Самозванец - Аксенов Даниил Павлович - Страница 1

Даниил Аксенов

Самозванец

Глава 1

Прибытие без встречающих

Когда человеку трудно дышать, он мало о чем может думать. Скорее всего, лишь об одном – как сделать так, чтобы дышать было легче. Хотя есть определенное количество сверхрациональных людей, которые думают не только об этом, но и о том, что вызвало проблемы с дыханием. Михаил относился именно к таким людям. Вопрос, почему он не может нормально дышать, волновал его не меньше, чем вопрос, что нужно сделать, чтобы чувствовать себя хорошо.

Он точно помнил, что предшествовало его нынешнему состоянию. Это не было ни дракой, ни подвигом, ни сражением. Это был эксперимент. Совершенно безобидный и безопасный эксперимент. Так он думал раньше. Но удушье, дикая головная боль, туман перед глазами и ощущение тяжести во всем теле изначально не планировались.

Одновременно с осознанием предшествовавших событий пронзила мысль, более сильная, чем все остальные. Она касалась уже не его здоровья, а явилась следствием нарастающего беспокойства за судьбу своего детища – томографической установки нового образца. Под влиянием этой мысли даже страх перед удушьем частично отступил. Установку нужно было спасать. Следовало торопиться.

Михаил не был ни суперменом, ни йогом. Он не умел по своему желанию отключать сознание от боли или иных неприятных ощущений. Однако и для него существовало кое-что поважнее самочувствия. Он не был готов ползти с раненой ногой под танк, чтобы поразить его гранатой, он совершенно не хотел затыкать течь в плотине своим коченеющим телом, хотя, возможно, и сделал бы это – способность на такие поступки можно проверить лишь на практике. Но вот о состоянии установки он беспокоился гораздо больше, чем по любому другому поводу, включая собственное здоровье. Поэтому он предпринял попытку приподняться.

Сама эта попытка указывала на то, что он лежит. Вопрос, где лежит, пока что его не интересовал. Ведь он точно знал: перед тем как что-то случилось, его тело находилось внутри диагностической камеры томографа, то есть, внутри большой трубы, обставленной приборами и аппаратурой.

Михаил попытался раздвинуть руки, чтобы нащупать стенки этой трубы. Похоже, что чувствительность вернулась к нему. Но, к его удивлению, руки не ощутили холода металлических стенок. А то, к чему они прикасались, было мягким и шершавым и очень напоминало траву. Он ни на секунду не допускал, что в его лаборатории растет трава. Поэтому объяснил данные ощущения обманом чувств. Это могло случиться вследствие травмы, характер которой оставался пока неизвестен.

Несмотря на явные проблемы с чувствительностью, дышать почему-то стало легче. Глаза еще ничего не видели, но он решил предпринять попытку хотя бы перевернуться и выползти из томографа. Попытка увенчалась частичным успехом. Иными словами, перевернуться ему удалось, как и проползти небольшое расстояние, но его не покидало ощущение, что он ползет не по трубе. Поверхность, на которой он находился, больше напоминала землю, покрытую той же травой, нежели металлическую стенку.

Преодолев дистанцию сантиметров в двадцать, по примерным оценкам, Михаил решил передохнуть.

«Интересно, что делает Анна, – думал он. – Неужели она не видит, что происходит?»

Анной звали его ассистентку, к которой Михаил испытывал почти безграничное доверие. Но лишь в том, что касалось деловых отношений. Анна была расторопна и исполнительна, а также обладала очень ценным качеством – не болтала лишнего на конференциях. Однако в вопросах, не связанных прямо с работой, он не доверял ей. Не то чтобы она давала повод к подозрениям, просто он полностью и во всем не доверял никому. Он и прежде не часто ошибался и разочаровывался в людях. Возможно, благодаря именно такому сознательному и логическому выбору: не доверять полностью никому.

К его удивлению, чувство обоняния вернулось раньше, чем зрение. Он тут же им воспользовался, что вызвало очередной приступ удивления. Лабораторией и не пахло.

До Михаила доносился запах поля. Когда он был маленький, то часто гостил у бабушки с дедушкой, которые жили на самом краю деревни. Дальше было лишь поле. И вот запах летнего поля ворвался в его сознание. Он немного отличался от того, деревенского, запаха. Но все же был достаточно похож, чтобы пробудить массу воспоминаний помимо всякого желания. Ведь о каких воспоминаниях может идти речь в таком состоянии? Если случилось что-то совершенно непонятное? Но воспоминания, вызванные запахом, возникли внезапно и были настолько сильны, что Михаилу потребовалось значительное усилие воли, чтобы их подавить. Чувства маленького мальчика, бредущего по степи и высматривающего в высокой траве ящериц… Сейчас не до них.

«Где же Анна? Она, что, побежала за помощью?» – Михаил снова попробовал приподняться, и в этот момент туман перед глазами начал рассеиваться. Левая рука неловко подвернулась, он свалился на бок и был вынужден снова перекатиться на спину. Это действие также насторожило его, потому что в томографе было очень мало места, чтобы там кататься.

Решив временно не обращать внимания на этот факт, он сосредоточился на зрении. Белая пелена перед его взором постепенно светлела, теряла свою насыщенность, прояснялась, превращаясь в клочья то ли дыма, то ли тумана, то ли облаков, плывущих по небу на некотором расстоянии друг от друга. Наверное, сравнение с облаками было самым подходящим, потому что эти клочья рассеиваться окончательно никак не хотели. На ярко-синем фоне Михаил видел белые дымчатые фигуры, которые к тому же куда-то медленно двигались. Это было так похоже на небо, что если бы он не знал, что над ним находится стенка трубы, а еще выше – серый потолок, то мог бы поклясться, что смотрит на небосклон, лежа на траве посреди небольшого поля. Причем это поле слева от него ограничено деревьями, а сам он одет в свой лабораторный халат. Даже мелькнула мысль, что вряд ли стоило поднимать голову, чтобы увидеть все это, но дело было уже сделано. Он понял, что сошел с ума.

Сходить с ума можно двумя разными способами. Методика первого из них требует, чтобы человеку казалось, будто он не тот, кто есть на самом деле, а совсем другая личность. Для реализации второго способа необходимо, чтобы человеку чудилось, будто окружающее является не таким, каким его видят все остальные, а представляет собой совершенно иную реальность. Михаилу несколько раз приходилось видеть примеры как первого, так и второго рода, хотя они не относились непосредственно к его специальности. Особенно запомнились два случая. В одном из них молодой мужчина, лет двадцати пяти, полагал, что он является стражем порядка. Причем это убеждение проявлялось лишь в состоянии опьянения крайней степени и заканчивалось плачевно для него и окружающих: у молодого человека мысли не расходились с делом. Другой случай был более печален. У пятнадцатилетней девушки возникли галлюцинации пугающего характера, затем последовали рецидивы, во все более острой форме. К несчастью, это все происходило при полном попустительстве родителей, не желавших ставить ребенка на психиатрический учет. Михаил проникся жалостью к несчастной и всегда вспоминал о ней с горьким сочувствием, ведь клиника была типичной, а значит, при отсутствии правильного лечения пациент неминуемо шел к абсолютному распаду личности.

Его мнение о состоянии собственного рассудка было совершенно определенным. Ясно, что он осознавал себя самим собой. С такой же очевидностью он понимал, что не может находиться там, где находится сейчас. Будучи склонен больше следовать логике, чем чувствам, он отметил, что пребывает в плену каких-то галлюцинаций, причем осознает это. Последнее вызывало надежду. Если человек знает, что он страдает галлюцинациями, то находится на полпути к излечению.

То ли вследствие нервного потрясения, то ли еще по какой-то причине, но он физически чувствовал себя уже лучше, потому что оказался в силах не только приподняться, но и сесть.