Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения. Книга стихов

Ратушинская Ирина Борисовна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения. Книга стихов - Ратушинская Ирина Борисовна - Страница 16

Изменить размер шрифта:

«Под чёрным зонтиком апреля...»

Под чёрным зонтиком апреля

Промокнуть к вечеру успев,

В гусиной коже, онемев —

Вернуться в дом, чтоб отогрели,

И отругали за разбой,

И, в бабушкин платок укутав,

Сказали: — Впрочем, Бог с тобой.

Какие могут быть простуды

У этих лайдаков? Апрель!

Пей молоко и марш в постель.

Но «марш» лукаво затянуть,

И под шумок забраться в кресла,

И в королевском праве детства —

Над томом Пушкина заснуть.

1982 Киев

«Когда мне исполнилось семь...»

Когда мне исполнилось семь —

не котёнка в мешке,

Не стрелы и лук, не матроску,

не страшную книжку —

Мне дали в подарок напёрсток по детской руке:

Блестящую штучку, оправу на палец-худышку.

И мне бы учиться шитью, постигая дела

Лукавых узоров, опущенных взоров и кружев...

Но я упирала иголку об угол стола:

Мой славный напёрсток

мне был не для этого нужен.

Я в нём подавала напиться усталым коням,

И мой генерал отличался блистательной каской,

И хитрая ведьма брала по ночам у меня

Всё тот же напёрсток —

летать в отдалённые сказки.

Тот год был печален, и новый, и новый пришёл.

Пора бы умнеть. Но опять и опять полнолунье!

И я, непутёвая, тычусь иголкой об стол.

А воины бьются, и лошади пьют,

и летают колдуньи.

1982 Киев

«О, вы знаете слово?..»

О, вы знаете слово?

Да вы не поляк ли, мой милый?

Королеве положено длинное платье,

Да старушечий глаз —

Присмотреть, чтоб достойно грешила,

Чьи-то перья в пыли — да любовь —

Да на чётках распятье.

А у нас холода да беда —

Не сезон для элегий.

И на наш эшафот

не прольётся холопская жалость.

Королевское «нет» нам осталось —

Из всех привилегий.

О, не спорьте, мой милый.

Уж вам ли не знать, что осталось.

1982 Киев

«Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях...»

Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,

И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,

И кофейню с железным ангелом на дверях —

Где я видела?

Безнадёжный вопрос.

Я не помню даты, врезанной во фронтон,

Я не слышу города, что грустит по моим шагам.

Мне пора идти,

Оставляя всё на потом —

На бессонницу через сотню лет —

Плач по тем берегам,

Что когда-то стыли вечером; сохла соль,

А волна целовала руку и умерла.

Все дорожки к месяцу отливали в смоль,

А одна уводила вверх, и была бела.

А вослед звенели окнами допоздна,

Но уже голоса кузнечиков и детей

Становились меньше,

И капала тишина.

Только плакал старый трамвайчик между путей.

1982 Киев

«Мы словесно непереводимы...»

Мы словесно непереводимы.

Что стихи? Это запах дыма —

Не тому, кто курит, а рядом.

Аромат, переставший быть ядом,

Синь-трава, невесомое дело!

А когда потянет горелым —

Так положено. Все это знают.

Неизодранное знамя

Существует до первого боя.

Выше!

Вот уже — в клочья!

С тобою —

Бог,

А кто за тобой — невредимы,

Только волосы пахнут дымом.

А другой судьбы просто нету.

На роду российским поэтам —

Быть простреленными, как знамёнам.

А потом уже — поимённо.

1982 Киев

«В идиотской курточке...»

В идиотской курточке —

Бывшем детском пальто,

С головою, полной рифмованной ерунды,

Я была в Одессе счастлива, как никто —

Без полцарства, лошади и узды!

Я была в Одессе — кузнечиком на руке:

Ни присяг, ни слёз, и не мерять пудами соль!

Улетай, возвращайся —

Снимут любую боль

Пыльный донник, синь да мидии в котелке.

Мои улицы мною стёрты до дыр,

Мои лестницы слизаны бегом во весь опор,

Мои скалы блещут спинами из воды

И снесёт с Соборной площади мой собор.

А когда я устану,

Но встанет собор, как был —

Я возьму билет обратно в один конец:

В переулки, в тёплый вечер, в память и пыль!

И моя цыганка мне продаст леденец.

1982 Киев

«Не лгут зеркала...»

Не лгут зеркала,

Да пока им и незачем врать.

И самый внимательный глаз не заметит старенья.

Ну что же — печаль...

Но какая осанка и стать!

Ну что ж — одиночество...

Да, но ещё не смиренье!

Мудрее замужних —

В дождях и бездонном труде,

В речах и одежде —

Изящней бессмысленно-юных,

Но так бесконечно добры в настоящей беде,

Но так напряжённо — до боли —

натянуты струны

Светлейшей души —

Ну, возможно ли не полюбить!

Вам, ясновельможная, сердце моё — без остатка!

Смущённая нежность,

Последней гордыни остатки,

И страх вечерами: а ну как решит, что не быть?

1982 Киев