Охотники за головами - Креспи Мишель - Страница 43

Я постукивал пальцами по столу.

– Однако должны же они где-нибудь написать все это по-французски!

– Или они все это передают по факсу в Париж, а там уже обрабатывают. Если так, то мы в заднице…

Я принял решение:

– Это ничего не меняет. Мы не хотим вдаваться в детали их писанины, нам нужно снести их балаган. Ты сможешь искоренить компьютер? Судя по всему, они еще ничего не перенесли на бумагу…

– Конечно, могу. Да и ты тоже: берешь молоток и колотишь по нему.

– А что-нибудь похитрее?

– Тоже. Нужно отформатировать диск. Четыре раза. Если сделать это один раз, то еще можно восстановить часть данных.

– А может это сойти за естественную неполадку?

Он задумался:

– За естественную – не очень… Поломки в сети для этого маловато… Зато есть хорошенький вирус… Вот его вполне возможно ввести, он все испортит, и никто не узнает, откуда он взялся. Такое происходит постоянно, половина сети заражена им. Есть и такие, которые форматируют диск не четыре раза, но и одного достаточно, чтобы все полетело к черту.

– У тебя есть при себе?

Он захохотал:

– Нет. Ты думаешь, что я таскаю с собой дискету с вирусом? На случай, если придется кокнуть компьютер?

– А если изготовить?

Он развел руками:

– Не стоит. Мы возвращаемся, я порчу диски обоих компьютеров, и привет. Кто это сделал? Только не я, я спал… Ищи ветра в поле. Они увидят, что их компьютеры кто-то угробил, но кто? Если тебя спросят, ты же не скажешь, что это я? Вот если они начнут колошматить тебя по голове телефонной книгой, тогда другое дело. Думаешь, они станут бить?

– Нет. Не думаю. Да я этого и не боюсь. Я видел, как в фирмах учат оказывать сопротивление разным инспекторам, налоговой полиции, а то и следователю. Высший класс – сбить с панталыку комиссара так, чтобы он забыл напомнить вам о ваших правах. А без этого вся процедура проваливается.

– Ладно. Подложим мину замедленного действия, чтобы она взорвалась только завтра?

– С вирусом, пожалуй. Для форматирования надо писать специальную программу.

– Тем хуже. Идем.

Мы на цыпочках вышли из здания. В ночной темноте порывы ветра чередовались с каплями дождя. Во дворе горел фонарь под крышей. Во время первой вылазки я его не заметил. Но в этот раз мне казалось, что я совершаю побег из лагеря и должен пересечь желтый круг под огнем со сторожевых вышек. Любопытно, некоторые детали сначала не видны, а потом вдруг бросаются в глаза. От фонаря пользы было мало: ни одно окно не выходило на плац. Его, наверное, повесили, чтобы отпугивать диких животных, водившихся, без сомнения, в лесу.

Хирш крался по пятам; я прошел под деревьями, прыгнул на ступеньки шале, толкнул дверь и… зажегся свет.

В кресле дель Рьеко сидел Шарриак. На его коленях лежало охотничье ружье. Позади нас Пинетти закрыл дверь и прислонился к ней спиной. У нас, должно быть, был вид школьников, застигнутых во время грабежа кладовки. Шарриак засмеялся.

– «Вечерние посетители», – проскрипел он. – Очень неплохой фильм, правда, немного устарел. Вы можете предъявить мажордому пригласительный билет? Не уверен, что вас приглашали.

Мы застыли от изумления. Я первый пришел в себя.

– А ты что тут делаешь, Шарриак?

Он лениво покачался, будто под ним было не кресло, а качалка.

– Скорее уж тебя надо бы спросить… Мы подумали, что вчетвером удобнее играть в бридж. Ведь ты для этого пришел, не так ли? Кстати, дай-ка мне папочку, которая у тебя под мышкой.

Небрежным движением он наставил на меня дуло ружья.

– Ты с ума сошел? Где ты откопал этот самострел?

Шарриак рассеянно взглянул на свое оружие:

– Этот? О, в сарае – целый арсенал. Нет, будь любезен, не подходи!

Собравшись шагнуть вперед, я остановился.

– Смеешься? Да оно даже не заряжено?..

Он медленно произнес:

– Я бы не поклялся… Это называется русская рулетка. Заряжено или не заряжено? Я склонен думать, что оно заряжено. Хочешь проверить?

– Послушай, ты же не будешь в меня стрелять… Ты чокнулся! Зачем тебе это нужно?

Он скорчил гримасу:

– Ради удовольствия. А что, мне было приятно. Из-за карточек. Я напрасно послал тебе поддельные карточки, а ты вообще поступил мерзко, переправив их дель Рьеко. Он пришел ко мне и вел себя довольно противно. Можно делать что угодно, но только не трогая его карточки. Даже шутки ради. Все это его по-настоящему разозлило. Он заявил, что я не лучше тебя. Похоже, правила неприкасаемы. Как видишь, ты попытался утопить меня вместе с собой, это не очень-то любезно. Я напрасно старался убедить его, что я тут ни при чем и все это твои выдумки, он мне не поверил. Он хочет устроить нам очную ставку. Как в полицейском фильме. А если он это сделает, ты скажешь ему правду. Он был уверен, что у тебя ничего не выйдет, а теперь уже не уверен, что и у меня получится. Словом, если ты в состоянии говорить… Ты находишь это нормальным? Вот как я все представляю… – Он упер приклад в свой живот. – Мы мирно прогуливались, – весело продолжил он, – и вдруг услышали шум в этом домике. Я сразу подумал о грабителе и побежал в сарай за ружьем, чтобы защищаться. Когда я приблизился к домику, показалась чья-то фигура с оружием, направленным на меня… – Он подбородком указал на топор для разделки мяса, лежащий на столе.

– Грабитель на необитаемом острове? – съязвил Хирш, начавший приходить в себя. – С топором мясника? Он уж точно белены объелся…

Шарриак проигнорировал его замечание.

– И знаете, кто это был? Бедняга Карсевиль, который свихнулся от своего поражения. Все произошло так быстро! Он напал на меня, я выстрелил в темноте наугад. Далее – экспертиза, отсутствие состава преступления. Меня это здорово подкосило. Никто не мог такого ожидать. Мне понадобится несколько месяцев, чтобы прийти в себя. Нет, не месяцы, а все то время, которое пройдет до вступления в мою новую должность. Жером, дай мне эту папку!

Я неторопливо положил ее на угол стола.

– Тебе она ничего не даст. Она к нам не относится.

– Я знаю. Это еще один признак умственного расстройства. Этот безумный Карсевиль схватил первую попавшуюся папку и топор, украденный на кухне. Затем стал набрасываться на всех, подобно душевнобольным в Америке, которые расстреливают целую школу. Сильный стресс… Неустойчивый характер, чрезмерная возбудимость, но главное – сильный стресс. Какая жалость!

– А Хирш? Как ты объяснишь?

– О Хирше не беспокойся. Ты его уже зарубил. Топором. Когда я думаю о нем… Я еще дешево отделался!

Впервые за все время я забеспокоился. Шарриак говорил совершенно серьезно. Чем больше он говорил, тем сильнее вживался в свой полицейский фильм. Этот тип был совершенно сумасшедшим. Я попытался обратиться к тому, что могло в нем остаться разумным.

– Это не пройдет, Эммануэль. Когда есть убитый, мало одних свидетельских показаний. Будет произведена баллистическая экспертиза, исследованы отпечатки пальцев. А ты их всюду оставил. Даже на топоре.

– Э, нет. Это Пинетти, а не я. Он прикоснулся к нему машинально, когда хотел оказать помощь Хиршу.

Я почувствовал, как от плеч по рукам побежали мурашки. Но я не отставал от него:

– А если я напишу тебе заявление, в котором признаюсь во всем?

– О, признания! Они ломаного гроша не стоят. Все от них потом отказываются.

Я очень медленно поднял руки, внимательно следя за тем, чтобы не вызвать раздражения у этого психа.

– А стоит ли, Эммануэль? Из-за какой-то работы… За это не убивают.

Он поправил очки.

– Конечно же, за это убивают. Есть места, где тебя прирежут за пятьдесят франков. За часы, за пиджак, башмаки. И даже просто так, потому что ты посмотрел кому-то в глаза. Мы так мало значим…

Как вести себя, стоя перед вооруженным психопатом? Перед таким, кто всю неделю говорил об убийстве и теперь от слов переходит к делу? Поистине все мы оказались по ту сторону стены. И тем не менее я пытался его убедить: