Город-невидимка - Неволина Екатерина Александровна - Страница 22

Кровь заливала лицо. Ресницы слиплись — так что он едва мог видеть.

Князь знал, что умрет. Смерть дышала ему в ухо, касалась обожженной щеки своим раздвоенным змеиным языком.

«Я за тобой, княс-с-с-с-сь, — шипела она, — с-собирайс-с-с-ся!»

В голове, казалось, оглушительно бьет тяжелый медный колокол.

«Бом-бом-бом! Час пришел!»

Лед под ногами ломался, растопленный живой человеческой кровью. Река Сить пучилась под толстым настом, как пучит живот после обильной трапезы на пиру. Еще бы: столько кровушки испить — не каждый сдюжит!

Вокруг становилось черным-черно.

День? Ночь? Уже не разобрать.

Ирина… Мысль о ней пронзила сердце князя за мгновение до злой татарской стрелы. Ирина… Значит, так и не суждено им увидеться в этой жизни. Может быть, там, в чудесно исчезнувшем Китеже, она найдет покой и спасение. Она всегда хотела покоя. А он…

Время словно остановилось. Он не чувствовал боли, но меч почему-то выпал из вдруг ослабевших пальцев.

«Ты мой, княс-с-с-с-сь! Ты навеки мой!» — хохотала смерть, дыша в лицо тошнотворной вонью.

Он упал на лед, а кривая татарская сабля опустилась на шею, отсекая гордую голову.

Говорят, хан Батый принял этот дар от своего верного полководца и объехал с головой князя Юрия вокруг всего своего несчетного войска, похваляясь победой и понося самыми грубыми бранными словами поверженного противника.

Все это было потом и было уже не важно…

Саша видела, как Глеб покачнулся и закрыл лицо рукой. Его боль ощущалась так остро, словно была материальной, словно вонзалась девушке в душу миллиардами острых осколков.

— Глеб!

Она шагнула к нему, но княгиня вдруг нахмурила тонкие брови, кинув на Александру гневный взгляд.

— Он мой! — сказала Ирина Алексеевна. Странно, ее слова показались вдруг Саше змеиным шипением. — Я так долго ждала его, и теперь он мой!

— Девушки, а вот и не подеретесь! — послышался насмешливый голос Яна, о котором Александра, признаться, уже позабыла. — Слышал я, конечно, что у нас недостаток мужиков, но чтобы до такой степени…

— Не вмешивайся! — резко сказала княгиня, полоснув взглядом по магу. — Хочешь — убирайся отсюда и ее, — она равнодушно кивнула в сторону Саши, — прихвати.

— Глеб! — снова позвала Александра.

Он казался околдованным, погруженным в странный кошмар, видимый лишь ему одному.

— Он вспомнил! — торжествуя, проговорила княгиня и сухо рассмеялась. — Он все вспомнил! Я знала, знала, что так и будет!

Саша чувствовала дурноту, а в горле стоял ком. Смотреть на Ирину Алексеевну было почему-то неприятно, и девушка уставилась в пол.

— Однако клевое у тебя царство, — продолжал издеваться Ян, — все так гармонично, слаженно. Все счастливы, сыты и довольны. Спасибо тебе, что ты берешь к себе нашего Глеба. А мы с Сашей, выходит, не заслужили? Что, даже в качестве батареек для твоей Матрицы не нужны? А зря! Знаешь, какая из меня хорошая батарейка выйдет?..

Александра слушала этот бред, удивляясь, как Ян еще может паясничать. Ясно же, что они проиграли. Но что сделает княгиня, если ее окончательно разозлить? Может, уничтожит, а может, вышвырнет из Китежа, что для Саши почти равносильно уничтожению. Как можно оставить с ней Глеба, пусть даже она и права, и он когда-то был тем самым князем…

Додумать она не успела, потому что Ирина Алексеевна вдруг с тихим стоном, как-то особенно плавно, по-лебяжьему, рухнула на пол.

За ней стояла Динка с какой-то из своих железок.

— Спасибо, что отвлек! — улыбнулась девочка Яну.

Тот, как всегда иронично, поклонился:

— К вашим услугам, прекрасная госпожа! Вы, надо сказать, просто на редкость вовремя!

— От этого растреклятого яблока тоже прок иногда бывает, — буркнула Динка. — А что это с ним? — она кивнула в сторону Глеба.

— Ностальгические воспоминания! — хихикнул Ян.

— Мне кажется, лучше его сейчас не беспокоить, — Саша прожгла Яна презрительным взглядом. — Ему пришлось очень тяжело, и нужно время, чтобы прийти в себя.

Динка хмыкнула и покосилась на лежащую без чувств княгиню.

— Надо бы… того… побыстрее. А то вдруг она очнется? — опасливо сказала девочка. — Кстати, скажите спасибо, я вам вещи, чтобы переодеться, принесла.

Динка уже вернула свою обычную одежду и была сейчас в джинсах, футболке с черепом и со своим рюкзаком. Распустив завязки, она принялась доставать вещи друзей.

— Вот, — похвасталась она гордо, — раскопала в одном из сундуков. Тот оказался, конечно, закрыт… Ну, я вам скажу, замки они делали примитивные — даже скучно открывать было. Душа просила чего-то такого… волнительного, особенного, а там — легкотня!..

— А что это у тебя? — вдруг спросила Александра, заметившая среди вещей знакомое серебряное блюдце.

Динка покраснела.

— А что, не оставлять же ценный артефакт! Ирина Алексеевна мне сама его, между прочим, дала!

Саша молча смотрела на подругу, и та под ее взглядом еще больше смущалась.

— Мы же икону брать все равно собираемся, я не поняла, почему бы еще блюдечко не прихватить, — она жалобно, совсем по-детски, шмыгнула носом. — Оно ведь княгине все равно не так нужно, как нам!

— Захвати еще золотые украшения и камни со всех здешних женских тряпок, — посоветовал Ян. — Они нам тоже больше, чем княгине, пригодятся. Всегда можно потратить деньги на благородные цели. А что может быть благороднее, чем благоустройство себя, любимого? Ты знаешь? Я — нет! — он повернулся к Саше, словно ища у нее поддержки.

— Ну это же не воровство! — Динка уже едва не плакала. — Почему икону брать можно, а видеодевайс — нет? Откуда такое неравноправие?!

— Потому что икону мы тоже брать не будем.

Александра произнесла эти слова и вдруг почувствовала, что сказала совершенно верно. Это и есть единственно правильное, единственно спасительное решение. Иначе — никак нельзя!

— Что ты сказала? — вот теперь Глеб окончательно пришел в себя и смотрел на Сашу с изумлением.

Впрочем, как и остальные «русичи».

— Я сказала, что икону мы оставим в Китеже, как и серебряное блюдце. Нельзя брать отсюда ничего. Тем более — икону. Вы сами видели, во что она превратила этот город. Это и называется ее защитой?.. Тогда я первая скажу: такой защиты я не хочу! Я не хочу менять свою жизнь на застывшую не-жизнь Китежа!

Мгновение в церкви стояла напряженная тишина, а потом Ян зааплодировал.

— Браво! — воскликнул он. — Действительно, браво! Мне кажется, девочка, из тебя будет толк, ты умеешь мыслить… иногда…

— Ты уверена? — нахмурился Глеб. Он не сводил взгляда с Саши.

Она кивнула.

— Но это же будет фейл?! — не сдавалась Динка. — Мы же проиграем, если вернемся без артефакта, за которым и пришли сюда!

— Фейл будет, если мы его возьмем, — твердо проговорила Александра. — Нужно уметь делать выбор. Итак, кто за то, чтобы оставить икону Софии Китежской здесь? — она первая, без колебаний, подняла руку.

Сразу вслед за ней взметнулась рука Яна.

— Я насмотрелся на здешнее волшебство и вовсе не уверен, что оно принесет благодать нашему, так сказать, реальному миру. Видели, что случилось с Ириной Алексеевной? Думаю, это влияние иконы, и оно достаточно сильно, чтобы подчинить любого из своих обладателей.

— Ты прав, — серьезно ответил Глеб и тоже поднял руку. — Княгиня изменилась, и думаю, виновна в этом именно икона. Она опасна.

— Ну вот, опять я в меньшинстве, — Динка снова хлюпнула носом, демонстрируя всю трагичность своего положения. — Ну уж ладно — вы взрослые, умные…

Она вынула из рюкзака блюдце и положила у бессильной руки княгини.

Ирина Алексеевна укоризненно смотрела на них с иконы святой Софии, и от этого взгляда всем было не по себе.

— Отпусти ее, а? — попросила Александра Яна.

Тот кивнул и принялся тушить свечи, а икона стала медленно подниматься на свое прежнее место, под купол беленой нарядной церковки славного, давно уже не живого града Китежа.