Секира Перуна - Неволина Екатерина Александровна - Страница 8

– Светает. Я пойду… – словно сквозь пелену донесся до Глеба голос Александры.

Он поднял голову, кивнул и… снова заметил у окончательно затухшего костра неподвижную человеческую фигуру.

– Ну это уже бог знает что! – пробормотал Глеб, намереваясь на этот раз не упустить черноволосого, а вероятнее всего, с досады накостылять ему по шее.

Александра тоже поднялась, отсекая незнакомцу одно из направлений для отступления. Глеб же двинулся наперерез.

– Ты… – произнес он, подходя к черной фигуре, и запнулся. Потому что вместо черноволосого лохматого парня перед ним оказался массивный бородатый дядечка лет далеко за сорок… – Простите, обознался, – поспешно сменил интонацию Глеб. – Нам тут один парень досаждал…

– А теперь убрался? – спросил мужчина низким прокуренным голосом.

Глеб развел руками, полагая, что хрен редьки не слаще и новый визитер может оказаться не лучше, если не хуже недавнего фрика.

– Ну что же, хорошо, если убрался, – философски заметил тем временем бородатый. – Я к вам от Евгения Михайловича, – добавил он, понизив голос до едва слышного шепота. – Он просил показать вам вот это…

Глеб поспешно вытащил маленький фонарик, который вместе с зажигалкой и складным ножиком носил с собой всегда, не забывая перекладывать в карман очередной смены одежды. В свете фонаря на ладони ночного посетителя блеснула копейка. Та самая, которую команда нашла в Александрове, охотясь за библиотекой Ивана Грозного.

Александра, тоже шагнувшая ближе к незнакомцу, посмотрела на парня и поспешно кивнула.

– Здесь поговорим? – спросил Глеб, оглядываясь.

Молодежь еще продолжала гулять. Над озером все еще звенел смех и песни, хотя многие парни с девушками уже разбрелись по парам… Кажется, никому не было ни до кого дела, каждый стремился урвать свой кусок от самой необыкновенной ночи в году.

– Здесь безопасно, – подтвердил бородатый, подходя к костру, – зачем прятаться и привлекать лишнее внимание? Уж лучше здесь… Тем более вокруг простор, если не разевать рот, то никто незаметно не подойдет.

Затем гость нагнулся и принялся раздувать угли. Он дул, а Глебу вдруг вспомнилась сказка про волка, сдувавшего поросячьи домики, и он едва смог удержать приступ странного смеха.

Незнакомец все усердствовал у углей, и наконец усилия его увенчались успехом. Сначала угли снова заалели, а затем по ним заплясал сперва робкий, а затем все более уверенный огонек.

– А я думала, костер уже не раздуешь, – произнесла Александра.

Бородатый улыбнулся, довольно вытирая лоб испачканной в золе рукой.

– В полевой жизни еще не то делать научишься! – похвастался он и, кивнув на бревно, где сидели Глеб и Александра, спросил: – Можно?

– Да, разумеется, – Глеб поспешно подвинулся, освобождая ему место между собой и девушкой. – А вы…

– Я археолог. Зовите меня Семеном Николаевичем, – представился бородатый несколько двусмысленно.

Глеб едва заметно поежился. С археологией у него были связаны свои воспоминания. Причем не всегда приятные.

– Очень рада познакомиться, – откликнулась Александра, не понимая, отчего Глеб, всегда такой вежливый и внимательный, молчит. – Я – Саша, а это…

– Я знаю, – перебил ее Семен Николаевич, закуривая. – Извините, ребята, я к вам ненадолго. Если не возражаете, давайте сразу к делу?..

Глава 4

Новое задание

Северин возвращался в свой временный дом уже утром. Он шел, словно пьяный, все еще не понимая, на каком он свете. То, что произошло с ним в Купальскую ночь, казалось сказкой. Прекрасной волшебной сказкой… которая рассеется при свете дня. Просто потому, что не бывает такого всеобъемлюще-огромного счастья. Просто потому, что человеческое сердце не может разом вместить в себя столько любви и восхищения. В одной сказке герой сковывает свое сердце тремя железными обручами. Так эти обручи оказались бы сейчас как раз кстати.

Уже дойдя до двери, приятно пахнущей еще свежими смолистыми досками, Северин вдруг развернулся и бегом бросился к тому дому, куда еще недавно вошла Арина.

Парень остановился у окна. Сквозь тонкую стенку он различил легкое шуршание и тихий скрип кровати. Сердце стукнуло. Северину казалось, что он слышит даже дыхание девушки. Вот оно замедляется… она засыпает.

– Вот бедолага напился! – послышался рядом веселый голос. – Стоит у стены, шатается, даже в дом войти не может. Тебе помочь?

Перед Северином появилось добродушное курносое лицо.

– Нет, спасибо, я сам… – пробормотал Северин, понимая, что не должен больше торчать здесь. Не сейчас.

С трудом оторвавшись от стены, он двинулся прочь.

– Так это и не его дом был? – хохотнул курносый. – Пить меньше надо! Надо меньше пить!

Северин, едва переносивший алкоголь и не попробовавший сегодня ни грамма, не ответил. Его действительно легко было принять за пьяного. Он сам не узнавал себя, и расскажи ему, что бывает такое состояние, он бы не поверил. До тех пор, пока не испытал это сам…

Ступая, словно во сне, он вновь дошел до своего домика и, открыв скрипучую, плохо смазанную дверь, шагнул внутрь.

Домик был очень маленький, с двумя кроватями по обеим стенкам и небольшим, деревянным же, столом между ними. На одной из кроватей спал Глеб. На скрип двери он пошевелился и пробормотал что-то нечленораздельное, но, видимо, так и не проснулся.

Северин тяжело опустился на свою кровать. В ушах все еще звучал глубокий голос, в котором слышался и звон ручейка, и шум мощной реки, и пение птиц… Он словно вмещал в себя все звуки на свете. Даже если бы Арина не была так волшебно-красива, в нее можно было бы влюбиться только из-за ее голоса…

В висках все еще стучал пульс. Северину казалось, что все его чувства необыкновенно обострены. Он чувствовал запах дерева, который витал во всем доме, запах любимой туалетной воды Глеба, аромат дыма костра, терпкий запах чьих-то сигарет… На этой мысли Северин обеспокоенно поднялся и еще раз втянул в ноздри воздух – да, табаком, определенно, пахнет. И почему-то от одежды Глеба. Глеб не курит, это точно. Но мало ли кто курил в его присутствии… Северин обеспокоенно огляделся. Этот запах отчего-то тревожил и раздражал парня. А еще он не понимал, как можно спать в такое необыкновенное утро.

В груди словно раскручивалась сорвавшаяся с зажима пружинка. Когда беспокойство стало невыносимым, Северин решительно вышел на улицу.

Лагерь был погружен в утренний сон. Последние припозднившиеся компании разбредались по своим домам, а над озером легкой тюлевой занавеской висел туман.

Жадно вдохнув свежесть раннего утра, словно пытаясь выгнать из легких тревожащий запах табака, Северин зашагал в сторону леса. Теперь он знал, куда идти. Еще в детстве, когда что-то волновало или пугало его, Северин убегал в лес. «Не бойся леса. Он хороший. Он защитит…» – говорил, бывало, отец. И ошибался: лес не защитил его самого… Но думать об этом сейчас Северин не мог и не хотел. Он все ускорял шаг, а вскоре и вовсе перешел на бег.

И вот уже несся сломя голову через мокрые от росы кусты. Лес словно расступался перед ним, и молодые колючки малины скользили, не причиняя вреда. А Северин бежал и бежал – так быстро, словно от этого зависела его жизнь, и на сердце опускался благодатный покой… Ему казалось, что сердце увеличивается, вырастает в груди. Теперь-то в него уже можно вместить все счастье…

Северин проснулся, улыбаясь. Обоняние щекотал легкий и приятный запах сосновых иголок. Он открыл глаза – сосновые лапы и вправду раскачивались высоко над головой. Сквозь них, как сквозь занавески в спальне, просвечивало солнце, ложась на покрытую мохом землю причудливым изящным узором.

Парень сладко потянулся. Оказывается, он заснул прямо в лесу, свернувшись калачиком у старой сосны. Северин не помнил, как ложился, в памяти сохранилось лишь сладостное ощущение бега по утреннему пробуждающемуся лесу, который, кажется, сам стелется под лапы… «Под лапы…» – поймал Северин за хвост странную мысль и улыбнулся – кажется, он так сроднился с лесом, ему так хорошо и комфортно тут, что он уже думает о себе как об одном из лесных обитателей-животных. «Конечно, под ноги», – поправил себя парень, поднимаясь с мягкой моховой подушки.