Печальный кипарис - Кристи Агата - Страница 11

Мистер Эббот был шокирован:

— Могу заверить вас, что это превосходный сорт, абсолютно надежный. У нас никогда не было никаких жалоб.

— Тогда я возьму семгу с анчоусами и семгу с креветками. Больше ничего, благодарю вас.

Был солнечный летний день. В Хантербери Элинор почтительно приветствовал младший садовник Хорлик, оставленный здесь для присмотра. Он хотел продолжать службу в Хантербери, и Элинор обещала замолвить за него словечко перед новым хозяином.

— Благодарю вас, мисс, — сказал садовник

— Мы все, видите ли, надеялись, что поместье останется в руках семьи. Еще раз благодарю вас, мисс.

Элинор пошла по направлению к дому. Ее внезапно затопила волна гнева и безудержной обиды.

«Мы все надеялись, что поместье останется в руках семьи…»

Она и Родди могли бы жить здесь! Она и Родди! Он тоже смотрел на Хантербери как на свой дом. Элинор и он вполне могли бы быть сейчас здесь вместе, готовя дом не к продаже, а к другой, счастливой жизни в нем, если бы не эта роковая случайность: встреча с девушкой, чья красота напоминает красоту дикой розы. Что, собственно, было известно Родди о Мэри Джеррард? Ничего, меньше, чем ничего. Настоящую ли Мэри он полюбил? Вполне возможно, она обладает превосходными качествами, но разве Родди знал что-нибудь о них? Нет, просто это жизнь еще раз подшутила — безумно и жестоко. Разве сам Родди не сказал, что это «наваждение»? Может быть, в глубине души он сам не прочь избавиться от него? Если Мэри Джеррард, например, умрет, не наступит ли день, когда Родди признает: «Все случилось к лучшему. Теперь я это вижу. У нас не было ничего общего…» И добавит с легкой грустью: «Боже, как она была прелестна».

Если что-нибудь случится с Мэри Джеррард, Родди вернется к ней, Элинор. В этом она была уверена. Если что-нибудь случится с Мэри…

Элинор повернула ручку боковой двери. Она шагнула из потоков теплого солнечного света в окутанный тенями дом и невольно вздрогнула. Все здесь казалось холодным, темным, недобрым. У девушки было такое чувство, словно в этом доме ее кто-то или что-то подстерегает.

Из холла она прошла в буфетную. Воздух в комнате был немного затхлым, и Элинор распахнула окно. Выложив на стол пакеты — масло, хлеб, небольшую бутылку молока, — она спохватилась: «Я же хотела купить еще кофе». В одной из жестянок на полке оставалось немного чаю, но кофе не было. «Впрочем, это не важно», — подумала Элинор.

Развернув две стеклянные банки с рыбным паштетом, она минуту смотрела на них. Затем вышла из буфетной и поднялась наверх. В комнате миссис Уэлман Элинор, открыв все шкафы и ящики, прилежно занялась разборкой одежды, складывая ее в аккуратные стопки.

В сторожке Мэри Джеррард беспомощно оглядывалась по сторонам. Она и представить себе не могла, что здесь все так захламлено. Потом на нее нахлынули воспоминания детства. Раздражительный и неласковый, отец и тогда не любил ее. Мэри неожиданно спросила у Хопкинс.

— Папа ничего не говорил, ничего не просил передать мне перед смертью?

— О нет, он перед этим около часа был без сознания.

Девушка медленно сказала:

— Все-таки, наверное, мне нужно было приехать и поухаживать за ним. В конце концов это был мой отец.

Хопкинс откликнулась с некоторым замешательством:

— Ну, это-то не имеет никакого значения. В наши дни дети и родители относятся друг к другу совсем иначе, чем прежде.

Она еще довольно долго распространялась на эту тему, после чего женщины обсудили, что делать с мебелью, и занялись разборкой вещей. Вслед за одеждой покойного старика очередь дошла до большой коробки, полной бумаг.

— Пожалуй, надо все это просмотреть, — без особого восторга сказала Мэри.

Они уселись за стол друг против друга, поставив коробку между собой.

— Чего только не хранят люди, — воскликнула медсестра, набирая пригоршню бумаг.

— Газетные вырезки, старые письма, всякий хлам!..

Мэри разворачивала какой-то документ.

— А вот папино и мамино брачное свидетельство. Выдано в Сент-Олбэнсе в 1919 году…

— Внезапно ее голос прервался, а в глазах отразились недоумение и испуг.

— Сестра…

— Что такое?

Голос Мэри дрожал.

— Разве вы не видите? Сейчас у нас 1939 год. А мне двадцать один. В 1919 мне был год. Значит, папа и мама поженились только после того, как?..

— Она не закончила фразу.

Хопкинс нахмурилась.

— Ну, и что из этого? Очень многие пары отправляются в церковь гораздо позже, чем следовало бы. Но если они все-таки женятся, то кому какое до этого дело.

Но девушка все не могла успокоиться.

— Вы не думаете, что поэтому отец не любил меня? Быть может, мама заставила его жениться на ней.

Хопкинс колебалась, Она слегка прикусила губу и сказала:

— Я думаю, это было не совсем так.

— На секунду замолчала и решилась:

— Ну, ладно, если вы так переживаете из-за этого, лучше вам узнать правду: Джеррард вам вообще не отец.

Мэри, потрясенная, смотрела на нее.

— Так вот, значит, почему он так ко мне относился!

— Может быть, — уклонилась от прямого ответа ее собеседница.

На щеках Мэри вспыхнули красные пятна.

— Может, это дурно с моей стороны, но я рада! Мне всегда было стыдно, что я не люблю своего отца, но если он мне вовсе не отец… А как вы об этом узнали?

— Джеррард много болтал перед смертью. Разумеется, я ничего не сказала бы вам, не подвернись этот документ.

Мэри погрузилась в свои мысли.

— Интересно, — задумчиво проговорила она, — кто мой настоящий отец.

Женщина постарше явно пребывала в нерешительности. Она открыла было рот, потом снова закрыла его. По-видимому, она не знала, как поступить. Вдруг на пол комнаты упала чья-то тень. Мэри и Хопкинс обернулись и увидели в дверях Элинор Карлайл. Та поздоровалась:

— Добрый день.

Сестра Хопкинс приветливо откликнулась:

— Добрый день, мисс Элинор. Чудная погода, не правда ли.

Элинор продолжала:

— Я приготовила несколько сандвичей. Не хотите ли перекусить со мной? Теперь как раз час, а вам далеко возвращаться домой для ленча. У меня здесь хватит на всех.

Хопкинс была приятно удивлена.

— Как это мило с вашей стороны, мисс Элинор. Действительно, не хочется прерывать работу и идти в деревню. Я надеялась, мы кончим сегодня утром. Обход я сделала пораньше, но здесь мы замешкались.

Мэри проговорила с благодарностью:

— Спасибо, мисс Элинор, вы очень добры.

Все трое прошли к дому, где Элинор оставила дверь открытой. В холле было прохладно, и Мэри слегка вздрогнула. Элинор взглянула на нее.

— В чем дело?

— О, пустяки, просто как-то не по себе, когда входишь сюда с яркого света.

Элинор сказала тихо:

— Странно, я тоже почувствовала это сегодня утром. Сестра Хопкинс, однако, только рассмеялась.

— Ну-ну, вы еще, пожалуй, скажете, что в доме водятся привидения. Я, например, ничего не чувствую.

Элинор улыбнулась. Она провела всех в гостиную справа от парадной двери. Окна в комнате были открыты, и выглядела она очень уютной. Пройдя через холл в буфетную, Элинор тотчас вернулась, неся большое блюдо с сандвичами, и протянула в сторону Мэри:

— Хотите.

Мэри взяла один. Элинор мгновение наблюдала за тем, как белые ровные зубы девушки впились в хлеб. Она слегка вздохнула и стояла в задумчивости, прижимая блюдо к груди, но, заметив, что Хопкинс смотрит на сандвичи откровенно Жадным взглядом, вспыхнула и поспешно протянула блюдо ей. Потом она взяла сандвич себе и сказала извиняющимся тоном:

— Я хотела приготовить кофе, но забыла купить… Однако там есть немного пива…

Хопкинс грустно проговорила:

— Если бы я догадалась захватить чаю для заварки.

Элинор припомнила:

— Там, в буфетной, осталось чуть-чуть в жестянке.