Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата - Страница 8

– Ты ведь вернулся с малайзийской конференции?

– Да, – ответил сэр Стэффорд.

– Там происходит что-нибудь значительное?

– Да нет, все как всегда.

– Понятно. Я думал, мало ли… ну ты понимаешь, мало ли, какая-нибудь лиса в курятнике…

– Что, на конференции? Да нет, все было скучнейшим образом предсказуемо. Все говорили именно то, чего от них и ждали, только, к сожалению, гораздо пространнее, чем хотелось бы. И зачем я езжу на такие сборища, сам не знаю.

Эрик Пью сделал пару скучных замечаний по поводу того, что в действительности затевают китайцы.

– Не думаю, что они на самом деле что-нибудь затевают, – возразил сэр Стэффорд. – Тебе известны все эти слухи о том, чем болеет бедный старый Мао и кто ведет против него интриги и почему?

– А как тот арабо-израильский вопрос?

– Тоже продвигается по плану, то есть по их плану. Но в любом случае, какое это имеет отношение к Малайзии?

– Ну, вообще-то я имею в виду не совсем Малайзию.

– Я тебя не понимаю. Откуда это уныние?

– Ну, мне просто интересно – ты ведь простишь мою бестактность, правда? Я хочу спросить, ты ничего не натворил такого, что способно замарать твою репутацию?

– Я?! – изумился сэр Стэффорд.

– Ну, ты ведь себя знаешь, Стэфф. Ты любишь иногда дать людям встряхнуться.

– Последнее время я вел себя безупречно, – возразил сэр Стэффорд. – А что такого ты обо мне слышал?

– Говорят, у тебя возникли какие-то неприятности на обратном пути.

– Да? И от кого ты это слышал?

– Видишь ли, я встретил старого Картисона.

– Жуткий старый зануда, вечно выдумывает то, чего не было.

– Да, я знаю. Но он просто сказал, что не помню кто, вроде бы Винтертон, думает, что ты что-то натворил.

– Натворил? К сожалению, нет.

– Где-то ведется шпионаж, и его беспокоят некоторые люди.

– Они что, принимают меня за очередного Филби?

– Видишь ли, ты иногда позволяешь себе весьма неблагоразумные высказывания, да и шутки твои бывают неудачными.

– Иногда очень трудно удержаться, – последовал ответ. – Эти политики и дипломаты все такие многозначительно напыщенные, что хочется порой их взбодрить.

– Старик, у тебя крайне извращенное чувство юмора. Правда. Я иногда за тебя беспокоюсь. Тебе хотели задать несколько вопросов о том, что произошло, когда ты летел домой, и, кажется, сложилось впечатление, что ты… ну, что ты отвечал не вполне искренне.

– Ах вот оно что! Занятно. Пожалуй, мне придется кое-что предпринять.

– Только избегай опрометчивых действий.

– Должен же я иногда поразвлечься!

– Послушай, старина, я надеюсь, ты не собираешься загубить собственную карьеру во имя своей неистребимой жажды юмора?

– Я уже почти пришел к выводу, что нет ничего скучнее карьеры.

– Знаю, знаю. Ты всегда придерживался такой точки зрения и, знаешь ли, не так уж и продвинулся в своей карьере, как следовало бы. А ведь когда-то у тебя были шансы попасть в Вену! Смотреть противно, как ты сам все себе портишь.

– Поверь мне, я веду себя предельно рассудительно и добропорядочно, – заверил приятеля сэр Стэффорд Най и добавил: – Не волнуйся, Эрик. Ты хороший друг, но, честное слово, я не повинен в каких-либо забавах или играх.

Эрик с сомнением покачал головой.

Вечер был прекрасен. Сэр Стэффорд пошел домой пешком через Грин-парк. Переходя улицу в Бердкейдж-Уок, он чуть было не попал под вылетевшую прямо на него машину. Сэр Стэффорд был человеком спортивным и успел в один прыжок оказаться на тротуаре. Машина скрылась из виду. Сэр Стэффорд постоял немного в задумчивости: он готов был поклясться, что водитель намеренно пытался его сбить. Любопытная история. Сначала обыскали его квартиру, а теперь и его самого чуть не угробили. Возможно, это всего лишь случайное совпадение. И все же в своей жизни, часть которой прошла в диких местах и среди диких людей, сэр Стэффорд Най не раз встречался с опасностью, ему были знакомы, так сказать, ее вкус и запах. Сейчас он снова почувствовал ее. Кто-то явно охотится за ним, но почему? Насколько он понимал, вроде бы нигде не высовывался. Очень странно.

Сэр Стэффорд вошел в квартиру и поднял с пола почту. Ничего особенного, пара счетов и журнал «Лайфбоут», в котором он время от времени печатался. Он бросил счета на стол и снял обертку с журнала. Погруженный в свои мысли, он принялся рассеянно листать журнал и внезапно замер от удивления: между страницами, приклеенный липкой лентой, красовался его собственный паспорт, возвращенный таким странным способом. Он отодрал липкую ленту и раскрыл паспорт. Последний штамп свидетельствовал о его вчерашнем прибытии в Хитроу. Незнакомка, воспользовавшаяся его паспортом, жива и невредима, благополучно добралась до Англии и теперь вернула его. Где она теперь, хотелось бы знать?

Интересно, увидит ли он ее еще когда-нибудь? Кто она такая, куда исчезла и почему? У него было такое чувство, словно он ждал начала и понимал, что первый акт еще не окончен. Что, собственно, он видел? Старомодную одноактную пьесу, исполняемую перед началом основного спектакля: некая девушка, изъявившая нелепое желание выдать себя за мужчину, благополучно прошла паспортный контроль в Хитроу и, выйдя из аэропорта, затерялась в Лондоне. Нет, вряд ли он когда-либо с нею встретится. Это выводило его из себя. Он и сам не понимал, зачем, собственно, ему так необходимо ее увидеть: она была не так уж и хороша собой, ничего особенного. Хотя нет, это не совсем так: она была именно особенной, иначе ей не удалось бы без особых усилий, без неприкрытого женского кокетства, лишь простой просьбой о помощи убедить его сделать то, что он сделал. И она намекнула ему, что разбирается в людях и признала в нем человека, готового пойти на риск, чтобы помочь ближнему. «А ведь я и вправду рисковал, – подумал сэр Стэффорд. – Она могла бросить мне в стакан с пивом все, что угодно, и если бы пожелала, то в том дальнем углу зала ожидания нашли бы мой хладный труп. А если она разбиралась в лекарствах, а она, несомненно, в них разбиралась, то мою смерть объяснили бы сердечным приступом из-за высокого давления или еще чего-нибудь. Ладно, что толку думать об этом?» Скорее всего, он ее больше не увидит, и эта мысль вызывала у него досаду.

Да, он был раздосадован, и это ему не нравилось. Он размышлял на эту тему несколько минут, затем написал объявление для троекратной публикации в газете:

Больше ничего. Либо она объявится, либо нет. Если это объявление попадется ей на глаза, она поймет, кто его дал. Она воспользовалась его паспортом и знает, как его зовут, и смогла выяснить его адрес. Может быть, она свяжется с ним, а может, нет. Скорее всего, нет. А если так, то пролог останется прологом, глупой одноактной пьесой для развлечения опоздавших зрителей, ожидающих начала главного спектакля. Такие пьески были в моде до войны. По всей вероятности, она не объявится – просто потому, что сделала то, зачем приезжала в Лондон, и уже покинула Англию, улетела в Женеву, или на Ближний Восток, или в Китай, или в Южную Америку, или в Соединенные Штаты. «А почему, – подумал сэр Стэффорд, – я вспомнил Южную Америку? Почему-то ведь вспомнил, хотя никто не упоминал о Южной Америке, кроме разве что Хоршема. И даже тот всего лишь сказал о ней мимоходом».

На следующее утро, отнеся объявление в газету и неторопливым шагом возвращаясь домой через парк Сент-Джеймс, он вдруг заметил осенние цветы – длинноногие чопорные хризантемы с золотисто-бронзовыми шапками. До него донесся их аромат, похожий, как ему всегда казалось, на запах козы, он напомнил ему о склонах холмов в Греции. Надо не забыть просмотреть колонку частных объявлений. Нет, пока еще рано, пройдет по крайней мере два-три дня, прежде чем опубликуют его объявление и кто-нибудь сможет поместить в той же газете ответ. И если ответ появится, то никак нельзя его прозевать, должен же он, в конце концов, знать, что происходит на самом деле!