Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре - Малюгин Владимир Николаевич - Страница 18

Может быть, сейчас ему, Аркадию, самое подходящее время написать заявление и просить, чтобы наконец сбылась его давнишняя мечта.

Написать заявление оказалось не так-то просто. Хотелось сказать о многом: о том, что он будет верным и преданным большевиком, что ради партии коммунистов он готов умереть в любую минуту, хоть сейчас.

Аркадий исчеркал уже немало бумаги. Перечитывал написанное, комкал бумагу и начинал снова.

Нет, это совсем не то, думал он, надо так, чтобы заявление звучало торжественно, чтобы оно было настоящей клятвой, и тогда уж непременно примут в партию!

Николай Николаевич и Зиновьев — тоже сотрудник «Молота» — уверили Аркадия, что заявления чаще всего пишут без всяких красивых слов, а просто: «Прошу принять меня в члены Арзамасской организации РКП. Ручаются за меня такие-то и такие-то…»

27 августа Аркадий шагал в городской комитет партии.

В кармане его гимнастерки лежало заявление, которое помог ему написать Николай Николаевич. Вот оно:

Мария Валерьяновна и Вавилов, председатель Арзамасского уездного комитета партии, рекомендовали Аркадия в ряды большевиков.

Через два дня Арзамасский комитет РКП(б) разбирал заявление Аркадия Голикова.

За столом, покрытым красной материей, сидели Мария Валерьяновна, Николай Николаевич, Вавилов — все такие знакомые, близкие и вместе с тем почему-то сегодня очень строгие люди.

Если бы они знали (а они, конечно, знали), как волновался Аркадий! И вот уже зачитано заявление, уже выступили Мария Валерьяновна и сам товарищ Вавилов.

Да, они рекомендуют его в ряды великой партии коммунистов. Работники «Молота» тоже говорят, что Голиков парень честный и преданный делу революции.

И вдруг неожиданно поднимается с места представитель Нижегородского губкома. Он согласен с тем, что говорят товарищи: они, конечно, лучше знают Аркадия Голикова.

— Но не рано ли ему, почти мальчугану, — говорит представитель из Нижнего, — быть членом партии? Молод товарищ Голиков, очень молод. И не совсем еще дисциплинирован: вот, говорят, в апреле стрелял из винтовки по окнам собора. Это еще к чему?

«Вот так штука, — думал Аркадий, — и откуда он про собор знает?» Ему было горько и обидно и даже почему-то стыдно.

Нет, представитель из Нижнего, конечно, не против того, чтобы его, Аркадия, принять, но поглядеть, говорит, еще на парня надо.

С таким доводом согласились. Арзамасский комитет постановил: «Принять в партию с правом совещательного голоса по молодости впредь до законченности партийного воспитания».

АДЪЮТАНТ КОМАНДУЮЩЕГО

В уездном комитете Аркадий познакомился с Иваном Кирилловичем — командиром боевого отряда коммунистов. Фамилия у него была забавная — Тураносов. Хотя нос у него как нос. Обыкновенный. Придумают же такую фамилию!

А в начале июня восемнадцатого года уездный комитет выдал Тураносову бумагу с печатью, что предъявитель сего является никем иным, как «инструктором по обучению военному делу партийных товарищей». Тураносову дело это при вычное: в царской армии солдат обучал, ну а теперь, выходит, красным фельдфебелем назначен.

После рабочего дня во дворе почты собирались работники исполкома, партийные товарищи, ну и те, кто им сочувствовал. Изучали пулемет, винтовку — одним словом, пошел Иван Кириллович по старой специальности.

Среди «сочувствующих» (так звали тех, кто готовился вступить в партию или уже подал заявление) часто вертелся и Аркадий. Он подсаживался то к одной группе, то к другой и все слушал и слушал, о чем говорил Тураносов. А объяснял тот интересно.

«Стебель, гребень, рукоятка» — эти слова, как стихи, звенели в голове Аркадия и даже лучше, чем стихи.

Аркадий завидовал бравому виду бывшего фельдфебеля. На нем была кожаная тужурка с плисовым воротником и красной звездочкой на отвороте. На голове у Ивана Кирилловича — хромовая фуражка с высоким верхом.

«Как есть красный командир!» — с восхищением думал Аркадий.

А красных командиров сейчас в Арзамасе с приездом штаба Восточного фронта видимо-невидимо. Особенно на Сальниковой — около духовного училища, что совсем рядом с домом Волкова. Сюда даже сам Михаил Иванович Калинин приезжал.

Во двор почтовой конторы Аркадий каждый день прибегал из редакции со свежими номерами газеты «Молот». И поэтому Тураносов уже хорошо знал его и часто называл по фамилии.

Как-то, придя с новой пачкой газет, Аркадий решительно направился к Тураносову.

— Товарищ командир, позвольте и мне с вами заниматься. Я уже все изучил: и где стебель — гребень — рукоятка, и какого образца винтовка. Я тоже хочу уметь стрелять, — одним духом выпалил Аркадий.

Тураносов сдвинул на лоб кожаную фуражку и, чуть насмешливо скосив глаза, спросил:

— А для чего тебе, Голиков, уметь стрелять? Из рогатки, чай, уже умеешь, а вот из винтовки-то зачем?

— Как это зачем? — встрепенулся Аркадий. — Вы что, товарищ Тураносов, шутите или газет совсем не читаете? Как это для чего — чтобы белых бить!

— Это ты верно говоришь, Аркадий, — фронт рядом, — вздохнув, согласился Тураносов. — Ладно, приходи!

Так у бывшего фельдфебеля одним учеником стало больше.

На занятия многие приходили со «своими» винтовками — время было тревожное, в окрестных лесах появлялись бандиты, и партийным работникам было выдано оружие, которое хранилось дома — на случай внезапного нападения.

А вот у Аркадия — не было. Австрийский штык да японская винтовка без затвора — разве это оружие? Так, для видимости. Вот если бы настоящую «трехлинейку»!

Об этой заветной «трехлинейке» он не раз твердил и Николаю Николаевичу, и Буде — Антипычу, а что толку? Никак люди не поймут, что теперь ему, Аркадию, когда он обучается у Тураносова, без винтовки как без рук!

Спросил как-то у Марии Валерьяновны: «У вас лишней винтовки не найдется?» А она даже высмеяла: «На всем белом свете, дорогой Аркаша, ни одной лишней винтовки нет, все при деле».

«При деле»! А что же я, выходит, не при деле? — размышлял Аркадий, возвращаясь от Марии Валерьяновны. — Как на фабрику — так «сбегай, Аркаша», или листовки раздать на вокзале, или газеты по деревням разносить — «поручаем, товарищ Голиков». Это при деле. А винтовку выдать — мал еще, говорят. Обидно».

Но неожиданно повезло.

В тот же самый день, когда его принимали в партию, только вечером, винтовку он получил, настоящую. Спасибо еще Антипычу, а то ничего бы из этого не вышло. Ничего!

Получилось так, что в штабе не хватило красногвардейцев — в патрули по городу. А военный комиссар Чувырин ушел с большим отрядом в направлении Ардатова — там зашевелились кулаки. Вот тут-то старый друг Антипыч и помог Аркадию.

Антипыч пришел в штаб и сказал:

— Есть у меня один человек на примете. Со мной не раз патрулировал третьим — для связи…

Дежурный по штабу искал в столе какие-то бумаги и, не поднимая головы, сказал:

— Ну есть так есть. Что ты мне голову морочишь, давай его сюда и весь разговор!..

— Только того… Оружие у него неважнецкое, товарищ дежурный, — штык австрийский, так, для форса больше.

Дежурный наконец нашел нужную бумагу, поднял голову.

— Мальчишка, что ли, какой опять? — строго спросил он.

Антипыч замялся.

— Да как вам сказать — парень он крепкий, рослый, на вид — лет шестнадцать.

— Шестнадцать? А как фамилия?

— Голиков. Аркаша Голиков…

— Ах Голиков, — протянул дежурный, — что-то припоминаю!

— Он у нас вроде ординарца… — начал было Антипыч, но дежурный его перебил.

— Знаю, знаю я этого парня. Только он с виду крепкий выглядит, а годов-то ему маловато. Вот мы его заявление сегодня разбирали.

Дежурный задумался, что-то вспомнив, и пробормотал: «Впредь до законченности…» А потом решительно приказал: