Записные книжки - Кришнамурти Джидду - Страница 39

По этой дороге, через просвет в южных холмах пришло то иное, и с такой интенсивностью и силой, что лишь с величайшим трудом можно было держаться прямо и продолжать идти. Это было подобно неистовой буре, но без ветра, без шума, и её интенсивность ошеломляла. Удивительно, что каждый раз, когда появляется иное, всегда присутствует нечто новое; оно никогда не бывает тем же самым, и оно всегда неожиданно. Это иное не является чем-то необычайным, некой таинственной энергией — но иное таинственно в том смысле, что находится оно за пределами и времени и мысли. Ум, захваченный временем и мыслью, никогда не может охватить и постичь его. Его нельзя понять — не больше, чем можно проанализировать и понять любовь, но без этой беспредельности, этой силы и энергии жизнь и всё существование, на любом уровне, становятся тривиальными и исполненными скорби. В этом есть абсолютность, но не окончательность; это абсолютная энергия, это самосуществование без причины; это не высшая, конечная энергия, потому что это вся энергия. Всякая форма энергии и действия должна перестать существовать, чтобы была она. Но в ней заключено всё действие. Любите, и делайте что хотите. Нужны смерть и полное разрушение, чтобы была она; не революция, изменение внешнего, а полное разрушение известного, в котором культивируются всякое укрытие и существование. Должна быть полная пустота, и только тогда это иное, вневременное, приходит. Но эта пустота не культивируется, она не результат, причину которого можно купить и продать, и она не продукт времени и процесса эволюции; время может рождать только время. Разрушение времени — не процесс; все методы и процессы продлевают время. Окончание времени есть полное окончание мысли и чувства.

5 ноября

Красота никогда не бывает личной. Холмы были тёмно-синими и несли вечерний свет. Дождь прошёл, и теперь появились большие пространства голубого; голубизна сверкала в окружении белых облаков; это была голубизна, заставляющая глаза блестеть забытыми слезами, голубизна детства и невинности. И эта голубизна становилась нежной желтоватой зеленью ранних листьев весны, а за ней был огненно-красный цвет облака, которое набирало скорость на своём пути через холмы. А над холмами висели дождевые облака, тёмные, тяжёлые, неподвижные; они скапливались у холмов на западе, и солнце было зажато между холмами и облаками. Земля была размокшая, красная и чистая; каждое деревом каждый куст получили достаточно влаги; уже появились новые листья; листья манго были длинные, нежные, красновато-коричневые, у тамаринда были ярко-жёлтые маленькие листочки, у дождевого дерева появились маленькие побеги свежей светлой зелени; после многомесячного ожидания под палящим солнцем эти дожди принесли утешение земле; долина улыбалась. Придавленная нуждой деревня была грязной и вонючей, но так много детей играло, шумело и смеялось; похоже, ничто их не заботило, кроме игр, в которые они играли. Родители этих детей выглядели очень усталыми, замученными и заброшенными, они никогда не знали ни дня отдыха, чистоты, комфорта: голод, труд и опять голод; они были печальны, и хотя улыбались они довольно охотно, но глаза их погрустнели безвозвратно. Повсюду была красота: трава, холмы и полное жизни и движения небо; перекликались птицы, и высоко в небе кружил орёл. На холмах паслись тощие козы, поедая всё, что растёт; у них неутолимый голод; их малыши прыгали от скалы к скале. Козлята были такие мягкие на ощупь, их шерсть сверкала, чистая и здоровая. Мальчик, присматривающий за ними, распевал, сидя на камне и время от времени их окликая.

Личное культивирование наслаждения красотой является эгоцентрической деятельностью; это ведёт к бесчувственности.

6 ноября

Было прелестное утро, ясное, каждая звезда сияла, и долина была полна тишины. Холмы были тёмные, темнее, чем небо, и прохладный воздух нёс запах дождя, запах листьев и пахучий аромат цветущего жасмина. Всё спало, каждый лист был неподвижен, и красота утра завораживала своим волшебством; это была красота земли и небес, человека, спящих птиц и свежего потока в сухом русле реки; и казалось невероятным, что она — не личная. В ней была определённая строгость, не культивированная, которая является просто результатом страха и отрицания, но та строгость полноты, такой абсолютно полной, что ей была незнакома никакая порча. И здесь на веранде, с Орионом в западной стороне неба, неистовство красоты сметало все защиты времени. Когда же медитируешь здесь, за пределами времени, видя небо, блистающее звёздами, безмолвную землю, тогда ясно понимаешь, что красота — не личная погоня за удовольствием, за искусственными вещами, вещами известными или за неизвестными образами и видениями мозга, с его мыслями и с его чувствами. Красота не имеет ничего общего с мыслью, настроением или приятным чувством, вызванным концертом, картиной или зрелищем футбольной игры; удовольствие от концерта или стихов, может быть, и более утончённое, чем от футбола, но всё это остаётся в том же самом поле, что и месса или какая-нибудь пуджа в храме. Это красота за пределами времени и выше пепла и удовольствий мысли. Мысль и чувство рассеивают энергию, поэтому красоты никогда не видят. Энергия с её интенсивностью необходима, чтобы видеть красоту, красоту, которая недоступна глазу наблюдающего. Когда есть видящий, есть наблюдающий, тогда красоты нет.

Здесь на душистой веранде, когда рассвет ещё далеко и деревья ещё безмолвны, красота есть то, что является сущностью. Но сущность эта непереживаема; переживание должно прекратиться, потому что переживание только укрепляет известное. Известное никогда не является сущностью.

Медитация — не продолжение переживания, она не только окончание переживания, являющегося ответом на вызов, большой или малый, но она и раскрытие двери к сущности, раскрытие двери печи, чей огонь уничтожает полностью, не оставляя никакого пепла; остатков нет. Мы—остатки, соглашатели многих тысяч вчера, непрерывной серии бесконечных воспоминаний, выбора и отчаяния. Большое Эго и маленькое эго являются системой, структурой существования, существование — мыслью, а мысль — это существование с никогда не кончающейся скорбью. В пламени медитации мысль заканчивается, а вместе с ней и чувство, ибо ни то, ни другое не есть любовь. Без любви нет сущности; без неё только пепел, и на этом пепле строится наше существование. Из пустоты выходит любовь.

7 ноября

Совы сегодня начали перекликаться очень рано. Сначала они были в разных частях долины: одна на западе, другая на севере; их крики были очень ясны в тихом воздухе и разносились очень далеко. Вначале они находились на некотором расстоянии друг от друга, но постепенно сближались; по мере того как они сближались, их крики становились хриплыми, очень низкими, не такими протяжными, короче, настойчивее. По мере приближения, они перекликались всё чаще; похоже, птицы были крупными, было слишком темно и их было не видно, даже когда они оказались на одном и том же дереве, совсем близко, и тон и характер их криков изменились. Они говорили друг с другом такими низкими голосами, что их едва было слышно. Они находились там довольно долго, пока не начался рассвет. Затем постепенно появился ряд звуков: залаяла собака, кого-то окликнули, взлетел фейерверк, — последние два дня был какой-то праздник, — открылась дверь, и, по мере того как становилось светлее, начались все дневные шумы.

Отвергать чрезвычайно важно. Отвергать сегодня, не зная, что при несёт завтра, значит оставаться пробуждённым. Отвергнуть все социальные, экономические, религиозные стереотипы значит остаться одному, то есть стать чувствительным. Быть неспособным полностью отвергнуть означает быть посредственным, заурядным. Быть неспособным отвергнуть честолюбие и все его пути означает принять ту норму существования, которая порождает и конфликт, и смятение, и скорбь. Отвергнуть политика, соответственно политика и в нас, этот отклик на ближайшее, близорукую жизнь, значит быть свободным от страха. Полное отрицание — это отрицание позитивного, отрицание подражательного импульса и склонности подчиняться и соответствовать. Но само по себе это отрицание позитивно, потому что оно — не реакция. Отвергать принятый стандарт красоты, прошлого или настоящего, это открыть красоту, которая за пределами мысли и чувства; но чтобы открыть её, необходима энергия. Эта энергия приходит, когда нет конфликта, противоречия, и действие не является более частичным, неполным.