Немедленно измениться - Кришнамурти Джидду - Страница 31

Посетитель: Что вы понимаете под творчеством?

Кришнамурти: Свободу.

Посетитель: Какую свободу?

Кришнамурти: Свободу от «я», которое зависит от окружения и представляет собой его продукт, — «я», которое построено обществом и мыслью. Эта свобода есть ясность, свет, зажженный не от прошлого. Страсть — это только настоящее.

Посетитель: Ваши слова зажгли во мне какое-то странное новое чувство.

Кришнамурти: Это страсть к учению.

Посетитель: Какое особое действие в моей повседневной жизни даст гарантию того, что эта страсть продолжает гореть и действовать?

Кришнамурти: Ничто не даст такой гарантии, кроме внимания ученья, которое есть действие, которое есть настоящее. В этом заключается красота страсти — она являет собой тотальный отказ от «я» и его времени.

Глава XXIX. ПОРЯДОК

Посетитель: В вашем учении есть тысяча деталей. А мне в моей жизни необходимо суметь вот сейчас превратить их все в единственное действие, которое проникает собой все, что я делаю. Ведь в жизни прямо передо мной есть только одно мгновенье, и в это мгновенье мне надо действовать. Что же будет таким единственным действием в повседневной жизни, которое приведет все детали вашего ученья к одной точке, подобно пирамиде, поставленной на свою вершину?

Кришнамурти: ...Опасно!

Посетитель: Иначе говоря, что это за единственное действие, которое моментально соберет в одном фокусе настоящее тотальное понимание жизни?

Кришнамурти: Я думаю, следует задать вопрос, как жить подлинно разумной жизнью, уравновешенной и деятельной, в гармоничных взаимоотношениях с другими людьми, без смятения, приспособленчества и несчастья. Что это за один акт, который призовет к действию разум во всем, что вы делаете? В мире так много горя, нищеты, печали. Что делать вам, как человеку, при встрече с этими человеческими проблемами? Если вы пользуетесь возможностью помочь другим людям для собственных достижений, тогда это будет эксплуатацией и злом. Поэтому нам с самого начала можно отбросить такой подход. По-настоящему вопрос стоит так: каким образом мы могли бы жить в высшей степени разумной, упорядоченной жизнью? — и при этом без какого бы то ни было усилия. Но, кажется, мы всегда подходим к данной проблеме с внешней стороны, задавая себе вопрос: «Что я должен делать, встречаясь со всеми многочисленными проблемами, свойственными человечеству, — экономическими, социальными, „общечеловеческими“. Мы хотим разрешить этот вопрос в понятиях внешнего.

Посетитель: Нет, я не спрашиваю вас о том, как мне быть с мировыми экономическими, социальными или политическими проблемами, как мне их разрешить. Вопрос был бы чересчур нелепым! Все, что я хочу знать, — как жить справедливо в этом мире, именно в таком, каков он есть, потому что сейчас он находится здесь, прямо передо мной, и я не в состоянии изменить его по своему желанию. Я должен теперь жить в этом мире, каким бы он ни был, и в этих обстоятельствах разрешить все проблемы жизни. Я спрашиваю, как сделать эту жизнь жизнью дхармы, то есть добродетели, которая не навязана извне, не приспособлена к какому-то образцу, не культивируется мыслью.

Кришнамурти: Вы хотите сказать, что желаете немедленно, внезапно найти себя в состоянии благодати, которая есть великий разум, красота, любовь, — найти себя в этом состоянии, не имея прошлого или будущего, — и действовать, исходя из этого состояния?

Посетитель: Да! Именно это!

Кришнамурти: Вопрос не имеет ничего общего с достижениями, успехами или неудачами. Конечно, такой образ жизни должен быть единственным; в чем же он заключается?

Посетитель: Это и есть мой вопрос.

Кришнамурти: Иметь внутри себя свет без начала и без конца, который не зажжен вашим желанием, который не принадлежит ни вам, ни кому-либо другому. Когда существует этот внутренний свет, все, что вы делаете, всегда будет правильным и истинным.

Посетитель: Как получить этот свет теперь же без всякой борьбы, исканий, стремлений, исследований?

Кришнамурти: Это возможно лишь тогда, когда вы по-настоящему, целиком умираете для прошлого; а это, в свою очередь, можно сделать только тогда, когда в мозгу существует полный порядок. Мозг не выдерживает беспорядка. Если в нем господствует беспорядок, вся его деятельность будет противоречивой, спутанной, жалкой; она принесет зло внутри и вокруг себя. Такой порядок не построен мыслью, не является следствием подчинения какому-то образцу, принципу, авторитету или какой-либо форме воображаемого добра. Именно беспорядок внутри мозга приносит конфликт; а затем возникают всевозможные формы сопротивления, культивируемого мыслью для спасения от беспорядка — религиозные и иные.

Посетитель: Но как можно сообщить такой порядок мозгу, если он сам по себе беспорядочен и противоречив?

Кришнамурти: Это можно осуществить при помощи бдительности в течение всего дня; затем надо перед сном привести в порядок все сделанное за день. Таким образом, мозг не погружается в сон в состоянии беспорядка. Это не значит, что мозг внушает себе порядок, когда на деле внутри и вокруг него налицо беспорядок. Порядок должен существовать в течение целого дня, и суммирование его перед сном есть гармоничное завершение дня. Это напоминает человека, который ведет счета и каждый вечер подводит итог, так что следующий день начинается для него заново, а когда он ложится спать, его ум спокоен, пуст, свободен от беспокойства, смятения, забот, страха. После пробуждения существует особый свет, не являющийся продуктом мысли или удовольствия. Этот свет — разум и любовь, это отрицание беспорядка, присущего той морали, в которой мы были воспитаны.

Посетитель: Могу ли я получить этот свет немедленно? Это и есть тот вопрос, который я задал в самом начале, только иначе выраженный.

Кришнамурти: Вы можете получить его сейчас же, когда нет «я». «Я» приходит к концу, когда оно само видит, что должно кончиться. И способность увидеть это являет собой свет понимания.

Глава XXX. ИНДИВИД И ОБЩЕСТВО

Посетитель: Я не вполне уверен в том, что правильно задаю вопрос; но у меня есть сильное чувство того, что взаимоотношения между индивидом и обществом, этими двумя противоположными сущностями, представляют собой долгую историю несчастий. История мира, история мысли, история цивилизации — все это в конце концов есть история взаимоотношений между ними. Во всех обществах индивид оказывается более или менее подавленным; он должен приспосабливаться, прилаживаться к стандарту, установленному теоретиками. Индивид всегда стремится вырваться из-под власти этих образцов, и результатом является непрерывная битва между этими двумя силами. Религии говорят об индивидуальной душе, как о чем-то отдельном от души коллективной. Они делают упор на индивида. В современном обществе, — которое стало таким механическим, стандартизованным и коллективно деятельным, — индивид старается найти себя, выяснить, что он представляет собой, утвердить себя. Но вся эта борьба никуда не приводит. И вот мой вопрос — где во всем этом скрыта ошибка?

Кришнамурти: Единственное, что действительно имеет значение, — это существование в жизни действия доброты, любви и разума. Является ли доброта индивидуальной или коллективной, бывает ли любовь личной или безличной; принадлежит ли разум вам, мне или кому-нибудь другому? Если это нечто такое, что принадлежит вам или мне, тогда это не разум, не любовь, не доброта. Если доброта представляет собой индивидуальное или коллективное предприятие, соответствующее чьему-то особому предпочтению или решению, тогда это более не доброта. Доброта находится не на задворках индивидуальности; ее нет и в открытом поле коллектива; доброта расцветает только в свободе от обоих. Когда существует доброта, любовь и разум, тогда действие совершается вне понятий индивидуального или коллективного. Нам недостает доброты, и вот мы делим мир на индивидуальное и коллективное, а далее делим коллектив на бесчисленные группы в соответствии с религией, национальностью и классом. Создав эти разделения, мы пытаемся перекинуть между ними мосты; мы формируем новые группы, которые опять-таки отделены от других групп. Мы видим, что каждая великая религия существует как будто для того, чтобы установить братство человечества, а на самом деле препятствует ему. Мы всегда стараемся реформировать то, что уже разрушено, мы не производим фундаментального искоренения распада, а просто подправляем то, что распадается.