Лощина - Кристи Агата - Страница 14

— Я чувствую себя там очень хорошо, — ответила она. — Деревня — это очаровательно. Такая близость от Лондона и в то же время такая уединенность…

Она поправила лису на плечах, поставила бокал и сказала:

— Я вам бесконечно благодарна, вы были так любезны!

Фраза была адресована сэру и леди Эндкателл и, по неизвестным причинам, почему-то и Эдварду. Вероника продолжала:

— Мне осталось только отнести добычу домой. Я бы попросила вас, Джон, проводить меня, мне так хочется узнать, как вы прожили все эти долгие годы — мы ведь ни разу не виделись!

Она еще раз извинилась за беспокойство, которое причинила, снова поблагодарила леди Эндкателл и удалилась в сопровождении Джона. Сэр Генри стоял около двери и смотрел им вслед.

— Прелестная ночь! — сказал он обернувшись. Леди Эндкателл зевнула.

— Пора ложиться, дорогой, — заявила она. — Нужно как-нибудь посмотреть фильм с ее участием. Я убедилась, что она прекрасная комедиантка.

Мидж вышла вместе с Люси, пожелала ей спокойной ночи и спросила, что означают слова «прекрасная комедиантка».

— А вы так не думаете, моя милая?

— Вы считаете, Люси, что в «Голубятне» больше спичек, чем требуется?

— Я в этом совершенно уверена, дорогая! Их там навалом. Но отдадим ей должное — комедию она ломает великолепно!

Гости прощались, обменивались пожеланиями спокойной ночи. Прежде чем уйти в спальню, сэр Генри позаботился о том, чтобы по возвращении Джон нашел дверь открытой.

Генриетта простилась с Гердой, сообщила, что падает от желания спать и, смеясь, добавила:

— Обожаю наблюдать актрис в жизни — они удивительно красиво входят и выходят.

…Вероника быстро шла по узкой тропинке. Джон позади. Они вышли из леса и оказались у бассейна. Невдалеке стоял маленький павильон, где в ветреные дни Эндкателлы и их гости любили наслаждаться солнцем.

Вероника остановилась и повернулась к Джону. Указывая рукой на бассейн, где плавали опавшие осенние листья, она сказала:

— Не правда ли, Джон, это немного отличается от Средиземного моря?

Он не ответил. Он знал теперь, чего ждал так долго. Только сейчас он осознал, что все эти пятнадцать лет Вероника жила в нем. Голубое южное море, жара, легкий запах мимозы — все это она. Она тайно оставалась в его памяти… Ему было тогда двадцать четыре, и он был влюблен до потери сознания. На сей раз он не убежит!

Глава IX

Джон вышел из леса на площадку, выложенную дерном, которая спускалась к дому. При лунном свете он посмотрел на часы — три часа. На его лице появилось беспокойство. Джон вздохнул. Он больше не мальчишка двадцати четырех лет, влюбленный в красивую девочку. Он — мужчина в расцвете сил, который рассуждает трезво, здраво и ясно.

Он сделал глупость, но не жалеет об этом. Сейчас у него полный контроль над собой, он ясно отдает себе отчет: в течение всех этих лет, сам того не ведая, он тащил на себе обузу, которая его связывала. Он избавился от этого. Теперь он свободен!

Да, он был свободен, он был самим собой, он знал, что для Джона Кристоу, выдающегося специалиста с прекрасной практикой, Вероника нечего не значит. Абсолютно ничего! Образ Вероники все эти годы преследовал его потому, что он не мог простить себе побег, положивший конец их отношениям. В этом для него было что-то оскорбительное. В этот вечер Вероника вернулась, вернулась из мечты. Он не мог отказаться от мечты, он ее принял… и освободился от нее навсегда. Он вернулся на землю.

Уже три часа утра. Его отсутствие может вызвать нежелательные кривотолки. Что подумает Герда?

Что касается Генриетты, то это не так важно. Она все поймет, но Герде, это он прекрасно понимал и чувствовал, он ничего объяснить не способен. Риск никогда его не пугал. Он рисковал своими больными, когда впервые применял новый метод лечения, он рисковал деньгами, когда пускался в финансовые операции, но то был риск разумный, обдуманный. А сегодня…

Что подумала Герда, когда он ушел вслед за торжествующей Вероникой? Имел ли он вид ослепленного, околдованного прелестным созданием мальчишки или мужчины, исполняющего простой долг вежливости? Джон этого не знал, и это его тревожило. Неужели безумие, которое он совершил, нарушит спокойный распорядок его жизни?

Он с раздражением задавал себе эти вопросы, не находя ни утешения, ни оправдания, даже если его поступок толковать как безумие.

Дом спал спокойно. Не слишком ли спокойно?

Когда он подходил, ему показалось, что он услышал, как тихо закрылась дверь. Может быть, он ошибся? Может быть, кто-то за ним следил? Кто-то мог ждать его у пруда и последовать за ним, обогнав другой дорогой. Действительно ли это был звук закрываемой двери?

Он бросил быстрый взгляд на окна второго этажа. Не пошевелилась ли там занавеска, как будто бы кто-то только что выглянул в окно? Это была комната Генриетты. Его охватила тревога.

— Нет, — прошептал он, — только не Генриетта! Я не хочу ее терять!

Он подумал, не бросить ли горсть гравия в ее окно, позвать ее, тотчас сказать ей все, что он только что узнал о себе самом, все ей раскрыть, все объяснить… если она сама этого еще не знает.

«Любовь моя, — сказал бы он ей. — Я начинаю новую жизнь, и она начинается для меня сегодня, сейчас. Все, что до сих пор мешало мне жить по-настоящему, больше не существует. Вы были правы, когда вы спросили, не убегу ли я. Все время, все эти годы я только это и делал. Я не знал, что это — сила или слабость, — бегство от Вероники. Я боялся самого себя, боялся жизни, боялся вас!»

Сейчас он разбудит Генриетту, пригласит ее на прогулку, они вместе поднимутся на самую вершину холма и встретят там восход солнца!

Он постарался взять себя в руки. Нельзя же окончательно терять голову. Этой ночью он уже наделал достаточно глупостей. Надо постараться выпутаться хотя бы из этого. Не следует усложнять все еще больше. Он возвращается на рассвете. Как объяснить это Герде? Что подумают о нем Эндкателлы?

Эндкателлы будут думать так, как решит Люси. Тут волноваться не о чем. Люси очень разумно ко всему относится и очень терпимо.

Герда, к сожалению, не принадлежит к семейству Энкдателлов, вот с ней ему следует объясниться, и чем скорее, тем лучше.

А если именно она следила за ним?

Он хорошо знал, что этого делать не принято, и отдавал себя отчет в том, что даже очень уважаемые люди, очень воспитанные и очень деликатные подслушивают под дверью, читают чужие письма, даже низко шпионят, если им представится такая возможность.

Если Герда все узнала…

Нет, это невероятно! Герда легла и сразу же заснула. У нее нет воображения, она никогда его не имела и иметь не будет!

Он вошел в дом через дверь, которую специально для него оставили открытой. Очень тихо поднялся по лестнице и осторожно открыл свою дверь. Комната была погружена во мрак. Герда спала безмятежно. Она повернулась, когда он вошел, и спросила:

— Это ты, Джон?

— Да.

— Ты вернулся очень поздно. Который час?

— Не имею ни малейшего понятия. Мне очень жаль, что я тебя разбудил. Эта женщина обязательно хотела угостить меня виски.

Голос его ясно показывал, что ему пришлось выполнить неприятную обязанность, которой он всячески хотел бы избежать. Герда сказала: «А-а», пожелала мужу спокойной ночи и снова заснула.

Все прошло как нельзя лучше. Ему повезло, как всегда. Как всегда… Почему-то это не очень радовало Джона. Как всегда, удача его не покинула. Как всегда, все для него обернулось хорошо. Иногда он себя спрашивал с беспокойством, что же будет, если удача ему изменит, это фатально, это возможно…

Он быстро разделся и лег. Он думал о Зене и ее гадании на картах.

Она сказала: «Карта имеет над тобой власть». Это была Вероника. Верно, когда-то она имела власть над ним.

«Что ж, милочка, — подумал он с каким-то мстительным удовлетворением. — Только это было вчера, а сегодня все кончено. Теперь я свободен!»

Глава X

На следующее утро в десять часов утра Джон спустился к первому завтраку. Герда уже позавтракала в постели. Ей это было неприятно, она не хотела быть причиной беспокойства для других. Джон проснулся в хорошем настроении. Он успокоил Герду: Эндкателлы относятся к людям, которые еще имеют возможность содержать многочисленную прислугу. И никакого беспокойства нет в том, что эта прислуга что-то делает.