Хлопоты в Польенсе - Кристи Агата - Страница 11

– Специально сказал, – заметил мистер Саттерфвейт.

Они переглянулись. События завертелись, приобретая новое значение.

– Но в таком случае, – начал Мелроуз, – в таком случае…

Мистер Саттерфвейт закончил за него:

– Все совершенно наоборот. Это заговор, но заговор против камердинера. Но такого не может быть! Ведь они хотели взять вину на себя!

– Да, – сказал мистер Квин. – Вы ведь подозревали их? – Голос его звучал спокойно и даже чуть мечтательно. – А для того, чтобы им поверили, следовало придумать нечто правдоподобное.

Полковник и мистер Саттерфвейт смотрели на Квина с беспомощным видом.

– Это было бы уж слишком умно, – медленно начал мистер Саттерфвейт – Просто дьявольски умно. Да, вот что еще пришло мне в голову. Ведь дворецкий сказал, что вошел в семь часов закрыть окна – значит, он думал, что окна должны быть открыты.

– Именно этим путем Делангуа и попал в дом, – сказал мистер Квин. – Он убил сэра Джеймса одним ударом, и они оба проделали все, что им было нужно…

Он взглянул на мистера Саттерфвейта, словно приглашая его восстановить сцену. Тот неуверенно начал:

– Они разбили часы и положили циферблатом вверх. Да, они перевели стрелки часов для гольфа, предварительно разбив стекло. Потом Делангуа выбрался из окна наружу, а леди Двайтон заперла окна. Но есть одна вещь, которую я не понимаю. Зачем вообще эта затея с часами для гольфа? Почему бы просто не отвести назад стрелки настольных часов?

– Настольные часы – слишком очевидная уловка, слишком прозрачный намек, – сказал мистер Квин.

– Но о часах для гольфа не так-то просто догадаться. Мы ведь узнали о них по чистой случайности.

– Ну нет, – возразил мистер Квин. – Вспомните! Это было предположение леди Двайтон. И при этом единственным человеком, который вряд ли забыл бы о часах для гольфа, был сам камердинер. Ведь камердинер лучше, чем кто-либо другой, знает, что носит в карманах его хозяин. Если он перевел стрелки настольных часов, то не забыл бы и о часах для гольфа. Эти двое не совсем представляют себе природу человека. Они не похожи на мистера Саттерфвейта.

– Я полностью ошибался, – покачал головой мистер Саттерфвейт. – Я думал, что вы приехали спасти их.

– Я и спас, – ответил мистер Квин. – Но не тех двоих, совсем других. Может, вы обратили внимание на горничную леди? Конечно, она не одета в синюю парчу и не играла драматической роли в этом спектакле. Но она действительно хорошая девушка и, думаю, любит этого Дженнингса. Так что вы сможете спасти его от виселицы.

– У нас нет ни единого доказательства, – мрачно произнес полковник Мелроуз.

Мистер Квин улыбнулся:

– Есть, у мистера Саттерфвейта.

– У меня? – Мистер Саттерфвейт был изумлен.

– У вас есть доказательство, что эти часы разбились не в кармане сэра Джеймса. Их невозможно разбить, не открыв крышки. Кто-то вынул часы, открыл, перевел стрелки, разбил стекло, потом закрыл и положил обратно. Они так и не заметили, что не хватает крошечного осколка.

– О! – воскликнул мистер Саттерфвейт. Его рука сама потянулась к жилетному карману. Он вынул осколок чуть изогнутого стекла.

Это был его триумф.

– Этим, – многозначительно произнес мистер Саттерфвейт, спасу жизнь человека.

Собака, которая не лает

Лили Маргрейв с излишней старательностью разглаживала перчатки, лежащие у нее на коленях. Несомненно, она нервничала. Искоса взглядывала на человека, который сидел напротив в глубоком кресле. Она много слышала об Эркюле Пуаро, знаменитом детективе, но впервые видела его перед собой. Комичный, почти нелепый вид совсем не соответствовал тому представлению, которое у нее сложилось заранее. Каким образом этот забавный человечек с яйцевидной головой и чудовищными усами распутывал те необычные дела, разгадку которых ему предписывали? Даже игра, которой он забавлялся, слушая Лили, поразила ее своим невероятным ребячеством. Он громоздил один на другой маленькие разноцветные деревянные кубики и, казалось, больше был увлечен пирамидкой, чем ее рассказом.

Она обиженно замолчала. Он сразу поднял голову.

– Продолжайте, мадемуазель, прошу вас. Не опасайтесь, что я рассеян. Напротив, я слушаю вас с величайшим вниманием.

Он вновь принялся за свои конструкции, а Лили принудила себя продолжить рассказ. Это была волнующая история, но излагалась она столь лаконично, таким нарочито невозмутимым голосом, что весь душераздирающий подтекст как бы терялся.

Закончив, Лили сказала с легким вызовом:

– Надеюсь, я передала все достаточно ясно?

Пуаро кивнул головой, раскидал по столу деревянные кубики и, сцепив пальцы, выпрямился в кресле. Он методично повторил:

– Сэр Рьюбен Аствелл был убит десять дней назад. Затем в среду, то есть позавчера, полиция арестовала его племянника Чарльза Леверсона. Улики против него следующие (поправьте меня, если я ошибусь): десять дней назад, в ночь преступления, мистер Леверсон вернулся домой очень поздно.

Он отомкнул дверь своим ключом. Сэр Рьюбен еще работал.

Один в башне, которую он прозвал своим святилищем. – Он писал за письменным столом. Дворецкий, комната которого находится прямо под кабинетом в башне, слышал, как Леверсон ссорился со своим дядюшкой. Ссора завершилась глухим шумом, будто с грохотом опрокинули стул, а затем приглушенным криком. Обеспокоенный и взволнованный дворецкий хотел было подняться, посмотреть, что произошло. Но спустя несколько секунд мистер Леверсон вышел из кабинета, весело насвистывая. Дворецкий успокоился и больше не придавал значения тому, что услышал. Однако на следующее утро горничная нашла сэра Рьюбена мертвым рядом с его письменным столом. Он был убит каким-то тяжелым предметом.

– Если я правильно понял, дворецкий сначала ничего не сказал полиции. Это было вполне естественно, вы не находите, мадемуазель?

Вопрос заставил Лили вздрогнуть.

– Простите? – пробормотала она.

– В таком деле, как это, всегда ищешь что-нибудь чисто житейское. Слушая ваш замечательный и столь сдержанный пересказ, я подумал, что актеры этой драмы всего лишь автоматы, марионетки. Но я всегда ищу человеческую природу и думаю, что у этого дворецкого… как вы сказали его зовут?

– Парсонс.

– Да, у этого Парсонса наверняка в психике есть черты его класса. Он с традиционным недоверием относится и к полиции и к полицейским, стараясь по возможности держать язык за зубами. Прежде всего он будет избегать сболтнуть то, что сможет повредить кому-то из членов семьи его хозяев. Случайный грабитель – да, это отличная идея, и он станет цепляться за нее со всей энергией, на которую только способен. Видите ли, формы, которые способна принимать преданность старых слуг, изучать весьма любопытно!

Пуаро с удовольствием откинулся на спинку высокого кресла.

– Тем временем, – продолжал он, – все обитатели дома, леди и джентльмены, успели изложить свои версии преступления. Мистер Леверсон в том числе. По его словам, он вернулся поздно и пошел спать, не поднимаясь к своему дядюшке.

– Он сказал именно так.

– И никто не подумал усомниться в этом, исключая, разумеется, Парсонса, – продолжал Пуаро задумчиво. – Тут появляется инспектор из Скотланд-Ярда. Инспектор Миллер, кажется? Я его знаю, мы с ним встречались один или два раза. Это дотошный малый, типичный полицейский проныра. И вот этот проницательный инспектор Миллер сразу видит то, чего инспектору местной полиции разнюхать было не под силу.

Он замечает, что Парсонс явно не в своей тарелке, очевидно, он знает нечто, о чем пока не сообщил. Миллер быстренько заставляет Парсонса разговориться. К этому моменту было уже точно установлено, что никто посторонний не проникал в дом.

Убийцу следует искать на месте. Несчастный перепуганный Парсонс испытал подлинное облегчение, когда у него выудили тайну! Он старался избежать скандала, но все имеет границы.

Итак, инспектор Миллер выслушивает Парсонса, задает несколько наводящих вопросов, проводит собственные наблюдения и строит крайне убедительное обвинение. В кабинете, находящемся в башне, на углу сейфа находят следы окровавленных пальцев. Отпечатки оказываются принадлежащими Чарльзу Леверсону. Горничная сознается, что, убирая комнату мистера Леверсона на следующий день после преступления, она выплеснула из умывального таза воду, окрашенную кровью. Он объяснил ей, что порезал палец, но этот порез едва заметен.