Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения. Книга стихов

Ратушинская Ирина Борисовна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения. Книга стихов - Ратушинская Ирина Борисовна - Страница 21

Изменить размер шрифта:

«Всё круче тропа — предстало...»

Всё круче тропа — предстало

То время, что я ждала.

И горлу воздуха мало,

Но боль высоты — светла.

Хрустит ледяная плёнка,

Вмерзающая в весну,

И сердце чёрным козлёнком

Взлетает на крутизну.

А дальше — кремнём и серой,

И всё невесомей шаг,

Но здесь высочайшей мерой

Отмерится мне душа.

И если дойду — над твердью

Увижу мосты лучей,

А нет — казни меня смертью,

Моя голубая честь!

О, сколько нас есть и было

На этом горнем пути!

Лишь эхо — школьник-зубрила

Заучит:

— Пора! Лети!

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Кому мечта по всем счетам оплатит...»

Кому мечта по всем счетам оплатит,

Кому позолотит пустой орех...

А мне скулит про бархатное платье,

Вишнёвое и пышное, как грех.

О, недоступное! Не нашей жизни!

И негде взять, и некуда надеть...

Но как мне хочется!

Резонной укоризне

Наперекор — там, в самой тесноте

Сердечных закутков — цветёт отрава

Тяжёлых складок, тёмного шитья...

Ребяческое попранное право

На красоту! Не хлеба, не жилья —

Но королевских небелёных кружев,

Витых колец, лукавых лент — ан нет!

Мой день, как ослик, взнуздан и нагружен,

А ночь пустынна, как тюремный свет.

Но я в душе — что делать! Виновата! —

Всё шью его, и тысячный стежок

Кладу в уме, застёгивая ватник

И меряя кирзовый сапожок.

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Круто сыплются звёзды...»

Круто сыплются звёзды,

и холод в небесных селеньях.

Этот месяц на взмахе — держись, не ослабя руки!

Закрываешь глаза — и за гранью усталого зренья

Конькобежец, как циркуль, размеренно чертит круги.

В черно-белой гравюре зимы исчезают оттенки,

Громыхает глаголом суровое нищенство фраз.

Пять шагов до окна и четыре от стенки до стенки,

Да нелепо моргает в железо оправленный глаз.

Монотонная хитрость допроса волочится мимо,

Молодой конвоир по-солдатски бесхитростно груб...

О, какое спокойствие — молча брести через зиму,

Даже «нет» не спуская

с обмётанных треснувших губ!

Снежный маятник стёрся: какая по счёту неделя?

Лишь темнее глаза над строкою да лоб горячей.

Через жар и озноб — я дойду, я дойду до апреля!

Я уже на дороге. И Божья рука на плече.

1982 тюрьма КГБ, Киев

«А вот зима! Кому прохлады?..»

А вот зима! Кому прохлады?

Хрустит заснеженный лоток...

Не застуди зубов! Халатом

Крахмальным, святостью и мятой —

У самых губ! У самых ног!

Лови! Топчи!

Всё так нелепо,

Так запрокинуто, смеясь,

Как будто сыплют белым хлебом —

По крошке — ангелы на нас.

Всем узникам на свете хватит!

Щедрейшей пайкой — пышный слой:

Всем ребятишкам — сладкой ватой,

Всем убиенным — за оградой

Пресветлым пухом;

Мне — весной.

1982 тюрьма КГБ, Киев

ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН

Плохо мне, плохо.

Старый я, старый.

Чешется лес, соскребает листья.

Заснёшь ненароком — опять кошмары.

Проснёшься — темень да шорох лисий.

Утро. Грибы подымают шляпы.

Бог мой драконий, большой и добрый!

Я так устал:

затекают лапы

И сердце бьётся в худые рёбра.

Да, я ещё выдыхаю пламя,

Но это трудно. И кашель душит.

В какой пустыне метёт крылами

Ангел, берущий драконьи души?

Мне кажется, просто меня забыли,

Когда считали — все ли на месте.

А я, как прежде, свистнуть не в силе,

Чтоб дохли звёзды и падал месяц.

Возьми меня, сделай такое благо!

В холодном небе жадные птицы.

Последний рыцарь давно оплакан

И не приедет со мной сразиться.

Я знаю: должен — конный ли, пеший —

Придти, убить и не взять награды...

Но я ль виноват, что рыцарей меньше

Ты сотворил, чем нашего брата?

Все полегли, а мне не хватило.

Стыдно сказать, до чего я дожил!

В последний рёв собираю силы:

За что я оставлен без боя, Боже?

1982 тюрьма КГБ, Киев

«Государь-император играет в солдатики — браво!..»

Государь-император играет в солдатики — браво!

У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей...

Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава,

Окаянная родина вечных моих декабрей!

Господа офицеры в каре индевеют — отменно!

А под следствием будут рыдать и валяться в ногах,

Назовут имена... Ты простишь им двойную измену,

Но замучишь их женщин

в своих негашёных снегах.

Господа нигилисты свергают святыню... недурно!

Им не нужны златые кумиры — возьмут серебром.

Ты им дашь в феврале поиграть

с избирательной урной

И за это научишь слова вырубать топором.

И сегодня, и завтра — всё то же, меняя обличья, —

Лишь бы к горлу поближе! —

и медленно пить голоса,

А потом отвалиться в своём вурдалачьем величье

Да иудино дерево молча растить по лесам.

1982 тюрьма КГБ, Киев