Время перемен. Лабиринт Безумия (СИ) - Лисина Александра - Страница 37

Голова в последний раз выплюнула что-то неразборчивое и, наконец, заткнулась. Костер вспыхнул чуть не до небес, погребая в себе останки бывшей Гончей и, заодно, дотла сжигая поселившееся в нем существо. Яркий свет на мгновение коснулся звезд, задержался победным факелом, а потом так же быстро опал, прижался к земле и, успокоенный, начал стремительно остывать. Неистовый огонь прогорел почти сразу, оставив после себя небольшую кучку золы, остатки черного плаща, пару заклепок и отвратительный запах паленого мяса. Причем, несвежего мяса, от которого начало мутить даже ко всему привыкших Стражей.

— Чего встали? — внезапно посуровела Белка. — Шевелитесь! Ну?! Траш, покажи им дорогу! Карраш, присмотри!

Воины сбросили неуместное оцепенение и по привычке, послушно, но все еще на одеревеневших ногах, двинулись следом за исчезнувшей в темноте хмерой. Мысли их явно бродили где-то очень далеко, глаза невидяще смотрели прямо перед собой, не в силах забыть ужасающее зрелище полуживой-полумертвой плоти, что едва не удостоилась чести заполучить славный ужин в виде них — тугодумных болванов, парочки ошарашенных эльфов и одного старого, но все еще дурного Воеводы, который вздумал усомниться в своей воспитаннице. И теперь мучительно подыскивал слова, чтобы хоть как-то сгладить оплошность.

Но Белка не смотрела ни на кого. Она вообще ни на кого сейчас не смотрела. Просто стояла возле угасающего костра, молча считая вспыхивающие и мгновенно пропадающие в темноте искорки. Затем подняла голову, отыскала созвездие Дикого Пса, с невероятным облегчением увидела там одинокую падающую звезду, игриво подмигнувшую с черного неба. И, наконец, медленно стянула с шеи заветный шнурок с треугольным камешком.

— Спи спокойно, Сар’ра, — тихо шепнула Белка, блестящими глазами следя за огненным хвостом кометы. — Теперь ты действительно свободен.

Она постояла еще, дожидаясь, пока долго соображающие напарники не оставят ее одну. Помедлила, затем вытянула руку над тлеющими углями и с силой сжала кулак. Камешек вздрогнул, осыпавшись серой пылью, которую тут же подхватил ночной ветерок и невесомой пыльцой развеял по ЕГО любимой поляне. Так, как ОН всегда хотел, и где теперь, наконец-то, обретет достойное упокоение. Красивое, очень тихое место, под сенью громадного ясеня и рядом с тем самым кустом, где впервые спас ей жизнь, отдав взамен свою.

— Прощай, Сар’ра…

Белка постояла еще немного, отдавая дань потрясающему мужеству своего единственного учителя, что даже в смерти сумел проявить удивительный такт и потрясающее благородство. Смахнула непрошеные слезы, которых, к счастью, никто уже не увидел, подождала, пока глаза окончательно просохнут и, шмыгнув носом, коротко поклонилась свежей могиле. После чего окончательно успокоилась и, больше ни разу не оглянувшись, быстро ушла.

Глава 8

На ночлег устраивались в напряженном молчании. Друг на друга старались не смотреть, Элиара с его новым мечом упорно игнорировали, хотя тот не постеснялся при всех с видом знатока ощупать драгоценное приобретение и одобрительно прищелкнуть языком. Новую поляну оглядели, обнюхали и едва под дерн не сунули носы. Громадный ясень на новом Месте Мира придирчиво обошли со всех сторон, никого не нашли, но потом еще долго и с подозрением косились, справедливо опасаясь нового подвоха.

Да уж, второго такого испытания им будет не перенести.

Гончие, оставив чужаков осваиваться, привычно обежали периметр, проверяя, не затаился где поблизости голодный ползун или хитрый карадум. Виновато переглянувшись, вернулись обратно, спешно разожгли костер, чтобы хоть немного разогнать сгустившиеся вокруг мрачные тени. Вяло пожевали хлеба и сухого мяса, повздыхали, пошептались и разбрелись по разным углам, чутко прислушиваясь к звукам ночного Леса.

Вот пропищала невидимая мышь. Кто-то мелкий и неопасный пронесся над зеленой кроной могучего ясеня, качнув воздух тонкими крыльями. Кто-то зашебуршился в опавших иголках и испуганно юркнул в свою нору. Где-то далеко зарычал невидимый зверь… но Белка так и не появилась. Только Траш на минуту выглянула из-за кустов, придирчиво оглядела скромный лагерь, старательно принюхалась и так же бесшумно исчезла, не оставив ни следа, ни запаха, ни даже намека на свое присутствие. Карраш остаться тоже не соизволил: презрительно фыркнул, скривился и, недовольно сверкнув желтыми глазами, испарился.

Урантар подавил тяжелый вздох: до чего поганый выдался день! Сперва Гончие издергались, каждую секунду ожидая нападения на Кордоне, все глаза уже проглядели, все окрестности обегали, каждый камешек обнюхали и приподняли, выискивая подвох, но так никого и не дождались. Проклятый Лес будто вымер — не иначе что-то задумал! И от этого становилось еще тревожнее. Затем появился пересмешник, которого они (о ужас!) так глупо пропустили! Разинули рты, обрадовались, как малые дети, что давний друг и знаменитый Вожак все-таки живой, и так оплошали! О Белке подумали невесть что! Едва вслух не брякнули, да (слава богам!) пока не все мозги оставили дома: смолчали. Хоть одно дело за сегодня не испортили. До сих пор стыдно просто в глаза ей взглянуть, а если бы еще и языком ляпнули сдуру, стало было вообще невыносимо. Гончие, Торково семя! Великие воины! Потрясающие бойцы… дураки мы потрясающие, а не бойцы! Дурни стоеросовые! Болваны недогадливые!

Весельчак уныло помешал прутиком алые угли и покачал головой.

— Слышь, лысый? Скажи, это только мне так погано или ты тоже чувствуешь себя в полной заднице?

Ирбис мрачно покосился, но вслух говорить очевидное не стал, а Гончие совсем скисли. Да, их вина: не разглядели, не почуяли, не сработали, как надо, хотя должны были. Проклятие! Даже в сторону отошли, чтобы пересмешнику было проще! Сами позволили приблизиться на расстояние прыжка! Да что там! Он же почти коснулся ее! Только вот не поцеловать хотел, урод зубастый, а едва к горлу не присосался, упырь! И они сами, своими руками…

Шранк со стыдом уронил глаза в землю и постарался не думать о том, что уже второй раз за сегодняшний день подвел своего Вожака. Что остальные выглядят и чувствуют себя не лучше. О том, что проклятый Темный тоже не успел ничего сделать, но сейчас упорно очерчивает своими клинками защитный контур вокруг стоянки и что-то неслышно бормочет сквозь плотно сомкнутые губы. Что Светлые выглядят ничуть не лучше. Что у одного из них в руках теперь сверкает с укором изумительной работы меч погибшего Сар’ры. Что сам Сар’ра, скорее всего, не возражал бы, но все равно — один вид этого клинка в изящных ладонях малознакомого эльфа отчего-то казался предательством: его памяти, его силы и могучей воли, которая последние десять лет заставляла его молчать и делать невозмутимое лицо даже тогда, когда становилось совсем невмоготу.

Гончие всегда считали, что их прежний Вожак был достаточно силен, чтобы не поддаваться чарам Белки. Он никогда не показывал вида. Ни разу не намекнул, не произнес вслух, даже малейшего волнения не выказывал: ни когда без стука заходил в ее дверь, ни когда выходил оттуда с таким же непроницаемым лицом, ни когда встречал полные зависти взгляды со всех сторон… он относился к ней исключительно ровно. Всегда. Ни словом, ни делом не показав, насколько же трудно порой было просто оставаться рядом. Да, он выбрал, а они просто посчитали, что на него не действует этот рок — ее вечное проклятие, заставляющее упорно искать одиночества. Оказывается, действовал. Еще как действовал, чуть ли не сильнее, чем на всех остальных, раз он так долго скрывал это даже от нее. Просто воля Вожака оказалась настолько сильна, что он сумел осилить этот подвиг — один, молча, без лишнего пафоса и сомнений. Все сделал, чтобы не тревожить ее своими печалями, и всегда был просто другом — верным, преданным и очень скрытным, способным хранить ее тайну на протяжении почти двадцати лет. И оставался таким до самого последнего дня, когда ушел так же спокойно, благородно и красиво, как жил.

Таррэн поднял голову и, закончив свою работу, старательно прислушался, но нет: Проклятый Лес услышал его волю. Теперь, чтобы ни случилось, в этот уголок не сунется ни одна местная тварь. Не вопьется ни один ядовитый шип, ни один комар не посмеет укусить взволнованных, усталых и подавленных путников. Таково мое желание и таков мой приказ.