Два романа об отравителях - Кристи Агата - Страница 14

— Убийство, — сказал Эркюль Пуаро.

Глава 8

Хотя Пуаро и не одобрял английский обычай пить чай в пять часов дня, считая, что это нарушает правильный режим питания, но для гостей он все — таки чай устраивал.

Запасливый Джордж извлек по торжественному случаю большие чашки, коробку лучшего индийского чая, а также водрузил на стол тарелку с горячими маслеными пышками, хлеб, джем и большой кусок воздушного ароматного кекса.

Все это было подано для услады инспектора Шарпа, который с довольным видом откинулся на спинку стула, попивая третью чашку чаю.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я свалился вам как снег на голову, месье Пуаро? Студенты начнут возвращаться в общежитие через час, и я решил пока что заскочить к вам. Мне нужно будет всех допросить, а, честно говоря, меня это мало привлекает. Вы с ними общались тогда, вечером, вот я и подумал: может, вы кое — что мне расскажете, хотя бы про иностранцев?

— Вы считаете, что я хорошо разбираюсь в иностранцах? Но, мой дорогой, среди них не было ни одного бельгийца!

— Бельгийца? Ах да, конечно! Вы хотите сказать, что раз вы — бельгиец, то все прочие для вас такие же иностранцы, как и для меня. Но, думаю, вы не совсем правы. Наверное, вы все — таки лучше меня разбираетесь в европейцах, хотя индусы и африканцы для вас, возможно, тоже загадка.

— Вы бы лучше обратились к миссис Хаббард. Она несколько месяцев тесно общалась с ребятами, а она — то прекрасно разбирается в людях.

— Да, она очень умна и проницательна. На нее можно положиться. Еще мне предстоит побеседовать с хозяйкой пансионата. Утром ее не было. Ей принадлежит несколько таких пансионатов и студенческих клубов. Похоже, она не пользуется особой любовью студентов.

Пуаро немного помолчал, а потом спросил:

— Вы ходили в больницу Святой Екатерины?

— Ходил. Главный фармацевт вел себя весьма любезно. Он был потрясен и расстроен, узнав про Селию.

— Что он о ней говорил?

— Она проработала там без малого год, и ее очень любили. Он сказал, что девушка была медлительной, но к работе относилась добросовестно. — Помолчав, инспектор добавил: — Как мы и подозревали, морфий попал в пансионат из больницы.

— Правда? Это интересно… и довольно странно.

— Это был тартрат морфия. Хранили его в фармакологическом отделении, в шкафчике с ядами, на верхней полке — среди редко употребляющихся лекарств. Сейчас больше в ходу инъекции, и поэтому гидрохлорид морфия более популярен, чем тартрат. Похоже, на лекарства существует такая же мода, как и на все остальное. Доктора в этом смысле как стадо баранов. Стоит одному объявить какое — нибудь лекарство панацеей, как остальные ни о чем другом и слышать не хотят. Конечно, заведующий мне этого не говорил, я сам так считаю. Там же, на верхней полке, хранятся лекарства, которые пользовались когда — то большим спросом, а теперь уже давно не прописывают.

— Значит, исчезновение маленького пыльного флакончика заметили бы не сразу?

— Совершенно верно. Переучет проводится нечасто, в последнее время тартрат морфия лежит без дела. Пузырька не хватились бы до очередной ревизии, если бы, конечно, он не понадобился раньше. У всех трех фармацевтов есть ключи от шкафа с ядами и от шкафа, где хранятся особо опасные лекарства. Когда им нужно лекарство, они отпирают шкаф, а в напряженные дни (то есть практически ежедневно) лекарства требуются постоянно, и поэтому шкафы не запираются до самого конца рабочего дня.

— Кто, кроме Селии, имел к ним доступ?

— Еще две женщины — фармацевта, однако они не имеют никакого отношения к Хикори — роуд. Одна из них работает в больнице уже четыре года; вторая пришла несколько недель назад, раньше работала в Девоне, тоже в больнице, послужной список у нее хороший. Кроме того, есть три старших провизора, проработавших в больнице Святой Екатерины много лет. Все они имеют, так сказать, законный доступ к лекарствам. Есть еще старуха поломойка. Она убирает в аптеке с девяти до десяти часов утра и могла бы стащить флакончик из шкафа, улучив момент, когда девушки отпускали лекарства покупателям или готовили препараты для стационарных больных. Но она в больнице уже давно, и вряд ли это ее рук дело. Санитар тоже заходит за лекарствами, и, конечно же, он мог потихоньку взять флакончик, но это тоже маловероятно.

— А кто из посторонних бывает в отделении?

— Тьма народу. В кабинет главного провизора надо идти через аптеку; торговые агенты крупных аптек, отпускающих лекарства оптом, тоже идут через фармакологию в подсобные помещения. И конечно, к служащим заходят друзья, нечасто, но все равно заходят.

— Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Селии Остин?

Шарп заглянул в записную книжку:

— В прошлый вторник заходила девушка, Патрисия Лейн. Она договорилась с Селией пойти в кино после работы.

— Патрисия Лейн, — задумчиво повторил Пуаро.

— Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошечка, разговаривая с Селией и ее сослуживицей. Да, еще приходила темнокожая девушка, недели две назад, очень грамотная, по мнению сослуживиц Селии. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по — английски.

— Наверное, это Элизабет Джонстон. Она, вы говорите, интересовалась работой фармацевтов?

— Это был день открытых дверей для Уэлферской клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.

Пуаро кивнул:

— Кто еще?

— Больше они никого не вспомнили.

— А врачи заходят в аптеку?

Шарп ухмыльнулся:

— Постоянно. По делу и просто так. Иногда приходят уточнить какую — нибудь формулу или посмотреть, что есть на полках.

— Ага, посмотреть?

— Я уже об этом думал. Бывает, они советуются, чем можно заменить препарат, вызывающий у пациентов аллергию или плохо действующий на пищеварение. Порой врач просто забегает поболтать, когда выдается свободная минутка. А бывает, придет с похмелья попросить аспирин или вегенин, а то и просто зайдет пофлиртовать с девушкой, если та не против. Ничто человеческое им не чуждо. Так что мы с вами, похоже, ищем иголку в стоге сена.

Пуаро сказал:

— Если мне не изменяет память, некоторые студенты с Хикори — роуд тоже имеют отношение к больнице Святой Екатерины. Прежде всего этот рыжий парень… как его… Бейтс… Бейтмен…

— Леонард Бейтсон. Вы правы. Кроме того, Колин Макнаб проходит там стажировку. А в физиотерапевтическом отделении работает Джин Томлинсон.

— И все они, очевидно, частенько заходили в аптеку?

— Да, и хуже всего то, что никто не помнит, когда именно. Они там примелькались. Кстати, Джин Томлинсон дружна со старшим фармацевтом.

— Плохи наши дела, — вздохнул Пуаро.

— Еще как плохи! Ведь любой из служащих мог заглянуть в шкафчик и сказать: «И зачем вам столько мышьяковых препаратов? Это уже вчерашний день!» Или что — нибудь в том же духе. И никто бы не насторожился, и через минуту забыли бы о его словах. — Помолчав, Шарп добавил: — Мы подозреваем, что кто — то подсыпал Селии Остин морфий, после чего поставил флакончик возле ее кровати и положил рядом обрывок ее же письма, чтобы создать впечатление самоубийства. Но почему, мсье Пуаро, почему?

Пуаро пожал плечами.

Шарп продолжал:

— Сегодня утром вы намекнули, что кто — то мог внушить Селии Остин мысль о краже безделушек.

Пуаро смущенно заерзал на стуле:

— Это была лишь смутная догадка. Просто мне казалось, что сама она вряд ли додумалась бы.

— Кто же это мог быть?

— Насколько я понимаю, ума на это хватило бы лишь у трех студентов. Леонард Бейтсон достаточно эрудирован. Он знает, как Колин любит носиться с «неустойчивыми личностями», и мог, якобы в шутку, предложить свой план Селии и руководить ее действиями. Но подобные игры ему скоро бы надоели — если, разумеется, он играл бы в них лишь «из любви к искусству». Впрочем, возможно, мы его совсем не знаем; это никогда не надо сбрасывать со счетов. Нигель Чэпмен любит поозорничать, у него язвительный склад ума, и он мог с удовольствием, без всякого зазрения совести, разыграть комедию. Это взрослый «трудный ребенок». Третий же «умник» — молодая особа по имени Валери Хобхауз. Она сообразительна, у нее современные взгляды на жизнь, и, наверное, она достаточно поднаторела в психологии, чтобы предугадать реакцию Колина. Симпатизируя Селии, она могла решить, что не грех обвести Колина вокруг пальца.