Кольцо - Каммингс Мери - Страница 17

Стол с кофейником и пустыми бокалами, мерцающая огоньками елка, букет кремовых роз на каминной полке — и они двое.

— Ну вот... — сказал Ник, не зная, что еще сказать. Нэн­си стояла совсем близко и, кажется, была так же слегка растеряна, как и он — свадьба кончилась, а что дальше?

Он прижался лбом к ее плечу, вдохнул знакомый за­пах и замер, боясь спугнуть странное ощущение умирот­ворения. Почувствовал, как Нэнси гладит его по голове, ерошит волосы — обхватил ее обеими руками, теснее при­тягивая к себе.

Его желания — откуда они брались, ненужные, бесплод­ные? Наверное, врач сказал бы, что дело в гормонах, ко­торые по-прежнему продолжали вырабатываться. Вот и сейчас — хотелось обнять ее... целовать, гладить, расстег­нуть крохотные пуговки сзади на платье, попробовать на вкус ее кожу, ее губы...

— Нэнси... — Он поднял голову и взглянул в ее теплые дружелюбные глаза, не зная, что сказать: «спасибо»? Или «прости»?

Вместо этого он предложил:

— Там шампанское осталось. Давай выпьем, — чуть усмехнулся, — за нас с тобой. — Устала?

— Нет...

Нэнси взяла из его рук бокал и выжидательно посмот­рела.

— Ну... за нас?

Она кивнула, бокалы, столкнувшись, зазвенели, и хо­лодная кисловатая жидкость пролилась в горло.

— А о чем ты там с Робби шепталась? Что она от тебя хотела?

На самом деле Нику хотелось спросить: «А что она про меня говорила?» — но вопрос этот был дурацким, бестакт­ным и напрашивался на неприятный ответ.

— Она попросила с собой кусок торта... — смутилась Нэнси — и хихикнула при виде удивления, промелькнувшего на его лице. — Под подушку собирается положить!

Ник не сразу понял — но потом до него дошло... Ста­рая примета — если на ночь под подушку положить кусок свадебного торта — во сне увидишь своего будущего мужа!

— Она что — так верит в приметы?

— Угу, — подтвердила Нэнси, шаря глазами по столу. — И в гороскопы, и в гадание. — Выбрала пирожное, отку­сила и закончила: — Она мне вчера вечером гадала!

— Ну, и что нагадала?

— Массу всего, — охотно, со смехом, начала рассказы­вать она, — трефовую даму-разлучницу, и дальнюю доро­гу, и радостную встречу, и новый дом, и троих детей...

«Вот трое детей — это для нас самое актуальное...» — подумал Ник, а вслух сказал:

— Я рано встаю обычно, так что завтра позавтракай без меня. А я к обеду освобожусь — тогда все дела сделаем и мебель тебе закажем. Подумай пока, что еще надо...

— А на дорожку ты со мной не пойдешь?

— Завтра нет... работы много. Ладно, поздно, навер­ное уже... Пойдем, я тебя до спальни провожу.

Показалось ему — или она была слегка разочарована?

И снова, как всегда: «гигиенические процедуры» (черт бы их побрал, самое противное и унизительное), мытье, массаж... Все как обычно, лишь в какой-то момент Бен, разминая безжизненные мышцы Ника, без энтузиазма в голосе спросил:

— Может, мне теперь стоит ужинать у себя? Ну... хотя бы первое время...

По утрам Бен, подняв его и усадив в коляску, прино­сил завтрак, после чего возвращался к себе досыпать, а вот ужинали обычно вместе.

— Еще не хватало! — отозвался Ник. — Чего ты вдруг?

— Ну, я подумал...

— Да брось ты!

Удовлетворившись ответом, Бен быстро закончил мас­саж, уложил Ника в кровать, сказал привычное:

— Ладно, если что — позвони, а я пошел. — И, громко зевнув, отправился восвояси.

Ник не сомневался, что, едва добравшись до койки, Бен рухнет на нее и захра­пит.

Самому ему спать совершенно не хотелось. Лежа на спине, он перебирал в памяти все, что случилось за день. Приезд Нэнси... и какая она была смешная в этих тапоч­ках с ушами... Все-таки хорошо, что теперь она здесь, близ­ко! Нужно будет сразу после праздников разобраться с ее делами... и зря он не сказал, как ей идет это платье...

Когда раздался тихий стук в дверь, Ник подумал, что ослышался, но стук повторился, и он торопливо отозвался.

— Можно? — спросила Нэнси, входя.

Она была все в тех же забавных тапках, смотревшихся совершенно по-дурацки в сочетании с кружевным пеньюа­ром, сквозь который просвечивала ночная рубашка тепло-розового оттенка. «Похоже на розовый кварц», — маши­нально подумал Ник.

Подошла, присела на край кровати — вид у нее был смущенный.

— Ну чего? — улыбнулся он, дотягиваясь до ее руки.

— Ник, я тут подумала... Сегодня все-таки наша брач­ная ночь, и то, что мы каждый в своей комнате, — это как-то не по-людски получается... подожди, не надо, — трях­нула она головой, думая, что Ник хочет что-то сказать — но он и не собирался. — Я помню, что... что ты тогда гово­рил — но ведь просто поспать вместе мы можем?!. Или... это плохая идея? Мне уйти лучше?

Он помотал головой — слова не шли на язык, только сердце билось все быстрее и быстрее, да во рту стало сухо. Откинул одеяло и, когда Нэнси уже шевельнулась, соби­раясь улечься рядом, попросил:

— Только... сними с себя все лишнее.

— А что — лишнее? — Она окинула себя взглядом и во­просительно посмотрела на него.

— Все, — сказал Ник, почувствовал, что голос сел и не слушается, хотел улыбнуться — не получилось. — Все, — повторил он громче.

— Погаси свет... — чуть слышно попросила Нэнси, вста­вая.

— Я оставлю ночник...

В отблесках золотистого света можно было различить немногое — остальное дорисовывало воображение. Ее пальцы пробежали по пуговкам, расстегивая их... Пенью­ар... за ним рубашка...

И вдруг вспомнилось, как они сидели здесь когда-то — кажется, уже давным-давно. И так же мерцал ночник, и Ник мечтал протянуть руку, обнять, дотронуться губами — и злился на самого себя за ненужные мысли.

Теперь он мог протянуть руку...

Нэнси не ожидала, что он набросится на нее... что он набросится на нее так. Мгновение — и она оказалась придавлена тяжелым мускулистым телом. Его губы нашли ее рот и жадно впились в него, и язык начал нетерпеливо раздвигать ей зубы, а руки — казалось, их было не две, а десять — заметались по всему ее телу, сжимая и лаская его.

И Нэнси всем своим существом потянулась ему на­встречу, потому что это было то, чего она, сама не при­знаваясь себе, хотела с самого начала.

Внутри нее что-то бешено, до боли, запульсировало. Она инстинктивно обхватила обеими ногами бедро Ника, чтобы теснее прижаться к нему. Мелькнула мысль: «Он же там ничего не чувствует!..» — и затем: «Но я-то — чув­ствую!!!»

Она действительно чувствовала, все острее и острее, прикосновения его рук и губ, и жар, и тяжесть, и бедро Ника, об которое терлась самая чувствительная часть ее тела, — и, когда он неожиданно подхватил ее под ягоди­цы и потянул вверх, обиженно застонала. Но оказывает­ся, он просто хотел добраться до ее груди, и добрался, и прижался лицом, и тоже застонал.

Его губы влажным горячим кольцом обхватили ее со­сок, сжали, а рука скользнула туда, где раньше было бед­ро, — и стало совсем хорошо. Невыносимо хорошо. По­трясающе хорошо.

Нэнси замерла, боясь спугнуть то прекрасное, ни с чем не сравнимое ощущение, которое расцветало внутри, — и, когда оно наконец пришло, закричала, приветствуя его...

Она лежала на животе, уткнувшись лбом в его плечо, и тяжело дышала. Ник чувствовал под рукой покрытую испариной кожу. Ему и самому никак не удавалось успоко­ить дыхание, словно в комнате не хватало кислорода.

Раньше он никогда не задумывался, какие чувства бу­дет испытывать, не в силах получить удовлетворение — но в силах дать его, не испытывая плотского желания — но испытывая другое, которое даже не знал, как назвать. Теперь Ник мог сказать: несмотря ни на что, он чувство­вал себя мужчиной. Хотя бы потому, что женщина, кото­рая пришла в его постель, не уйдет разочарованной.

И, наклонив голову, чтобы дотронуться губами до влаж­ных растрепавшихся волос, он задал извечный вопрос, который мужчины уже сотни лет задают своим подругам, заранее зная ответ и все-таки желая получить его. Вопрос, на который он теперь имел право: