ним.

— Нечего беспокоиться, — сказал врач, выпрямляясь. — Он уже готов.

— Ну и ладно, — сразу успокоился человек в шинели. — Баба с возу — коню легче. Извините, что задержали вас.

— Документы убитых взяли? — спросил Шрагин.

— Мы, товарищ, потерь не имеем, — почти обиделся человек в шинели.

— Я про немцев.

— А? Недосуг было… Они ж раскиданы по всему оврагу — кто где.

Шрагин подошел к мертвому немцу и вынул из его карманов бумаги.

Автобус продолжал путь.

Шрагин просматривал документы и бумаги десантника. По солдатской книжке пленного получалось, что он, Вальтер Гейвиц, был солдатом танковой дивизии. Но почему тогда он прыгал с парашютом? «Очевидно, у них в танковых частях есть и такие подразделения», — решил Шрагин. С потрепанной фотографии улыбалась молодая женщина, державшая на руках маленькую девочку. На обороте фотографии надпись: «Вальтер, это мы без тебя и с тобой. Жду. Мара. Дортмунд, 1940 г.».

Шрагин рассматривал фотографию, но думал уже о своей Ольге и о сынишке, к которому он даже не успел привыкнуть. Старался представить себе его физиономию и не мог. Ясно помнился только его неистовый крик по ночам, переходящий в сладкое урчанье, когда Ольга давала ему грудь. «Сейчас они, как и я, в дороге, и мы уезжаем друг от друга все дальше и дальше», — тоскливо подумал он.

Спрятав фотокарточку немки в карман, он развернул письмо. Оно пахло духами. Письмо из Дортмунда и подпись уже знакомая — Мара.

«Вальтер, Вальтер, мне грустно, конечно, но долг выше всего…» Странно, но эта строчка из письма стала как бы продолжением собственных мыслей Шрагина, это его и разозлило и озадачило. «Раз война, мужчинам — мечи, а нам — ожидание, тревоги и, конечно, заботы об армии, — читал он дальше. — Но я спокойна, Вальтер, я знаю, ради чего я жду, так как я знаю, чего хочет для всех нас наш фюрер. А когда план вождя становится надеждой всех женщин страны — горе врагу. И я не боюсь России. Раз фюрер сказал, она будет поставлена на колени, а Германия возвысится над всем миром непобедимым колоссом. Верной фюреру я выращу и нашу Кити, вот увидишь, Вальтер. Сейчас она спит. Я только что подходила к ней — она во сне улыбнулась, наверное, своему счастью, что она маленькая немка вечной и великой Германии. Кончай поскорее с Россией и возвращайся к нам. Прижимаюсь к тебе, люблю навеки. Твоя Мара…»

Шрагину хотелось наотмашь обругать эту сверхидейную немку, и в то же время что–то заставляло его серьезно думать о ней, и о том, что она писала, и об ее Вальтере, который остался лежать у кювета, и о той совсем маленькой немке, которая улыбается во сне… Ведь это было первым непосредственным знакомством Шрагина с врагом.