Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата - Страница 13

– Кажется, это имя мне тоже знакомо. Немного напыщенное, правда?

– Лично мне оно до сих пор кажется очень романтичным. Мне было тогда лет двенадцать. Я вспомнила об этом, пока ты ходил взглянуть на тот портрет. Принцесса Флавия, – добавила она.

Стэффорд Най улыбнулся.

– Вы помолодели, порозовели и выглядите очень сентиментальной, – сказал он.

– Именно так я себя и чувствую. Нынешним девушкам такие чувства неведомы. Они впадают в экстаз от влюбленности и падают в обморок, когда кто-нибудь бренчит на гитаре или распевает во все горло, но они совершенно несентиментальны. Но я влюбилась не в Рудольфа Рассендилла, а в его двойника.

– У него был двойник?

– Был. Король Руритании.

– Ах да, ну конечно же, теперь мне понятно, откуда пошло слово «Руритания», которое я то и дело слышу. Да, по-моему, я точно это читал. Рудольф Рассендилл, приближенный короля Руритании, влюбился в принцессу Флавию, с которой король был официально обручен.

Леди Матильда несколько раз тягостно вздохнула:

– Да. Рудольф Рассендилл унаследовал рыжие волосы от своей прабабки, и в одном из эпизодов книги он кланяется ее портрету и говорит о… имени я уже не помню… о графине Амелии, или что-то в этом роде, от которой он унаследовал свою внешность и все остальное. Поэтому, глядя на тебя, я вспомнила Рудольфа Рассендилла, а ты пошел посмотреть на портрет дамы, которая могла быть твоей прабабкой, и проверить, не напоминает ли она тебе кого-то. Значит, у тебя роман, не так ли?

– Ради бога, почему вы так решили?

– Знаешь, жизнь при всей своей сложности не так уж непредсказуема. Существует набор признаков, по которым можно определить состояние души человека в тот или иной момент. Это как книга по вязанию: в ней примерно шестьдесят пять различных узоров. И все кажутся сложными. Но стоит повнимательнее присмотреться к любому из них, и тебе все станет ясно. Твой сегодняшний узор, я бы сказала, – это романтическое приключение. – Она вздохнула. – Боюсь, однако, что ты ничего мне об этом не расскажешь.

– Мне нечего рассказывать, – возразил сэр Стэффорд.

– Ты всегда был отъявленным лжецом. Ну что ж, не беда. Привези ее ко мне как-нибудь. Это единственное, чего я хочу, прежде чем врачам удастся меня уморить очередным антибиотиком, который они только что изобрели. Ты не поверишь, сколько разноцветных пилюль я теперь глотаю!

– Я не понимаю, почему вы говорите «она» и «ее».

– Разве? Я узнаю ее с первого взгляда. В твоей жизни есть какая-то женщина. Чего я не могу понять – так это где ты ее нашел. В Малайзии, за столом заседаний? Дочка посла или министра? Хорошенькая секретарша из посольства? Нет, это все не подходит. На пароходе по дороге домой? Нет, пароходы нынче не в чести. Наверное, в самолете.

– Так уже горячее, – не удержался сэр Стэффорд Най.

– Ага! Стюардесса?

Он покачал головой.

– Ну ладно, храни свою тайну. Но имей в виду, я все выясню. Когда дело касается тебя, я всегда все чувствую. У меня вообще нюх на такие вещи. Конечно, я теперь отошла от жизни, но время от времени встречаюсь со старыми друзьями, и, ты знаешь, от них легко получить намек-другой. Люди обеспокоены, причем повсюду.

– Вы имеете в виду обычное недовольство?

– Нет, вовсе нет. Я имею в виду беспокойство высокопоставленных лиц, беспокойство нашего ужасного правительства, беспокойство старого, милого, сонного министерства иностранных дел. Происходит что-то такое, чего не должно быть. Тревога и напряженность.

– Студенческие волнения?

– Нет, студенческие волнения – дело обычное, думаю, они происходят во всех странах. Некая славная девушка приходит по утрам читать мне газеты. Мне сейчас это трудно, а у нее очень приятный голос. Она читает вслух письма, разные газетные заметки, и вообще она молодец: читает то, что я хочу знать, а не то, что, по ее мнению, мне нужно знать. Да, насколько я понимаю, все обеспокоены, и об этом, имей в виду, мне сказал мой довольно давний знакомый.

– Кто-то из старых военных?

– Он генерал-майор, уже порядочно лет в отставке, но по-прежнему в курсе всех дел. Молодежь всегда в авангарде всех событий, но этот факт сам по себе не вызывает беспокойства. Они – кем бы они ни были – используют молодежь. Во всех странах без исключения. Они ее подстрекают. Молодежь скандирует лозунги, которые звучат доходчиво, хотя сами молодые люди не всегда понимают их смысл. Революцию устроить очень легко: для молодежи это естественное дело, она всегда бунтует. Она бунтует, разрушает и хочет, чтобы мир стал другим, но в то же время она слепа. На глазах у молодежи повязка, они не видят, куда идут, не понимают, что должно произойти, что перед ними и кто у них за спиной подталкивает их вперед. Вот что меня пугает. Знаешь, словно кто-то манит ослика морковкой, а кто-то другой при этом подгоняет его сзади палкой.

– У вас какие-то странные фантазии.

– Милый мой мальчик, это не просто фантазии. Так говорили про Гитлера и гитлерюгенд. На самом деле там велась долгая, тщательная подготовка, все действия были просчитаны до мельчайших деталей: во всех странах были созданы пятые колонны, которые должны были подготовить и обеспечить встречу суперменов немецкой нации. Об этом мечтали и в это горячо верили. Возможно, кто-то и сейчас верит во что-то подобное: в какую-нибудь доктрину, которую с радостью примут, если она будет преподнесена достаточно умело.

– О ком вы говорите? Вы имеете в виду китайцев или русских? Кого именно?

– Я не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но что-то где-то происходит, и именно таким образом. Опять шаблон, понимаешь? Модель! Русские? Они увязли в коммунизме. Думаю, их идеи устарели. Китайцы? Мне кажется, они сбились с пути: может быть, переборщили с председателем Мао. Я не знаю, кто за всем этим стоит. Как я уже говорила, есть только вопросы – почему, где, когда и кто.

– Очень интересно.

– История повторяется, и на свет божий извлекается все та же самая идея: молодой герой, золотой сверхчеловек, за которым все должны идти. – Помолчав, она добавила: – Понимаешь, идея все та же. Юный Зигфрид.

Глава 7

Совет тетушки Матильды

Тетушка Матильда посмотрела на внучатого племянника. Стэффорду Наю был знаком этот ее взгляд, острый и проницательный. Но сегодня он показался ему еще более острым и проницательным, чем обычно.

– Значит, ты уже слышал эти слова, – сказала она. – Понятно.

– И что они означают?

– А ты не знаешь? – Она удивленно подняла брови.

– Ей-богу, чтоб я сгорел, – ответил сэр Стэффорд, как, бывало, в детстве.

– Да, мы всегда так говорили, – заметила леди Матильда. – Так ты и впрямь ничего не знаешь?

– Ничегошеньки.

– Но слова эти ты уже слышал?

– Да, мне их сказал один человек.

– Важная персона?

– Возможно. Наверное, да. Что вы подразумеваете под «важной персоной»?

– Ну, ты ведь в последнее время участвовал в разных правительственных миссиях? Ты представлял эту бедную, несчастную страну так хорошо, как только мог, но я не удивлюсь, если у тебя это получилось не намного лучше, чем это могли бы сделать другие, просто сидя за круглым столом и болтая языком. Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы.

– Возможно, вы правы, – ответил Стэффорд Най. – В таких делах особого оптимизма не испытываешь.

– Но делаешь все, что только можешь, – подхватила леди Матильда.

– Весьма христианский принцип. В наше время если делаешь все из рук вон плохо, то со стороны кажется, что добиваешься больших успехов. Что это все значит, тетушка Матильда?

– Я-то, к сожалению, не знаю, – ответила та.

– Но вы же всегда в курсе всех событий!

– Это не совсем так. Просто мне часто рассказывают разные новости.

– Как это?

– Видишь ли, у меня еще сохранилось несколько старых друзей. Друзей, которые в курсе многих дел. Конечно, по большей части они либо совершенно глухие, либо полуслепые, либо немного не в себе, либо едва ходят. Но кое-что у них еще работает, вот здесь. – Она постучала себя по аккуратно причесанной седой голове. – Вокруг сейчас царят тревога и отчаяние, больше, чем когда-либо. Вот тебе один из фактов, которые я узнала.