Кирюшка - Карасева Вера Евгеньевна - Страница 2

— Есть, — ответила мама, — только не от инженера, а от капитана Сергеева.

— От нашего папы, — объяснила им Любочка.

Девушки попросили передать капитану привет и ушли.

Только заперли за ними двери, и вдруг опять стучат — пришёл новый гость, Вовка из третьей квартиры. Вовка был такой закутанный, что сначала его никто не узнал. На голове шапка, на шапке башлык, а поверх башлыка мамин платок. На руках у Вовки две пары варежек, а на ногах большие, верно отцовские, валенки.

— Привет юному изобретателю! — сказал Иван Кириллыч. — Как мама поживает?

— Хорошо, — ответил Вовка. — Она сегодня дежурит в госпитале, а я пришёл к вам. Смотрите, что я для вас сделал. Это лампочка. Она горит ярко, а керосину берёт совсем мало.

Мама взяла у Вовы из рук маленький предмет, завёрнутый в бумагу. Это действительно оказалась лампочка. Она была сделана из флакона от духов: сверху железный кружок, в кружок воткнута трубочка, а в трубочке фитилёк из ниток.

— Чудесная лампочка, — похвалила мама. — Мы с Любочкой растопили на блюдце ёлочные свечи, но получилась ужасная ерунда. А с такой лампочкой можно даже читать.

Мама размотала Вовке платок, сняла с него башлык и усадила греться возле печурки. Чтобы дети не скучали, она стала читать им книжку про деревянного мальчика Буратино. Книжка была такая интересная, что Иван Кириллыч тоже слушал с охотой.

Оттаявшие за день стёкла к вечеру снова покрылись ледяной корой. Мама посмотрела на окно и вздохнула. Но Иван Кириллыч сказал, что мороз крепчает и это замечательно, потому что фашистские самолёты в сильный мороз летать не могут: у них замерзает горючее. Значит, бомбить Ленинград не будут. А наше горючее мороза не боится, и наши лётчики могут сегодня спокойно прилететь в Ленинград и привезти письма, газеты и даже продукты.

И вдруг зашумело радио. Мама закрыла книжку и сказала:

— Неужели опять тревога?

А радио потрещало, поскрипело, побулькало, и радостный голос сказал, что по Ладожскому озеру в Ленинград привезли продукты и с завтрашнего дня хлеба будут выдавать на 75 граммов больше.

— Ур-ра! — хором крикнули Иван Кириллыч и Вовка.

И Любочке тоже хотелось закричать «ура», но у неё не хватило сил… Утром Любочка проснулась слабенькая, но не такая скучная, как вчера…

Через два месяца приехал с фронта на один день Любочкин папа. Блокадная зима продолжалась, но солнце светило уже ярко, дни стали длиннее, и в Ленинград по Ладожскому озеру шли машины и везли ленинградцам хлеб, сахар, крупу…

Любочка была ещё худенькая и бледная, но она уже ходила по комнате, сама умывалась в тазике и нянчила свою Алю. А Вовка снял платок и башлык и, привязав к валенку один конёк, пытался кататься по снегу во дворе.

Мама, конечно, рассказала папе о том, как жили они с Любочкой эти месяцы в осаждённом городе. И про яйцо не забыла рассказать, как неожиданно нашёл его Иван Кириллыч в стружках.

— Я его съела и стала поправляться, — объяснила папе Любочка.

— Верно, — согласилась мама. — С того дня тебе стало лучше. Но поправилась ты оттого, что о нас всё время заботились наши товарищи, наши смелые и добрые ленинградцы: и Иван Кириллыч, и девушки-дружинницы с папиного завода, и Вовка, и шофёры, возившие в Ленинград хлеб.

Осколок

Всегда они жили дружно и вдруг поссорились. Поссорились из-за чепухи. Таня споткнулась в коридоре и уронила охапку дров. Дрова рассыпались со стуком и грохотом. Валька проснулся и заревел. Из комнаты вышла Зоя Петровна, Валькина мама, и закричала на Таню:

— Ты что? Валька всю ночь не спал, а ты, как нарочно, грохочешь…

Таня сначала растерялась, а потом ответила резко:

— И буду грохотать! Я не кошка, впотьмах не вижу. — И ушла в свою комнату, изо всех сил хлопнув дверью.

С итого дня они перестали разговаривать.

Маме Таня ничего не сказала. Зачем ей знать всякие неприятности. Зоя Петровна тоже не стала жаловаться, она очень уставала, и ей было не до этого.

Зоя Петровна работала на заводе, выдавала рабочим зарплату и хлебные карточки. Раньше она ездила на завод трамваем, а теперь ей приходилось, как и всем, ходить пешком.

Рано утром Зоя Петровна отвозила на санках своего четырехлетнего сына Вальку в детский сад и шла на работу. Вечером, возвращаясь, забирала Вальку домой.

— Танюша, — говорила мама, — мы с тобой уже большие, и нам легче, чем Зоечке. Ты ей помогай.

И Таня получала Зое Петровне хлеб, мыла посуду и заботилась о Вальке, если он почему-нибудь оставался дома.

И вот, вместо доброго слова, на неё накричали ни за что ни про что. Обидели её совершенно зря, и мириться она не станет. Хлеб получать она им, так и быть, будет, но в комнату заходить и не подумает. Положит на столе в кухне, и ладно.

Но через два дня Таня так сильно соскучилась по Вальке, что просто не находила себе места. Ведь этого Вальку она знала чуть не с первого дня его рождения. Нянчила его, помогала купать, играла с ним. Когда Валентин Иванович, так называл его Танин папа, уезжал с детским садом на дачу, Таня ездила его навещать. Она сберегала деньги от завтраков и покупала Вальке леденцовых петушков, «Мишек на севере» и другие вкусные вещи.

Несколько дней Валька не возвращался домой. Стояли сильные морозы, и Зоя Петровна оставляла его ночевать в детском саду. Но потом на улице потеплело, и Валька вернулся домой.

Утром Таня слышала, как Зоя Петровна говорила маме, что у Вальки сильный насморк и она не может вести его в детский сад.

— Я схожу на работу, отпрошусь дня на три и посижу с ним дома, — сказала она и вместе с Таниной мамой вышла на дому.

Таня сидела у себя в комнате и пыталась читать книжку, но не могла. Она думала о том, что рядом, за стеной, в запертой на ключ комнате томится одинокий, простуженный Валька. А ведь они могли бы сидеть вместе, и она показывала бы ему картинки или вырезала из бумаги разные фигурки. И ключи ведь от их дверей одинаковые. Но Зоя Петровна накричала на Таню, обидела её, и Таня ни за что на свете не откроет своим ключом её комнату и не войдёт туда! Ни за что! Но поговорить с Валькой через запертую дверь она может. Таня вышла в коридор, подошла к двери и тихонько окликнула:

— Валька!

— Таня! — обрадовался он. — Таня, иди ко мне!

— Валька, что ты делаешь? — спросила Таня.

— Скучаю, — хриплым от простуды голосом проговорил Валька. — Таня, почему ты к нам не приходишь?

— Мне некогда. Ты будь умником, возьми цветные карандаши и нарисуй котика или собачку.

— Я лучше бемегота нарисую и крокодила, — гудел за дверью Валька.

— Ладно. Только не бемегота, а бегемота. Ты рисуй, а я тебе вырежу два танка, как они идут на фронт бить фашистов…

— А как ты их мне дашь? Мама заперла дверь на ключ, чтобы я не бегал в холодную кухню.

— А я их под дверь подсуну, — пообещала Таня и ушла в свою комнату.

Но не успела она разыскать тетрадку для рисования, как послышался знакомый свистящий звук. И репродуктор тотчас же объявил: «Артиллерийский обстрел района!»

Таня надела пальто. Надо бежать в убежище! А Валька? Разве может она его оставить?!

Быстро отперла дверь своим ключом. Валька стоял у порога. Таня нахлобучила на него шапку, кое-как застегнула шубку, закутала ему ноги одеялом и потащила вниз по лестнице.

Снаряды с воем проносились над их домом и разрывались где-то совсем близко. Но Таня и Валька были уже в убежище. Рядом сидели друзья и знакомые ребята, а с друзьями никогда не бывает так страшно, как одним в пустой квартире.

Валька был очень рад, что снова сидит с Таней, и терпел, когда она вытирала ему нос, застёгивала тугие крючки у шубки и надевала варежки на маленькие озябшие ручонки.