Холодное солнце - Крестовский Евгений - Страница 64

Береза и Дудник стояли у края платформы в трех шагах друг от друга.

– Все, Боря, наигрались! Пойми, хлопчик, кто-то должен за все это ответить. Я решил, что отвечать будешь ты. Так что будь здоров! – крикнул Береза и наставил на Дудника карабин.

Дудник словно ждал этого: он тут же прыгнул за борт платформы, рукой держась за ее край.

– Куда ты денешься, попрыгунчик? – захохотал начальник дружины. – Если Береза решил тебя схавать, значит, сиди и не рыпайся.

Прицелившись, он отстрелил московскому гостю палец, но тот так и не разжал руку. Береза прыгнул на край платформы, собираясь, приставив к голове Дудника карабин, вышибить из него мозги… Но из-за платформы его ударили тяжелым ботинком в грудь.

Потеряв равновесие, Береза упал.

Довольная ухмылочка еще не успела сойти с его губ, как над ним вырос смертельно бледный Дудник. Не давая Березе опомниться, он с размаху вмял ему в переносицу носок десантного ботинка.

Через долю секунды Береза умер.

Дудник стянул кровоточащую фалангу пальца платком, поднял карабин и стал пробираться к вагону, за которым упал подстреленный Донской.

Ему нужно было убедиться в том, что террорист мертв.

Глеб лежал животом на буферном стыке между вагонами, волоча ноги по шпалам. Нагнувшись, Дудник схватил его за куртку рукой, на которой теперь не хватало указательного пальца, и легко выдернул террориста наверх. Дудник был рад, что Донской не упал между вагонами, иначе его пришлось бы искать.

Тот был еще жив: дыхание его было частым и прерывистым, а губы бескровными.

Дудник приставил к животу Глеба карабин и несколько раз ударил его по щекам.

Донской открыл глаза.

– Сайгак! – насмешливо сказал ему Дудник.

И грянул выстрел.

Низко над локомотивом зависли вертолеты. Поезд замедлял ход.

Люди в пятнистой форме с автоматами осматривали вагоны.

– А кто они такие? – спросил помощник машиниста у внушительного молодца, стоящего у окна кабины, видя, как двое автоматчиков несли какого-то человека к вертолету. Вслед за ними шел милицейский сержант.

– Диверсанты.

– Ого, сколько много! Что они тут делали? Я тут прежде людей-то живых не видел, не то что диверсантов.

– Нападение на оборонный объект. Держи язык за зубами. Операция секретная. Подписывайте бумагу о неразглашении. Если кто из вас будет болтать… – пригрозил автоматчик, красноречиво глядя на испуганного помощника машиниста и его проснувшегося шефа.

– Не будет! Дураков нет! – глупо улыбаясь, заметил помощник. – Я ничего не видел и не слышал, а он вообще спал!

Вооруженные люди около часа собирали вдоль железнодорожного полотна трупы и грузили их в вертолеты.

– А это кто? У Березы такого не было! Откуда он взялся? – один из автоматчиков вопросительно посмотрел на своего товарища, копающегося в документах двухметрового покойника.

– На месте узнаем. Кстати, тебе фамилия Дудник ничего не говорит?

Поезд вновь набирал ход. Вертолеты исчезли с горизонта. Так и не просветлев, небо стало сереть.

Помощник машиниста устраивался лечь спать. Повернувшись на бок, он засомневался: а был ли этот десант автоматчиков? Не пригрезилось ли ему?!

Внезапно он услышал стук в дверь локомотива. Он хотел было пойти открывать, но тут до него дошло, что он не дома, а в летящем со скоростью ста километров в час локомотиве.

В окне показалась голова черного от грязи человека.

Помощник вскочил с лежака и стал искать что потяжелей, чтобы дать отпор диверсанту.

– Мужики, – с трудом разлепив окровавленный рот, простонал диверсант, вваливаясь в кабину, – дайте чего-нибудь на зуб.

– Так у тебя, гад, и зубов-то нет! – крикнул помощник машиниста, сжимая в руках монтировку.

Диверсант, шатаясь, прошел мимо помощника, сел в углу и заплакал, глядя на озадаченных машинистов счастливыми глазами.

– Вы на Материк? – спросил он.

– К бабам под бок! – ершисто ответил помощник машиниста, опуская монтировку.

В этом худом, измученном человеке даже при желании нельзя было разглядеть диверсанта. Так, обыкновенный привокзальный бомж.

– Неужели и я… тоже под бок, а, ребята? – бомж, глотая слезы, смотрел на машинистов.

– Ты в руде прятался, верно? Только не ври!

– А что?

– А то, что тут шмон был: автоматчики на вертолетах свалились, состав остановили! Если б тебя нашли, приняли б за диверсанта. Одного не пойму, зачем ты в вагонетку полез? Не мог, что ли, с нами договориться еще на станции, когда шла погрузка? Мы бы тебя, бичара, и так в кабину взяли… Что, надоело на помойках пайку с собаками делить?

– Да, решил к цивилизации перебраться!

Перевалив через гряду сопок, вертолет поплыл над тундрой.

– Бог мой, что это? – прошептал пассажир в милицейской форме и надолго замолчал, прильнув лбом к иллюминатору.

За черной грядой сопок открывалась широкая корытообразная равнина, в которой тяжело, как разлитая ртуть, лежал город, неожиданный, как обратная сторона Луны, и все же реальный, как Вавилон.

Вертолет резко снизился и летел сейчас над улицами, над мощными строениями из чугуна и серого камня, над гигантскими трубами, отфыркивающимися густыми дымами и паром.

Летчик специально вел машину прямо над городом, чтобы тот, кто смотрел теперь во все глаза на это чудо, потерял чувство реальности. Летчику хотелось поразить новичка неслыханным зрелищем – затерянным среди мхов и лишайников рукотворным миром из стали и бетона.

Вертолет сел на бетонные плиты небольшой вертолетной площадки.

Майор Богданов не выпал из реальности, не поддался волшебству «затерянного мира». Он лишь убедился, что интуиция его не подвела. Богданов мрачно размышлял о будущем, верней, о том, что будущего у него теперь нет.

Сколько эти люди дадут ему пожить?

Час? День? Неделю?

Побеседуют и поставят к стенке.

Теперь ему было ясно все: и почему начальство так долго тянуло с их отлетом в Заполярье, и зачем в самый последний момент им был придан этот Борис Дудник. Раз московские оперативники настаивали на поездке в Заполярье, надо было им предоставить такую возможность, чтобы отвести всякие подозрения. Но без присмотра отпускать их было нельзя. Тут и появился сверхсекретный Дудник – борец с терроризмом. Он-то и должен был убрать всех свидетелей. И Богданова с Ермаковым, и террориста, который наверняка знал какую-то тайну.

А смерть оперов можно было свалить на террориста…

Высокие московские чины были заинтересованы в том, чтобы мир ничего не узнал о Поселке и Объекте.

Но почему?!

Теперь Богданов видел почему…

Так что они с Ермаковым были еще в Москве приговорены, а здесь стали смертниками. Эх, лейтенант, лейтенант! Очень уж ты верил в закон! Верил, наверное, потому, что был слишком молод. Но ведь ты не один год работал в органах, чтобы знать, до каких кабинетов «меч карающий» достает, а в каких делается игрушкой для заточки карандашей.

И все же этому парню казалось, что начальству всегда виднее. Ермаков до последнего момента не хотел видеть очевидное, не хотел верить в то, что человек в милицейской форме может пойти против закона. Он ведь даже не сопротивлялся там, в УАЗе!

Так думал Богданов, глядя из-под насупленных бровей на вооруженных людей в пятнистых комбинезонах, суетливо бегающих по вертолетной площадке. Он опять вспоминал тот трагический момент посреди тундры…

Когда Богданов вышел из УАЗа и, шепнув лейтенанту, чтобы тот готовил оружие, направился к сержанту, Ермаков ему не поверил. И синие наколки на пальцах сержанта не вразумили Ермакова. Он даже не вытащил пистолет!

– Ты что, сержант?! – сердито крикнул Богданов рыжему, делая вид, что не понимает происходящего.

Лицо его было сердито.

Рыжий давно бы нажал на спусковой крючок, но в руках у майора не было оружия. И потом, сержанту хотелось понять, в самом ли деле этот московский опер такой идиот, чтобы не чуять, что запахло жареным.