Девятый вал - Киншоу Эва - Страница 17

— Но у меня почему-то появилось такое ощущение, будто вы чем-то недовольны, а?

Трэйси, поколебавшись, подняла глаза.

— Просто… все это зря. Ничего у нас с вами не получится.

Он откинулся на спинку стула и, прищурившись, поглядел на нее.

— Надо полагать, речь идет не о дизайне моего дома.

— Конечно нет!

Воцарилось глубокое молчание.

— Но почему? — спросил Маркус наконец.

Трэйси стиснула руки, и вид у нее стал такой серьезный и сосредоточенный, что в другое время он расхохотался бы. Но сейчас ему было не до шуток.

— Я не смогу вписаться в стиль вашей жизни, — сказала она еле слышно. — Во-первых, я не вашего круга. Во-вторых, никогда не брошу свое дело, особенно после тех усилий, которые я вложила в него. Ну, а в-третьих… — Она беспомощно пожала плечами, — я не та, кто вам нужен.

— Почему вы, женщины, всегда лучше нас знаете, что нам подходит, а что — нет? — процедил сквозь зубы Маркус.

— Я просто высказала свое мнение. К тому же я не создана для романов, которые кончаются ничем.

— То есть не кончаются браком? На редкость высоконравственная позиция…

— Только не надо этого покровительственного тона, мистер Макларен! — вспылила Трэйси.

— Извините, — криво улыбнулся он. — Но скажите тогда, какая женщина мне подходит?

— Я вас слишком мало знаю.

— Не виляйте! Вы знаете меня достаточно, чтобы объявить, что мы друг другу не пара. Итак, я слушаю!

Трэйси, кусая губы, заговорила:

— Я исхожу из двух очевидных фактов: вы ищете жену, и Мэрилин хочет, чтобы это была женщина вашего круга.

— А при чем тут мнение моей сестры? — враждебно сказал Маркус.

— И все равно, у жены Маркуса Дж. Макларена во-первых, должна быть подходящая родословная, во-вторых, способность и желание жить по законам высшего общества, в-третьих, умение принять любое количество гостей, в-четвертых, сдержанность и ум, и наконец — полная преданность семье. При этом вовсе не обязательно, чтобы мистер Макларен сходил по миссис Макларен с ума.

В воздухе снова повисла зловещая тишина.

— Продолжайте! — медленно кивнул Маркус.

— А что продолжать? Моя кандидатура не удовлетворяет ни одному из этих условий, и этим все сказано.

— Вы — умная женщина и можете при желании произвести впечатление на окружающих, — возразил он, но как-то вяло.

— Если мне это заблагорассудится, что бывает нечасто. А кроме того, я не умею сдерживать свои эмоции и предпочитаю продуманным планам свободную импровизацию. Я ни в грош не ставлю империю Макларенов. Я…

— Трэйси! — Глаза его смеялись. — Пощадите!

— Нет уж, я закончу! Любить вас — это вечно жить на грани сердечного приступа. Беда в том, что достучаться до настоящего Маркуса Джулиуса Макларена — все равно что пробить стенку головой. Женщины, которых у вас наверняка было немало, развратили и ожесточили вас, превратили в циника, для которого нет ничего святого. Я права?

Зрачки его сузились.

— Такое впечатление, — сказал он со смешком, — что вы знаете меня даже лучше, чем себя.

Трэйси устало качнула головой.

— Извините, если сделала вам больно, но я говорила совершенно искренне.

— А может быть, все это обычная ревность, а, Трэйси?

— Простите меня, но я делаю выводы. Основываясь на реальных фактах! Угрожать женщине ради прихоти, тратить свое и в самом деле драгоценное время и немалые деньги на заказ, смысл которого состоит лишь в том, чтобы затащить меня в постель, — на такое способен лишь пресыщенный и разуверившийся в женской порядочности человек. Я не играю в такие игры!

— И что же нам остается? Помахать друг другу ручкой и разойтись как в море корабли?

— Выход есть всегда, — гордо сказала она. — Например, работа!

— Вы так полагаете? — В голосе его звучал сарказм. — Если так, то почему перед самым моим приходом вы сидели здесь в темноте, одинокая и потерянная? Оттого, что меня не было рядом?

Трэйси резко поднялась и схватилась за трость.

— Я устала…

— Нет, ответь мне, Трэйси! — прорычал он, ловя ее за руку. — Да или нет?

— Если мне и становится иногда грустно, то ты тут ни при чем, — твердо ответила она.

— А может быть, все наоборот, и у нас ничего не получается потому, что ты приписываешь мне грехи своего прошлого любовника? — Трэйси приоткрыла рот и… ничего не сказала. — Так кто же он такой, детка? — спросил он, насильно усаживая ее на колени. — Только не пытайся сопротивляться или, не дай Бог, бороться! Это будет напрасной тратой времени.

Она, скрепя сердце, подчинилась и со всей горечью, на которую была способна, бросила:

— Вот еще одна причина того, что у нас ничего и никогда не получится: временами ты ведешь себя как отъявленный злодей!

На губах Маркуса мелькнула улыбка.

— Боюсь, что любой мужчина, который посмеет приблизиться к тебе, получит точно такую же характеристику. Но хватит отвлекаться! Ты приписала мне столько пороков, подчас самых чудовищных, что я намерен докопаться до самого дна твоей души и разобраться, в чем кроется причина твоей ненависти к мужчинам. Сколько лет тебе было, когда случилась эта драма?

Трэйси упрямо молчала, сверля невидящим взглядом стенку. Маркусу пришлось повысить голос:

— Эй! Ты меня слышишь?

— Двадцать один год.

— И долго ваш роман продолжался?

— Полгода.

— Каким образом вы познакомились?

Она дернула плечиком и нехотя сообщила:

— Я меняла обивку на его яхте. Ты, может быть, не в курсе, но свою карьеру я начинала именно с таких работ.

— Дальше!

Она вздохнула.

— Ему было тридцать. Я влюбилась в него без памяти. Полагаю, он искренне отвечал мне взаимностью. У нас было много общего: например, я всегда мечтала о путешествиях. Он, как оказалось, тоже.

— И вы отправились в Багдад?

— Да, — нахмурилась она. — Это было что-то вроде открытия Америки. Но тут-то и начались проблемы. Он предложил мне руку и сердце — лунной ночью, после бутылки хорошего вина. Белоснежные пляжи, коралловые атоллы, поросшие пальмами… Ну, ты понимаешь… Я ответила согласием. После этого он… — Трэйси попыталась встать, но Маркус не отпустил ее. — Короче, мой любимый потребовал, чтобы сразу после возвращения домой я бросила работу и целиком посвятила себя ему.

— И это было твое первое столкновение с грубой реальностью?

— Именно! Впрочем, я могла бы догадаться и раньше. Он никогда не рассматривал всерьез мой бизнес, хотя к своим занятиям относился в высшей степени серьезно.

— А кем он был?

— Врачом, а его родители — богатыми фермерами. В чем-то его можно понять, ведь он был воспитан в патриархальной семье. Его мать считала главным предназначением женщины приверженность дому, детям, мужу.

— Ты случайно не о Стиве Карстоне говоришь?

Глаза у Трэйси округлились.

— Ты с ним знаком?

— Да. Точнее с его семейством! Бедняжка! — сказал он с неожиданным сочувствием. — Карстоны славятся редкостным упрямством и косностью взглядов. Так ты отказалась выполнить его условия?

— Сначала я попыталась найти с ним общий язык: убедить, что то, чем я занимаюсь, ни в коей мере не помешает нашей любви, что я не могу всю жизнь сидеть дома, нянчить детей и вышивать крестиком. А он… О Господи! — вырвалось у нее.

— Продолжай!

— Он обвинил меня в том, что я собираюсь до конца жизни возиться с чужими заказами, в то время как его собственная карьера и он лично нуждаются в моей полной и безоговорочной поддержке. Что у него более чем достаточно денег для того, чтобы содержать семью и… — Она остановилась и вздохнула. — Он был… да и есть… чудесный врач, а я, вероятно, оказалась круглой дурой!

Маркус ласково погладил ее по голове.

— Тебе же был всего двадцать один год!

— А сейчас уже двадцать пять, — горестно сказала она.

— И ты многого добилась за эти годы. Подумай об этом!

Трэйси вытерла тыльной стороной ладони слезы:

— Да, пожалуй.

— Возьми! — Он протянул ей носовой платок. — Ты просто умная женщина, Трэйси! В отличие от него. Ты поступила совершенно правильно, не расстраивайся.