Десять негритят - Кристи Агата - Страница 10

– Я?

– Ваше имя числилось в списке.

Блор побагровел:

– Вы имеете в виду дело Ландора? Это дело об ограблении Лондонского коммерческого банка.

– Ну как же, помню, помню, хоть я и не участвовал в этом процессе, – зашевелился в кресле судья Уоргрейв. – Ландора осудили на основании ваших показаний, Блор. Вы тогда служили в полиции и занимались этим делом.

– Верно, – согласился Блор.

– Ландора приговорили к пожизненной каторге, и он умер в Дартмуре через год. Он был слабого здоровья.

– Ландор был преступник, – сказал Блор. – Ночного сторожа ухлопал он – это доказано.

– Если я не ошибаюсь, вы получили благодарность за умелое ведение дела, – процедил Уоргрейв.

– И даже повышение, – огрызнулся Блор. И обавил неожиданно севшим голосом: – Я только выполнил свой долг.

– Однако какая подобралась компания! – расхохотался Ломбард. – Все, как один, законопослушные, верные своему долгу граждане. За исключением меня, конечно. Ну а вы, доктор, что нам скажете вы? Нашалили по врачебной части? Запрещенная операция? Не так ли?

Эмили Брент метнула на Ломбарда презрительный взгляд и отодвинулась подальше от него.

Доктор Армстронг отлично владел собой – он только добродушно покачал головой.

– Признаюсь, я в полном замешательстве, – сказал он, – имя моей жертвы ни о чем мне не говорит. Как там ее называли: Клис? Клоуз? Не помню пациентки с такой фамилией, да и вообще не помню, чтобы кто-нибудь из моих пациентов умер по моей вине. Правда, дело давнее. Может быть, речь идет о какой-нибудь операции в больнице? Многие больные обращаются к нам слишком поздно. А когда пациент умирает, их родные обвиняют хирурга.

Он вздохнул и покачал головой.

«Я был пьян, – думал он, – мертвецки пьян... Оперировал спьяну. Нервы ни к черту, руки трясутся. Конечно, я убил ее. Бедняге – она была уже в возрасте – ужасно не повезло: сделать эту операцию – пара пустяков. В трезвом виде, конечно. Хорошо еще, что существует такая вещь, как профессиональная тайна. Сестра знала, но держала язык за зубами. Меня тогда сильно тряхануло. И я сразу взял себя в руки. Но кто мог это раскопать – после стольких лет?»

4

В комнате опять наступило молчание. Все – кто прямо, кто исподтишка – глядели на мисс Брент. Прошла одна минута, другая, прежде чем она заметила нацеленные на нее взгляды. Брови ее взлетели, узкий лобик пошел морщинами.

– Вы ждете моих признаний? – сказала она. – Но мне нечего сказать.

– Решительно нечего? – переспросил судья.

– Да, нечего, – поджала губы старая дева.

Судья провел рукой по лицу.

– Вы откладываете свою защиту? – вежливо осведомился он.

– Ни о какой защите не может быть и речи, – отрезала мисс Брент. – Я всегда следовала велению своей совести. Мне не в чем себя упрекнуть.

Ее слова были встречены неодобрительно. Однако Эмили Брент была не из тех, кто боится общественного мнения. Ее убеждений никто не мог поколебать.

Судья откашлялся.

– Ну что ж, на этом расследование придется прекратить. А теперь, Роджерс, скажите, кто еще находится на острове, кроме вас и вашей жены?

– Здесь никого больше нет, сэр.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– Мне не вполне ясно, – сказал Уоргрейв, – зачем нашему анонимному хозяину понадобилось собрать нас здесь. По-моему, этот человек, кто бы он ни был, не может считаться нормальным в общепринятом смысле этого слова. Более того, он представляется мне опасным. По-моему, нам лучше всего как можно скорее уехать отсюда. Я предлагаю уехать сегодня же вечером.

– Прошу прощения, сэр, – прервал его Роджерс, – но на острове нет лодки.

– Ни одной?

– Да, сэр.

– А как же вы сообщаетесь с берегом?

– Каждое утро, сэр, приезжает Фред Нарракотт. Он привозит хлеб, молоко, почту и передает заказы нашим поставщикам.

– В таком случае, – сказал судья, – нам следует уехать завтра, едва появится Нарракотт со своей лодкой.

Все согласились, против был один Марстон.

– Я не могу удрать, – сказал он. – Как-никак я спортсмен. Я не могу уехать, не разгадав эту тайну. Захватывающая история – не хуже детективного романа.

– В мои годы, – кисло сказал судья, – такие тайны уже не очень захватывают.

Антони ухмыльнулся:

– Вы, юристы, смотрите на преступления с узкопрофессиональной точки зрения. А я люблю преступления и пью за них! – Он опрокинул бокал.

Очевидно, виски попало ему не в то горло. Антони поперхнулся. Лицо его исказилось, налилось кровью. Он хватал ртом воздух, потом соскользнул с кресла, рука его разжалась, бокал покатился по ковру.

Глава 5

1

Все обомлели от неожиданности. Стояли как вкопанные, уставившись на распростертое на ковре тело. Первым опомнился Армстронг. Он кинулся к Марстону. Когда минуту спустя он поднял глаза, в них читалось удивление.

– Боже мой, он мертв! – пробормотал Армстронг хриплым от ужаса голосом.

Его слова не сразу дошли до гостей. Умер? Умер вот так, в мгновение ока? Этот пышущий здоровьем юный бог, словно вышедший из северной саги?

Доктор Армстронг вглядывался в лицо мертвеца, обнюхивал синие, искривленные в предсмертной гримасе губы. Поднял бокал, из которого пил Марстон.

– Он мертв? – спросил генерал Макартур. – Вы хотите сказать, что он поперхнулся и от этого помер?

– Поперхнулся? – переспросил врач. – Что ж, если хотите, называйте это так. Во всяком случае, он умер от удушья. – Армстронг снова понюхал бокал, окунул палец в осадок на дне, осторожно лизнул его кончиком языка и изменился в лице.

– Никогда не думал, – продолжал генерал Макартур, – что человек может умереть, поперхнувшись виски.

– Все мы под Богом ходим, – наставительно сказала Эмили Брент.

Доктор Армстронг поднялся с колен.

– Нет, человек не может умереть, поперхнувшись глотком виски, – сердито сказал он. – Смерть Марстона нельзя назвать естественной.

– Значит, в виски... что-то было подмешано, – еле слышно прошептала Вера.

Армстронг кивнул:

– Точно сказать не могу, но похоже, что туда подмешали какой-то цианид. Я не почувствовал характерного запаха синильной кислоты. Скорее всего, это цианистый калий. Он действует мгновенно.

– Яд был в бокале? – спросил судья.

– Да.

Доктор подошел к столику с напитками. Откупорил виски, принюхался, отпил глоток. Потом попробовал содовую. И покачал головой:

– Там ничего нет.

– Значит, вы считаете, – спросил Ломбард, – что он сам подсыпал яду в свой бокал?

Армстронг кивнул, но лицо его выражало неуверенность.

– Похоже на то, – сказал он.

– Вы думаете, это самоубийство? – спросил Блор. – Очень сомнительно.

Вера задумчиво пробормотала:

– Никогда бы не подумала, что он мог покончить с собой. Он так радовался жизни. Когда он съезжал с холма в автомобиле, он был похож на... на... Не знаю, как и сказать!

Но все поняли, что она имеет в виду. Антони Марстон, молодой, красивый, показался им чуть ли не небожителем! А теперь его скрюченный труп лежал на полу.

– У кого есть другая гипотеза? – спросил доктор Армстронг.

Все покачали головами. Нет, другого объяснения они найти не могли. Никто ничего не сыпал в бутылки. Все видели, что Марстон сам налил себе виски, – следовательно, если в его бокале был яд, никто, кроме Марстона, ничего туда подсыпать не мог. И все же, зачем было Марстону кончать жизнь самоубийством?

– Что-то тут не то, доктор, – сказал задумчиво Блор. – Марстон никак не был похож на самоубийцу.

– Вполне с вами согласен, – ответил Армстронг.

2

На этом обсуждение прекратилось. Да и что тут еще можно сказать? Армстронг и Ломбард перенесли бездыханное тело Марстона в спальню, накрыли его простыней.

Когда они вернулись в холл, гости, сбившись в кучку, испуганно молчали, многих била дрожь, хотя вечер стоял теплый.