Забавы Герберта Адлера - Кригер Борис - Страница 36

Но вот вам и другая новость… Дело в том, что Эльза сама не знала, чего в действительности хочет. Она пыталась догадаться о тайных желаниях Герберта и выразить их в своих, не менее тайных желаниях, что сделало бы их явными для нашего неутомимого исполнителя.

Герберт томился безвыходностью отношений его дочери со Стюардом, и Эльза улавливала его флюиды неприятия этой ситуации. Она тонко чувствовала несвободу, в которую вовлекла Герберта его последняя управительница, Анна на шее… И снова повторилось то же самое. Представьте себе двух наивных обезьянок-мармазеток, которые, обнявшись и заглядывая друг другу через плечико, выщипывают пушистые спинки, ловя друг у друга вредных насекомых. Только в случае с Гербертом эта спинка словно была у них с Эльзой одной на двоих.

Что поделаешь, такова в понимании этих странных людей «любовь»… Достигать своих тайных желаний казалось им пошло, а вот стремиться к осуществлению затаенных намерений души своего товарища по любви было хорошо, весело, обжигающе-приятно. Именно в результате эдакого вольного извращения их чувства и побуждения настолько перемешались, что найти отличие меж ними было невозможно!

В отношениях с Энжелой Герберт и Эльза пользовались той же самой разновидностью любви. Они, словно снабженные чувствительными антеннами насекомые, ловили любые шевеления девичьей души и, поймав слабенькие сигналы: «Найдите мне принца!», бросались грубо и предприимчиво их исполнять.

Герберты норовили применить свой способ любви не только внутри своей семьи, но и в отношениях к окружающим, ко всем, кого эти странные люди принимали в свой особый круг (в который, кстати, было совсем несложно попасть), и лишь когда наталкивались на явно саморазрушительные тайные желания какого-нибудь горе-индивида и упорная психотерапия в сочетании с антидепресантом не помогала, они разводили руки и просто переставали пытаться любить этого чужака, и тогда он сам отваливался под силой собственной гравитации…

Так ли дурны были эти отношения? Так ли невыносима была эта несвобода? Так ли отвратительны были их забавы?