Южные Кресты - Кригер Борис - Страница 3

Но весь этот успех казался Сене недостаточным, потому что на задворках его сознания копошилась неудобная мыслишка, что, по совести говоря, проживать с семьей в Израиле может только человек не совсем нормальный… с этими взрывающимися автобусами и налетами налоговой инспекции того и жди, что настанут темные деньки. Израиль – страна, постоянно живущая на грани смерти, и потому она не считается со своими жителями, может их ограбить в одночасье, подставить под пули или вытащить за руки и за ноги из синагог и даже из собственных домов, в которых люди прожили по три десятка лет. А ведь это преступления против собственного народа! Но, увы, так эти случаи никто не квалифицирует…

Новая Зеландия пришла Сене на ум неожиданно: маленькая развитая страна на другом конце земного шара сулила счастливую и богатую жизнь. Просто надо было съездить на разведку, ну и, разумеется, подготовить материальную базу…

«Все едут в Америку, многие в Канаду. Почему бы мне не отправиться в Новую Зеландию?» – рассудил Вечнов, а у него между словом и делом по редкой божественной непредусмотрительности лежало наиничтожнейшее пространство, в которое не умещались излишние сомненья и раздумья.

Глава 2

О тех, кто в море

Море – это не только: чайки! чайки! Это еще и гибельная пучина, и огромные пространства, где не действуют ничьи законы, где по-прежнему царит даже не первобытное, а некое перво-вселенское право взаимопожирания. Мы пьем водичку из пластиковой бутылки, а матерые просторы вод спят и видят, как бы нас поглотить – не из некоего садистического призвания, а просто в силу установленной физикой плотности воды, которая то позволяет нам плавать по ее шелковистой поверхности, то поглощает нас своими душными темными потрохами.

Водобоязнь – это не только симптом бешенства! Это нормальное состояние любой сколько-нибудь заинтересованной в своем спасении души!

Что же заставляет людей так настойчиво пускаться в рискованные морские авантюры? И сейчас, как и прежде, их нестерпимо манят чужие берега…

Рыболовецкое суденышко швыряло в разные стороны так, словно оно попало в гигантскую стиральную машину. Вихри пены иногда полностью оспаривали факт существования этого плавучего островка земной жизни в пучине водной сумятицы. Как попало это судно с портом приписки в Маниле в бурный океан у берегов Новой Зеландии, за тысячи километров от Филиппин?

Уже восемь месяцев судно с командой из одиннадцати рыбаков числилось пропавшим без вести. Полиция сообщила об инциденте лишь спустя несколько дней, когда вертолеты обнаружили в море небольшую шлюпку с двумя изможденными людьми. Двум рыбакам, несмотря на полученные ранения, почти удалось доплыть до побережья острова Холо, где они были подобраны вертолетом и немедленно госпитализированы. Они и стали основным источником информации о пиратском нападении, которое произошло недалеко от этого южного филиппинского острова. По словам спасённых, нападавших было четверо или пятеро, они были вооружены и, предположительно, могли принадлежать к террористической исламистской группировке «Абу-Яфаи».

…Трюм дерзко захваченного рыболовецкого суденышка был забит людьми, как сельдями, а в носовом отделе трюма, за массивной металлической решеткой, покоились мешки с белым порошком.

Живой товар, как, впрочем, и героин, ждали коллеги филиппинских пиратов в Новой Зеландии, куда те исправно поставляли рабочую силу и наркотик, получивший свое название якобы благодаря тому, что делал употребляющих его героями криминальных хроник. А если серьезно, еще в 1898 году великий немецкий фармацевт Генрих Дрезер, тот самый, что открыл аспирин, познакомил с этим соединением мир, сообщив, что оно в десять раз сильнее морфина. Поскольку новое соединение было столь мощным, его восприняли как новое лекарство с «героическими» возможностями и назвали героином.

Судно было повреждено во время налета и починено спустя рукава на одном из островов архипелага.

Из пиратов за товаром следили пять человек во главе с Онелем Сарау, по кличке Каматаян, что на тагалог, одном из филиппинских диалектов, означает «смерть».

Это был крепкий филиппинец в возрасте Христа, однако явно с противоположными наклонностями, которые выдавали его карие глаза с характерным разрезом и не менее характерным неподвижным, словно бы остолбеневшим взглядом. Нос проистекал изо лба внезапно, чуть ниже уровня глаз, что делало его профиль похожим на неприятную птицу. Сходство с приплюснутым клювом подчеркивал острый кончик носа. Нижняя губа была слишком толста и немного отвисала, хотя само лицо имело форму правильного овала со слегка выступающими скулами. Это неправда, что все филиппинцы на одно лицо. Увидев этого человека, никто, даже конченый профан в восточной антропометрии, никогда не забыл бы его. Это был один из ликов смерти.

Каматаян был фанатичным исламистом и делал свою работу не наживы ради. Практически все доходы от грубого мастерства он отдавал своей организации «Абу-Яфаи», которая готовила теракты по всему региону и уже выходила на мировой уровень.

Каматаян с гордостью носил особую татуировку на своем округлом мускулистом плече, изображавшую орла, несущего в клюве знамя пророка и держащего в когтях полумесяц. На груди орла красовался человеческий череп. Это была эмблема группировки «Абу-Яфаи».

Каматаян был настолько успешен в своих авантюрах, что считался одним из первых людей в организации, которому во всем помогает Всевышний.

Однако сегодня удача явно отворачивалась от капитана Каматаяна. Он, стоя в рубке, мозолистыми руками с аккуратно обкусанными ногтями пытался держать скользкий от влаги штурвал. Капитан начинал понимать, что эту бурю, доставшуюся ему по воле судеб, судно может не пережить.

Онель был довольно опытным в морских вопросах, потому что с младых ногтей пиратствовал с отцом, которого поймали во время его редкого пребывания в Маниле и после непродолжительного суда казнили.

Каматаян так никогда и не смирился с казнью отца и всю жизнь мстил всем и вся без разбора. Каждый раз, стреляя в человека, он видел в нем палача отца, и терпкая волна наслаждения разливалась по всему его телу.

До новозеландского берега оставалась, может быть, всего какая-нибудь сотня миль, но корабль давно шел без всякого определенного направления, потому что Каматаян пытался поворачивать судно таким образом, чтобы его не перевернуло огромными волнами.

Нос корабля то бросало в пучину, так что тяжелые брызги разлетались, словно битое стекло, а то вздымало вверх, буквально ставя палубу на дыбы! При такой качке никто не мог удержаться на ногах, не держась за поручни.

Вдруг из трюма донеслись хриплые крики. Каматаян передал штурвал своему напарнику, схватил автомат и, держась за поручни, стал пробираться туда. В трюме внезапно открылась течь; видимо, разошлась сделанная наспех клепка, и вода быстро прибывала. Онель мгновенно сообразил, что судно потеряно. Он позвал пару помощников и велел им заставить людей из трюма перетаскивать героин в две спасательные шлюпки.

Потом он с трудом, постоянно опрокидываемый качкой, вернулся на мостик. Его напарник с бледным лицом крепко цеплялся за штурвал.

– Все бесполезно, – заорал Каматаян, наклонившись к самому уху напарника, потому что иначе ничего нельзя было расслышать, – эта посудина будет на дне через двадцать минут. Спасем сколько сможем мешков, а людей запрем в трюме.

Напарник от неожиданности чуть не выпустил из рук штурвал и испугано посмотрел на совершенно мокрое лицо Каматаяна.

– Я подам радиосигнал! – крикнул он.

– Не смей! – пригрозил ему Каматаян автоматом. – Ты что, хочешь, чтобы нас с товаром выловили корабли береговой охраны? Людей в трюме – на дно, товар – в шлюпки! Попытаемся добраться до берега.

Напарник закивал, поглядывая на дуло автомата. Каматаян на всякий случай добрался до рации и разбил ее несколькими ударами попавшегося под руку пожарного топорика. Напарнику, который, по-прежнему вцепившись в штурвал, наблюдал за этим актом безумия, нестерпимо хотелось выстрелить Каматаяну в спину, но он боялся отпустить руки от штурвала, впрочем, держать который теперь, после того как корабль начал тонуть, было почти бессмысленно, потому что судно практически потеряло управление. Тем более, пока напарник соображал, что Каматаян задумал, тот уже нанес первый удар топориком, и убивать его не было смысла, потому что рация все равно уже была в неисправном состоянии.