Фокус с зеркалами - Кристи Агата - Страница 23

– На кроликов здесь ставят капканы.

Алекс неудержимо несся дальше:

– А может, это ребенок забавлялся фейерверком. Я даже не подумал о них как о реальных выстрелах. Я мысленно был в портовом притоне, вернее, в задних рядах кресел, и смотрел на притон.

– Сколько было выстрелов?

– Не знаю, – нетерпеливо сказал Алекс. – Два или три. Два подряд, это я помню.

Инспектор Карри кивнул.

– Вы, кажется, сказали, что слышали топот бегущих ног? Откуда?

– Из тумана. Где-то возле дома.

Инспектор Карри сдержанно пояснил:

– Это может указывать на то, что убийца Кристиана Гулбрандсена появился снаружи.

– Разумеется. Не хотите же вы сказать, что его убил кто-нибудь из домашних?

Все еще осторожничая, инспектор Карри ответил общей фразой:

– Мы вынуждены учитывать все возможности.

– Видимо, да, – великодушно согласился Алекс Рестарик. – Как ваша работа должна иссушить душу, инспектор! Подробности, время, место – как же все это мелко! И ради чего? Разве это вернет к жизни несчастного Кристиана Гулбрандсена?

– А удовлетворение, мистер Рестарик, когда удается поймать преступника?

– О, это уже явно влияние Дикого Запада![48]

– Вы хорошо знали мистера Гулбрандсена?

– Не настолько, чтобы его убить, инспектор. Я иногда встречался с ним, потому что жил здесь в детстве. Он появлялся ненадолго. Это был один из наших промышленных боссов. Тип, который меня не интересует. Кажется, он собирал скульптуры Торвальдсена[49]. – Алекс содрогнулся. – Это говорит само за себя, не правда ли? Боже! У богатых свои причуды!

Инспектор Карри задумчиво смотрел на него. Потом спросил:

– Вы интересуетесь ядами, мистер Рестарик?

– Ядами? Дорогой инспектор, неужели же он был сперва отравлен, а потом еще и застрелен? Это был бы самый безумный детектив!

– Он не был отравлен. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Яды, конечно, обладают некоторой притягательностью… Это нечто более утонченное, чем револьверная пуля или какой-нибудь пошлый кинжал. Что же касается специальных познаний в этой области, то их у меня нет.

– Держали ли вы у себя когда-нибудь мышьяк?

– Чтобы подсыпать кому-то в сандвичи после спектакля? Неплохая идея. Вы не знаете Розу Глайден? Эти актрисы воображают, будто они известны всем. Нет, о мышьяке я никогда не думал. Его, кажется, можно извлечь из гербицида[50] или из липучки для мух.

– Как часто вы здесь бываете, мистер Рестарик?

– Раз на раз не приходится, инспектор. Иногда не бываю по многу недель. Но по мере возможности стараюсь приезжать на выходные. Я до сих пор считаю Стоунигейтс родительским домом.

– И миссис Серроколд поощряет это?

– Вы не представляете, скольким я обязан миссис Серроколд, я перед ней в вечном долгу… Столько понимания, сочувствия и любви…

– А еще, кажется, немало наличных денег?

На лице Алекса выразилось легкое отвращение.

– Она считает меня своим сыном и верит в меня, в то, что я делаю.

– Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании?

– Да, конечно. Но могу я спросить вас о цели ваших вопросов, инспектор? С миссис Серроколд что-нибудь случилось?

– Надеюсь, что нет, – мрачно сказал инспектор Карри.

– Что могут означать ваши слова?

– Если вы их не понимаете, тем лучше, – ответил инспектор. – А если понимаете, пусть они будут для вас предостережением.

Когда Алекс ушел, сержант Лейк сказал:

– Строит из себя не поймешь кого.

Карри покачал головой:

– Трудно сказать. Может быть, он и в самом деле талантлив. А может, просто любит пошиковать да перед кем-нибудь покрасоваться. Неизвестно. Говорит, будто слышал чей-то топот. Готов спорить, что это он выдумал.

– С какой-то целью?

– Именно с особой целью. Нам пока неясно, с какой. Но мы докопаемся.

– Возможно, сэр, что один из их парнишек все-таки сумел тайком выбраться из здания Школы. Среди них могут быть и взломщики, а если так…

– Именно это нам и хотят внушить. Очень удобная для всех версия. Голову даю на отсечение, что на самом деле все совсем не так.

2

– Я сидел за роялем, – сказал Стивен Рестарик, – и тихонько бренчал, когда началась ссора между Льюисом и Эдгаром.

– Что вы в этот момент подумали?

– По правде сказать, не принял всерьез. У бедного малого бывают подобные приступы злобы. Он, конечно, не то чтобы псих. Он, так сказать, выпускает пар. Ведь все мы подтруниваем над ним, особенно, конечно, Джина.

– Джина? То есть миссис Хадд? Почему же особенно она?

– Потому что она женщина. И красивая женщина. И потому, что она находит его смешным. Она наполовину итальянка, а у итальянцев есть некая врожденная жестокость. У них нет сочувствия к старым, уродливым и прочим убогим. Они тычут в них пальцами и насмешничают. Именно это проделывает Джина. Не впрямую, конечно. Она его не считает за человека. Нелепый, надутый, а в глубине души неуверенный в себе. Он хочет произвести впечатление, а выглядит просто глупо. Но ей нет дела до того, что бедняга очень страдает.

– Вы хотите сказать, что Эдгар Лоусон влюблен в миссис Хадд? – спросил инспектор Карри.

– Да. Мы все более или менее в нее влюблены, – весело ответил Стивен. – Ей это нравится.

– А ее мужу это тоже нравится?

– Нет, ему это совсем не нравится. И он очень страдает, бедняга. Но долго так продолжаться не может. Я имею в виду их брак. Он скоро распадется. Это был обычный роман военного времени.

– Очень интересно, – сказал инспектор. – Но мы ушли от темы нашего разговора. От убийства Кристиана Гулбрандсена.

– Да, конечно. Только об этом мне совершенно нечего вам сказать. Я сидел за роялем и встал, только когда наша милая Джолли принесла связку ржавых ключей. И попробовала подобрать ключ к двери кабинета.

– Итак, вы сидели за роялем и продолжали играть?

– Аккомпанируя битве не на жизнь, а на смерть, которая шла в кабинете Льюиса? Нет, я перестал играть, когда темп борьбы в кабинете стал слишком бурным. Не то чтобы я сомневался в исходе боя. Льюис обладает тем, что я назвал бы испепеляющим взглядом. Он легко мог остановить Эдгара, просто взглянув на него.

– Однако Эдгар Лоусон дважды в него выстрелил.

Стивен покачал головой:

– Это был спектакль. Эдгар получал от него удовольствие. Моя милая мамочка тоже обожала устраивать подобные спектакли. Она не то умерла, не то с кем-то сбежала, когда мне было всего четыре года, но тем не менее я помню, что она хваталась за револьвер, если ее что-нибудь расстраивало. Однажды она это проделала в ночном клубе. Изрешетила стену. Стреляла она отлично. В общем, наделала немало хлопот. Она была русской балериной.

– Вот как? Можете ли вы сказать, мистер Рестарик, кто вчера вечером выходил из Зала – в интересующий нас промежуток времени?

– Уолли выходил чинить электричество. Джульетта Беллевер – чтобы подобрать ключ к двери кабинета. Больше вроде никто.

– А вы заметили бы, если бы вышел еще кто-то?

Стивен задумался.

– Едва ли. Особенно если на цыпочках, тихонько. В Зале ведь было очень темно. И шла битва, к которой мы все напряженно прислушивались.

– О ком вы можете точно сказать, что он никуда не выходил?

– Миссис Серроколд – да, и Джина. За них я готов поручиться.

– Благодарю вас, мистер Рестарик.

Стивен направился к двери. Но, поколебавшись, вернулся.

– Скажите, что значат эти разговоры о мышьяке?

– А кто вам сказал про мышьяк?

– Мой брат.

– А, да.

– Кто-нибудь давал миссис Серроколд мышьяк? – спросил Стивен.

– Почему вы назвали именно миссис Серроколд?

– Я читал о симптомах отравления мышьяком. Периферический неврит[51], так это, кажется, называется. Очень похоже на то, чем она в последнее время страдает. А вчера Льюис отобрал у нее лекарство. Значит, вот что тут происходит?