Неприкасаемые - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 21

Искренне твой

Ролан».

Мария все еще стояла на пороге двери.

— У меня нет времени заняться обедом, — сказала Марилена. — Мне надо уходить. Купите курицу и салат. Картошка еще есть. Вернусь к двенадцати часам.

— Хорошо, мадемуазель.

— Сейчас помогу встать отцу. А вы немедленно отправляйтесь за покупками. Его нельзя оставлять одного.

Старик проснулся уже давно. Брюки он натянул, но ему никак не удавалось надеть носки.

— Почему ты меня не подождал? — пожурила его Марилена. — Тебе плохо в постели?.. Дай ногу.

Старик промямлил несколько невнятных слов и попытался отодвинуть ногу.

— Что с тобой сегодня?.. Я тороплюсь.

Ему наконец удалось выговорить почти твердым голосом:

— Кто вы такая?

Марилена поднялась на ноги, перехватила взгляд с блеском в глазах, которого еще вчера не было.

— Я Симона… Ты меня не узнаешь?

Он отрицательно покачал головой. Он больше ничего не говорил, но не переставал вертеть головой, пока она краем мокрой салфетки пыталась умыть ему лицо.

— Сиди спокойно, в конце концов!

Ее сводило с ума это механическое покачивание головы, справа налево, слева направо, от которого морщины на шее сходились и расходились словно гармошка. Что он понял? Вернется ли к нему ясность ума?.. Она завязала ему галстук, надела халат. Потом отвела его в столовую, усадила перед стаканом молока. Казалось, ему доставляет удовольствие демонстрировать ей свое упрямое «нет», как ребенку, который забавы ради беспрестанно повторяет один и тот же жест. Он отказывался открывать рот. Марилена с ложкой в руке напрасно ждала момента, когда его заинтересует пища и он разомкнет губы. Но он упорствовал в своем отказе, а в глазах у него, казалось, мелькали вспышки гнева.

— Папа, прошу тебя… Мне пора уходить.

Ее охватили ярость и отчаяние. Отказавшись от своих попыток, она провела его в гостиную и усадила перед окном. Потом быстро оделась. Когда вернулась Мария, то ввела ее в курс дела.

— Отец сегодня плохо себя чувствует. Он отказался есть. Даже не узнал меня. Не разговаривайте с ним, не слушайте его, если он попытается что-нибудь сказать…

Мария вполне может начать расспросы, лаской и уговорами выудить у старика какие-нибудь слова, из которых она о чем-нибудь догадается. И тогда…

Марилена еще раз взвесила все «за» и «против». Желание встретиться с Роланом оказалось сильнее. Ролан представляет собой самую непосредственную опасность. Чтобы унять лихорадочную дрожь, колотившую ее, как перегруженную машину, перед уходом она выпила две таблетки аспирина. Почему Ролан рискнул написать ей домой, а не позвонил, как накануне? Содержание письма вызывало беспокойство. Почему подчеркнуто слово «срочно»? А что кроется за фразой: «Речь идет об очень важных делах как для тебя, так и для меня»? «Искренне твой» также выглядит странно. От письма веяло каким-то холодом. Казалось, Ролан принял тяжелое решение, и Марилена испытывала такую же тревогу, как если бы она действительно была Симоной.

— Везде пробки, — проворчал шофер. — Если не возражаете, высажу вас здесь, иначе вы потеряете много времени. Вам надо будет только пройти под аркой…

При всем своем волнении Марилена отметила, что квартал ей нравится. Она бы с удовольствием постояла перед витринами антикварных магазинов. Мимо прошла веселая компания длинноволосых юношей и девушек в джинсах. В воздухе висела мелкая изморось, оседавшая на одежде, как роса. Улица от нее казалась расплывчатой, витрины запотели, освещение внутри лавок стало более рельефным, выделяя, как на картинах прошлых веков, позолоченные грани старинной мебели или утонченные контуры экзотической вазы. Номер 17-а Марилена нашла между витриной букиниста и узким входом в крошечный ресторан. Наверх вела каменная лестница, где в полумраке пахло сыростью. Поднимаясь, Марилена останавливалась на лестничных площадках и читала имена жильцов на медных дощечках или на прикрепленных к дверям визитных карточках. В конце концов она оказалась у квартиры Ролана Жервена. Она уже не чувствовала под собой ног, не столько от усталости, сколько от волнения. Нажала на кнопку и где-то вдалеке услышала низкий звук звонка. За дверью послышались решительные шаги. Боже мой, лишь бы… Дверь открылась. В свете проема показался высокий мужчина. Он протянул руки, взял Марилену за запястье и нежно провел внутрь.

— Симона!

В голосе слышалась легкая ирония. Он провел ее в довольно странную комнату с низким потолком, где на стенах висели полки, заполненные кубками и медалями. Она наконец отважилась посмотреть ему в лицо. Блондин. С необычайно живыми голубыми глазами. Именно они выделялись на симпатичном лице с насмешливой улыбкой. Уши и затылок прикрывали золотистые, похожие на девичьи, слегка вьющиеся волосы. На нем были серые брюки, туго стянутые ремнем с большой пряжкой, и рубашка с маленьким зеленым крокодилом на левой стороне. Он был высоким и стройным, как греческая статуя. Положил руки на плечи Марилене.

— Нам бы следовало объясниться, — сказал он.

Движением руки он усадил ее на кожаный пуф. Вынул из бумажника фотографию и бросил ее на колени Марилене. Снимок был сделан на пляже два-три года назад. Кузины, обнявшись, смеялись перед объективом.

— Вас легко узнать, — продолжал он. — Вчера я столкнулся с вами прямо перед входом в «Мариньян». Мне показалось, что вы никак не решитесь туда войти. Я за вами наблюдал… Хотел удостовериться, понимаете… Я ведь думал, что вы погибли, а Симона жива… И увидел вас живой… значит, Симона мертва… Чтобы окончательно убедиться, через некоторое время я позвонил. В баре искали Симону Жервен, и вы ответили… Я ни в чем не ошибаюсь, правда?

— Нет.

— Значит, вы заняли ее место. Почему?.. Подождите! Я сам отвечу. Если ошибусь, я вам разрешаю отхлестать меня по щекам.

Он непринужденно уселся на ковер, поджав под себя ноги. Он находился настолько близко, что она чувствовала запах его туалетной воды.

— Виктор Леу очень богат, — продолжал он. — И у него одна-единственная наследница…

Он подставил ей щеку.

— Ну!.. Пока еще меня не бьете? Тогда продолжаю. Наследница погибла, состояние распыляется: племянница, сестра, налоги… Вполне естественное желание предотвратить такую катастрофу.

— Это Филипп… мой муж… — начала она.

— Разумеется.

— Мы не знали, что Симона замужем.

Он резко встал, взял на столике пачку «Кэмел».

— Курите?

— Нет, спасибо.

— А я, к сожалению, курю.

Зажег сигарету и встал перед ней, положив руки на бедра.

— Мы оба влипли, вам не кажется?.. Кому известно, что вы не Симона?

— Но ведь… никому. После катастрофы — когда я еще не пришла в себя — Филипп объявил властям, всем, что его жена погибла и что я Симона Леу.

— Хладнокровия ему не занимать.

— Все произошло почти помимо его воли. С головой у дяди уже было не все в порядке, и он решил, что я Симона… От пережитого потрясения в мозгах у него все перепуталось… И Филипп не стал говорить ему правду… Вот так я перестала быть Мариленой… Видя отношение ко мне дяди, никто не мог усомниться, что я не его дочь.

— Гм! И все-таки, если вас встретит кто-нибудь из Сен-Пьера, вас тут же разоблачат… Конечно, это маловероятно… Выпьете что-нибудь?.. Кажется, у меня есть портвейн.

Он вышел в соседнюю комнату. На стенах с новыми обоями Марилена заметила фотографии, на которые поначалу не обратила никакого внимания. На всех был изображен Ролан с махровым полотенцем на шее и с ракетками под мышкой. Ролан — теннисист. Вот, значит, почему Симона скрыла брак от отца!

Он вернулся.

В каждом его движении сквозила гибкость, ловкость и изящество. Он налил вино, протянул рюмку Марилене.

— Итак, — произнес он, — вы Симона!.. Даже перед лицом закона? Вот уж не думал, что это можно проделать так просто. У вас есть все необходимые документы? Они подлинные?

— Конечно. Доказательством служит то, что я получила на почте письма, адресованные вашей жене.