Трое из Лукоморья (СИ) - Куно Ольга - Страница 27

Монаха я, разумеется, всерьёз не опасалась, однако очень не хотелось выслушивать длинные и нудные проповеди о Богах-Близнецах и оставленных ими заповедях. Собственно говоря, против самих по себе заповедей я ничего не имела, но вот толкование оных, беспрестанно навязываемое представителями церкви, вызывало во мне непреодолимое желание спорить до хрипоты. И заодно нажить себе лишних врагов, которых и без того было предостаточно.

Но здешний монах немало меня удивил. Он не только не пытался проповедовать, но даже не стремился убедить окружающих в собственной значимости, и запросто ел, пил и смеялся вместе со всеми.

Слуги принесли несколько гитар. Гости стали рассаживаться, по большей части на скамьях, но некоторые оставались и за столами. Один из мужчин принял гитару и сделал несколько аккордов. Затем поднялся на ноги и объявил:

— Пожалуй, сегодня я исполню вам песню о менестреле.

В зале зашушукались; песня была новая, никому из присутствующих неизвестная. Некоторые из гостей призывно зааплодировали; видимо, певец, в отличие от песни, был им знаком и пользовался уважением. Исполнитель снова сел, провёл рукой по струнам, и заиграл.

Мела метель; снаружи всё белей.

Снег навевал щемящую тоску.

"Ты мне, трактирщик, чарочку налей,

А я твоих клиентов развлеку".

Он лютню взял. Лишь звуки понеслись,

Стал мертвецу завидовать живой.

Хоть эти звуки песнею звались,

Похожи были более на вой.

Ждала героев гибель впереди,

Но изменил историю певец.

У всех рыданья рвались из груди,

Лишь стало ясно: это не конец!

Снег за окном сменяется на град.

Исхода нет, а свет давно не мил.

Трактирщик, право, сам уже не рад,

Что всех певцов бесплатно не кормил.

Со стариком случился нервный тик.

Кубит* жалел, что рядом нету тёщ.

Я в этот час на опыте постиг:

В искусстве скрыта дьявольская мощь.

Певец, твой дар везде откроет путь,

Иди любой манящею тропой.

Танцором, юнгой, каменщиком будь,

Лишь об одном прошу тебя: не пой!

(*Кубиты — народ, мужчины которого женятся на двух женщинах.)

Громкий смех смешался с бурными аплодисментами. Песня и правда повеселила, ведь ситуация, которую она описывала, была весьма знакомой. Хороший менестрель — такая же редкость, как и хорошая ведьма.

— Спасибо, Кудеяр, ты всех нас порадовал! — провозгласил Кощей. — Надеюсь, сам ты никогда не последуешь собственному совету и петь не перестанешь!

С разных сторон раздались смешки и одобрительные выкрики.

— А ты, Элена? — сказал вдруг Кощей.

Все взгляды обратились в нашу сторону.

— Что "я"?

— Может быть, ты исполнишь для нас что-нибудь?

— Просим, просим!

С разных сторон послышалось несколько призывных хлопков.

— А правда, давайте! — подтолкнула меня в бок Дара.

Я хотела немного покочевряжиться, но слуга уже нёс мне гитару.

— Ну хорошо, — согласилась я, принимая инструмент. — Но при одном условии: даже если моё исполнение понравится вам так же, как было описано в предыдущей песне, гнилыми помидорами вы меня не закидаете.

— Обещаю: все будут вести себя, как паиньки, — заверил меня Кощей. — Они же понимают, чем чревата ссора с ведьмой, — добавил он с ухмылкой.

Публика притихла, видимо, оценивая реальность угрозы. Я взяла несколько аккордов, привыкая к инструменту. Музыкант из меня не очень, певица тоже, но, как говорится, для сельской местности сойдёт. Здесь собрались не столько ценители высокого искусства, сколько желающие повеселиться, а в этом я как раз могла им посодействовать. Никаких сомнений в том, что именно спеть, у меня даже не возникло.

— Я спою вам песню об идеальной женщине, — объявила я. И, не обращая внимания на перешёптывания и одиночные комментарии, начала петь:

Ты, мой милый, наивен, как будто дитя,

Твои мысли прозрачней посуды хрустальной.

Ты недавно сказал мне, ничуть не шутя,

Что считаешь меня, без прикрас, идеальной.

Горделива осанка, походка тверда,

Цвет лица совершенен без крема и пудры.

Кружат стрелки часов, я же всё молода,

И спадает на плечи каскад чернокудрый.

Я умею гадать и разгадывать сны

И читаю судьбу по ладоням и лицам.

Предсказанья мои иногда неясны,

Но не всякою истиной стоит делиться.

Я смешаю во чреве большого котла

Серебристые сны с соловьиною песней,

И больная душа, что сгорела дотла,

Птицей Феникс из пепла внезапно воскреснет.

Я на скатерти вышью ручей и звезду.

Мои пальцы мягки, а движения ловки.

Ты меня позовёшь, и я тут же приду;

Ты меня приласкай и погладь по головке.

А как только предательски дрогнет рука,

Что нащупает рожки на темечке гладком,

Я замечу, обидевшись будто слегка,

Что у каждого, милый, свои недостатки!

Завершив песню, я положила гитару на колени и принялась потирать подушечки пальцев левой руки. Пальцы раскраснелись; на них явственно отпечатались следы от струн. С непривычки; своей гитары у меня не было, и играть доводилось крайне редко.

Аплодисменты тем не менее были вполне громкими и продолжительными. Я приняла протянутый слугой бокал и с наслаждением отхлебнула вина. Хотя, пожалуй, предпочла бы, чтобы это было молоко.

— Нам бы отдохнуть, — сказала я Кощею одними губами.

Он понял, сделал знак слуге и повёл нас к выходу из зала.

— Вас проводят в приготовленные для вас комнаты, — сказал он, подводя нас к лестнице. — Чувствуйте себя, как дома, вам принесут всё, что вы захотите. Ешьте, пейте, можете погулять по саду. Сейчас я должен возвратиться к гостям, но через два часа мы с вами встретимся в моём кабинете и всё обсудим.

Он подмигнул Даре и направился обратно в зал. Мы же стали подниматься следом за несущим факел слугой.

— А он симпатичный, — заметила Дара. — Весёлый такой.

— Смотри только не влюбись, — фыркнула я.

— Почему нет? — запальчиво спросила Дара.

Если я и волновалась прежде, её тон меня полностью успокоил. Будь у неё к нему хоть какие-то чувства, девочка всеми силами постаралась бы убедить меня в их отсутствии, вместо того, чтобы бойко качать права.

— Так почему? — настойчиво повторила Дара. — Потому что я ещё маленькая, да?

— Нет, как раз потому, что ты уже большая, — заверил её Ярослав.

— Точно! — подтвердила я. — А также потому, что Кощей — всем известный сердцеед. Большой любитель и ценитель женской красоты. Знаешь, сколько женщин у него было? Всех возможных видов, мастей и возрастов?

— И девяносточетырёхлетние тоже? — как бы между делом поинтересовался Ярослав.

— А что, я сказала "девяносто четыре"? — переспросила я. — Ну, неважно. Так или иначе, ответ отрицательный. Мы с Кощеем — хорошие друзья, очень хорошие. А я никогда не ложусь в постель с друзьями.

— Ага, значит, с Ярославом вы не друзья, — отметила Дара.

— Это ещё почему?

— Ну, с ним ведь ты ложилась в постель, — невинно ответила девочка. — Не далее как сегодня утром.

Слов я не нашла, поэтому просто отвесила ей подзатыльник. При этом моя рука столкнулась с рукой Ярослава, двигавшейся с той же целью. Похоже, из этого мужчины всё-таки выйдет толк.

Нам отвели три отдельные комнаты на третьем этаже. Прежде чем мы разошлись, Ярослав остановился у открытой двери и спросил:

— Так всё-таки сколько тебе лет?

— Разве тебя в детстве не учили, что задавать такие вопросы девушкам нехорошо?