Кривой домишко - Кристи Агата - Страница 21

— Вы пошли и нафискалили полиции.

— О! — Я несколько растерялся. — Ты имеешь в виду… О…

— О дяде Роджере.

— Но, Джозефина, уже все в порядке — поспешно заверил я ее. — Все в полном порядке. Полицейские знают, что он не сделал ничего плохого… Джозефина метнула на меня злобный взгляд.

— Как вы глупы!

— Но почему?

— Я беспокоюсь вовсе не о дяде Роджере. Просто следственную работу нельзя вести таким образом. Разве вы не знаете, что полицейским ничего нельзя рассказывать до самого последнего момента?

— О, понимаю, — сказал я. — Я виноват. Я действительно очень виноват. — Естественно. — И добавила укоризненно: — А я вам верила.

Я сказал, что виноват, в третий раз, и Джозефина как будто немного смягчилась. Она энергично куснула яблоко еще пару раз.

— Но полиция все равно выяснила бы это обстоятельство, — сказал я. — Ты… Я… Мы не смогли бы долго держать его в секрете.

— Вы имеете в виду скорое банкротство его фирмы?

Как всегда, Джозефина была прекрасно информирована.

— Да, думаю, дело кончится именно банкротством.

— Сегодня вечером состоится семейный совет по этому поводу, — сообщила Джозефина. — На нем будут присутствовать папа, мама, дядя Роджер и тетя Эдит. Тетя Эдит собирается отдать дяде Роджеру свои деньги — правда, она еще не получила наследства. А папа вряд ли станет помогать. Он говорит, если Роджер попал в переплет, то винить должен только себя самого. А мама и слышать не желает ни о какой помощи Роджеру, так как хочет, чтобы папа вложил деньги в ее «Эдит Томпсон». Вы знаете что-нибудь про Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила своего мужа, а любила молодого человека по имени Байуотерс, который однажды увязался за этим мужем после спектакля и ударил его ножом в спину.

Я еще раз подивился необычной направленности интересов и полноте познаний маленькой Джозефины, а также драматическому чутью, которое позволяло ей изложить все волнующие факты истории буквально в двух словах. — На словах-то все гладко получается, — сказала Джозефина. — Но думаю, спектакль провалится, как и «Иезавель». — Девочка вздохнула. — Интересно все-таки знать, почему псы не съели кисти ее рук.

— Джозефина, — сказал я. — Ты говорила, что знаешь почти наверняка, кто является убийцей?

— Ну.

— И кто же?

Джозефина одарила меня презрительным взглядом.

— Понимаю, — сказал я. — В самый последний момент? И даже если я пообещаю ничего не говорить инспектору Тавернеру?

— Мне нужно собрать еще некоторые улики, — сказала Джозефина. — И в любом случае, — добавила она, швыряя огрызок яблока в пруд, — вам я не скажу. Если вы вообще тянете в этой истории на какую-то роль — то только на роль Ватсона.

Я проглотил это оскорбление.

— О'кей, — сказал я. — Я Ватсон. Но даже Ватсону предоставлялись исходные данные.

— Чего-чего? — Факты. А он из них выводил разные ошибочные заключения. Несколько мгновений Джозефина боролась с соблазном. Потом отрицательно потрясла головой:

— Нет. — И добавила: — И вообще, я не особо увлекаюсь Шерлоком Холмсом. Он ужасно устарел. Представляете, в то время ездили в кэбах?

— А что эти письма? — спросил я.

— Какие письма?

— Письма, которые, как ты говорила, Лоуренс Браун и Бренда пишут друг другу.

— Я это придумала, — сказала Джозефина.

— Я тебе не верю.

— Да. Придумала. Я часто придумываю всякую всячину. Развлекаюсь таким образом.

Я уставился на нее. Она уставилась на меня.

— Послушай, Джозефина. У меня есть один знакомый, который работает в Британском музее. Он знает все-все про Библию. Если я у него узнаю, почему собаки не съели кисти рук Иезавели, ты расскажешь мне о письмах?

На этот раз Джозефина заколебалась по-настоящему.

Где-то поблизости громко треснула сухая ветка. Наконец Джозефина решительно произнесла:

— Нет, не расскажу.

Я вынужден был смириться с поражением. Несколько запоздало я вспомнил совет отца.

— Ну ладно, — сказал я. — Все это всего лишь игра. Конечно, ты просто ничего не знаешь.

Джозефина яростно сверкнула на меня глазами, но не поддалась искушению.

Я поднялся со скамейки.

— Мне надо идти искать Софию. Пойдем.

— Я останусь здесь, — сказала Джозефина.

— Нет, не останешься. Ты пойдешь со мной.

Я бесцеремонно поднял ее и поставил на ноги. Девочка, казалось, удивилась и хотела было запротестовать, но сдержалась — отчасти, несомненно, потому, что была не прочь понаблюдать за реакцией домашних на мое появление.

В тот момент я и сам не смог бы объяснить, почему настаиваю на том, чтобы Джозефина непременно пошла со мной. Я понял это только когда мы уже входили в дом.

Меня насторожил резкий треск сухой ветки.

Глава 14

Из большой гостиной доносился приглушенный шум голосов. Я поколебался, но прошел мимо и, повинуясь какому-то импульсу, открыл дверь, ведущую на половину слуг, и оказался в темном коридоре. Внезапно одна из выходящих в коридор дверей распахнулась, и в освещенном проеме появилась полная пожилая женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке. При виде нее у меня сразу же возникло чувство покоя и уверенности, какое всегда возникает в присутствии старой доброй няни. Мне тридцать пять, но внезапно я ощутил себя четырехлетним мальчиком, надежно защищенным от всех невзгод. Нэнни никогда раньше меня не видела, но сразу же сказала:

— Это мистер Чарлз, не так ли? Заходите на кухню, я угощу вас чайком. Кухня была просторная, светлая, с веселыми занавесками на окнах. Я сел за стоящий посередине стол, и Нэнни поставила передо мной чашку чая и блюдечко с двумя пирожными. Больше чем когда-либо в жизни я почувствовал себя маленьким ребенком в уютной детской. Здесь царили доброта и спокойствие — и страх темноты и ночные ужасы оставили меня.

— Мисс София очень обрадуется вашему приходу, — сказала Нэнни. — Она чересчур возбуждена сегодня. — И добавила осуждающе: — Все они чересчур возбуждены.

Я оглянулся через плечо:

— А где Джозефина? Она вошла в дом вместе со мной.

Няня неодобрительно поцокала языком.

— Вечно подслушивает под дверями и что-то записывает в этот дурацкий блокнот, который постоянно таскает с собой. Ей бы ходить в школу да играть со своими ровесниками. Я это говорила мисс Эдит, и она согласилась со мной, но хозяин решил, что девочку лучше держать дома.

— Наверное, он очень любит ее, — сказал я.

— Да, сэр. Он очень любил их всех.

Я несколько удивился тому обстоятельству, что чувства Филипа к своим отпрыскам так определенно относятся к прошедшему времени. Нэнни увидела выражение моего лица и, чуть покраснев, пояснила:

— Когда я говорю «хозяин», я имею в виду старого мистера Леонидиса.

Прежде чем я успел ей ответить, дверь распахнулась и в кухню вошла София.

— О, Чарлз… — выдохнула она и потом быстро проговорила: — Нэнни, как я рада, что он пришел!

— Знаю, золотко.

Нэнни нагрузила поднос кастрюлями и сковородками и отправилась в судомойную. Когда дверь за ней закрылась, я встал из-за стола, подошел к Софии, обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Милая, — сказал я. — Ты вся дрожишь. В чем дело?

— Мне страшно, Чарлз. Страшно.

— Я люблю тебя, — сказал я. — Если бы только я мог забрать тебя отсюда…

София отстранилась и покачала головой:

— Нет, это невозможно. Мы должны пройти через все это. Но, Чарлз, как тяжело знать наверняка, что… кто-то в этом доме… кто-то, с кем я вижусь и разговариваю каждый день, является хладнокровным расчетливым убийцей…

Я ничего не мог ответить на это. Такая девушка, как София, не нуждается в пустых, ничего не значащих словах утешения.

— Если бы только знать… — прошептала она. — Больше всего меня пугает, что мы можем не узнать никогда…

Да, это действительно было страшно представить… И действительно существовала возможность так никогда и не узнать имени убийцы.

И тут я вспомнил, что хотел задать Софии один вопрос на интересующую меня тему.