Охотники за головами - Креспи Мишель - Страница 13

– Это мы проходили, – шепнул мне Хирш. – Спецы…

– …где вы будете играть роль кадровиков. Вам придется…

– Послушайте, среди нас есть кое-кто занимавшийся этим. Все ваши скетчи – специально для нее. Надо объявить ее вне конкурса и придумать что-нибудь интересное для нас!

– Вы меня имеете в виду? – спросила Лоранс Карре.

Я никогда не видел ее улыбающейся, за исключением случая, когда она разговаривала с матросом-итальянцем, а голос Лоранс заморозил бы и вампира.

Леруа не стал увиливать.

– Да, вас, разве есть другие?

– И что же вы думаете? Что я родственница этого господина или его любовница? Что он все это устроил ради меня? Так вот, если бы такое было, я была бы очень польщена, но, видите ли…

Дель Рьеко постучал по столу:

– Хватит! Господин Леруа, сделайте одолжение, дождитесь конца стажировки. А если вы недовольны, то можете написать в «Де Вавр интернэшнл» и пожаловаться на мое возмутительное пристрастие. Как вы заметили, здесь собрались люди разных профессий. И только случайно у кого-то оказываются качества, дающие преимущество в первый же день. У нас как в «Тур де Франс»: есть шоссейные этапы и горные. На ровных этапах выигрывают шоссейщики. Посмотрим, как вы поведете себя в горах, есть ли у вас выносливость, да и доберетесь ли вы до них.

Леруа поджал губы и умолк. Лоранс Карре презрительно вздернула подбородок.

Собеседования при найме на работу оказались забавнее. Дель Рьеко вручил каждому кандидату вымышленный опросный лист и наблюдал, разберется ли в ловушках играющий роль нанимателя. Многие охотно следовали замыслу игры, но были и такие, кто проявлял изобретательность в постановке неразрешимых задач собеседнику: бег по пересеченной местности с упоминанием непоправимых недостатков. Моран разыграл сногсшибательный номер с южанином, который якобы был заикой, но всемирно известным экспертом по редким металлам, чем вызвал взрыв хохота. По окончании интервью директор по найму составлял краткую заметку с заключением о целесообразности приема на работу. Мне достался в партнеры мужчина с арабской фамилией эль-Фатави или что-то в этом роде, и я решил нанять его в качестве начальника службы безопасности при условии, что он быстро предоставит мне сведения о своей судимости – я сразу сообразил, что в этом и заключалась ловушка. Затем я очутился перед Шаламоном и предложил свою кандидатуру на должность ответственного за обучение. Несчастный не нашел для меня нужных вопросов, так и не узнав, что, предположительно, меня отстранили от преподавательской деятельности за сексуальные домогательства, и принял на работу.

Уже к вечеру мы должны были защищать противоположные точки зрения за тремя «круглыми столами». За первым речь шла о допинге спортсменов, за вторым – о либерализации марихуаны, а за последним – о судьбе малолетних преступников. Упражнение походило на главный устный экзамен в Национальной школе управления, где необходимо уметь в течение десяти минут рассуждать на любую предложенную совершенно незнакомую тему, скрывая свою некомпетентность. В свое время я достаточно поучаствовал в заседаниях руководства, и подобное упражнение не представляло для меня никаких трудностей. Я снова заметил, что меня не сталкивали ни с Шарриаком, ни с Лоранс Карре. Они явно применяли систему отбора и лучших старались не ставить лицом к лицу. По крайней мере к такому нескромному выводу я пришел к концу дня.

За ужином мы заняли те же места, что и накануне. Меня всегда изумляла быстрота обретения привычек. У каждого уже был свой стул, вскоре таковыми станут и кольца для салфеток. Произошли лишь две или три перемены: Лоранс Карре, уставшая от шоу Морана, пересела за наш стол, а Шаламон присоединился к четверке. Начало проявляться родство душ: Моран и его услужливое окружение – единственный укомплектованный стол, чуть подальше – заброшенная пятерка и наш кружок: Карре, Шарриак, Хирш, Пинетти и я. Группа Морана шумела меньше, чем накануне: сказывался утомительный день, поглотивший их энергию. В другом конце столовой молча жевали Шаламон и дама в свитере в компании эль-Фатави и лысого.

– Ну что ж, – усаживаясь, проговорил Пинетти, – мне лестно сидеть рядом с сильнейшими.

– Это еще неизвестно, – возразила Лоранс Карре.

Пинетти повертел в руках вилку.

– Ладно, ладно, это все заметили. Иногда, правда, непонятно, куда они клонят, но в основном все ясно.

На лице Лоранс Карре появилось скептическое выражение. Губы Шарриака дрогнули в полусаркастической усмешке.

– Мадам осторожничает, – прокомментировал он. – Я тоже, чего греха таить. Нас рассматривают под всеми углами зрения. Такое впечатление, будто мы матрешки: внутри первой – вторая, во второй – третья и так далее.

– А в последней что? – спросил Хирш.

Шарриак поднял глаза к потолку:

– Кто знает? Может быть, бриллиант. Может быть, ничего.

– Полагаю, это зависит от каждого, – сказал Хирш. – Они не скрывают, что очищают нас лист за листом, как артишок. И смотрят, в какой момент мы треснем.

– Артишоки не трескаются, – заметила Лоранс Карре.

– Они нет, а мы – можем, – заключил Хирш.

На некоторое время воцарилось молчание – пока официант ставил на стол салат из зелени, украшенный кусочками швейцарского сыра.

– Я уже мечтаю о еде, в которой совсем не было бы сыра, ни крошки, – бросил Пинетти. – А то мы наберем килограммов по пятнадцать.

– Это все из-за коров, – сказал Хирш. – Нужно же сбывать их продукцию. Кстати, о коровах. Вам известно, что они портят озоновый слой? Газы в их кишечнике содержат огромное количество метана.

Лоранс Карре огорченно прищелкнула языком.

– Прошу вас… мы же за столом. Если пойдет разговор о желудочных проблемах жвачных животных, я лучше вернусь к Морану. Он, конечно, развязный, но не вульгарный.

Хирш порозовел от такой отповеди. Он поискал что-нибудь хлесткое в ответ, но, ничего не найдя, уткнулся в свою тарелку. Шарриак смотрел на него с нескрываемым весельем, потом взглянул на Лоранс Карре и потянулся на стуле:

– Эх, обожаю такие потасовки… С мадам, думаю, у нас не будет в них недостатка.

Лоранс искоса глянула на него:

– Меня не очень интересует воздействие продуктов пищеварения рогатого скота на окружающую среду. Но если вам всем угодно послушать небольшой доклад на эту тему, я не буду выступать против такого единодушия.

Шарриак почесал бровь, затем, облокотившись на стол и положив подбородок на скрещенные пальцы, уставился на Лоранс Карре:

– Вы – чудо. Когда вы говорите, можно подумать, что читаете текст. – Он повернулся к нам, призывая в свидетели: – Я не прав? Мне редко такое встречалось. Она будто пишет свою реплику в голове, а потом прочитывает ее. Как вы это делаете?

Лоранс Карре наклонилась и проглотила кусочек салата. Но Шарриак не отставал:

– Не подумайте, что это плохо, напротив, даже очень хорошо. Но ваша манера выражаться… чисто литературная. Слушая вас, как бы читаешь книгу. Вы никогда не расслабляетесь?

Она медленно подняла на него глаза:

– Во всяком случае, не с вами.

Шарриак примиряюще выставил ладонь:

– О, я на это и не надеялся. Как и вы, я ни на минуту не забываю, что мы… в некотором роде конкуренты. И не сочтите это за предложение руки и сердца.

Пинетти мрачным голосом проговорил:

– Они еще заставят нас драться друг с другом. Вот увидите. Это уже началось, тем же и закончится.

Шарриак на время переключился на него.

– Естественно. Для чего, вы думаете, они собрали нас в группу? Если бы они хотели каждому устроить экзамен, то продолжали бы свои тесты в Париже. Но им хочется посмотреть, как мы будем вести себя, кто выживет в ужасающих джунглях человеческих отношений, в условиях соревнования.

– Надо же, и это я говорю как книга, – вздохнула Лоранс Карре.

Небрежным жестом Шарриак отбил мячик из глубины корта.

– Вопреки видимости я тоже умею читать. И тоже умею следить за каждым своим словом. Но на это мне не требуется усилий, и я не держусь так, словно аршин проглотил. Знаете, мадам, здесь никто не желает вам зла. Я могу убить вас, если окажетесь на моей дороге, но прежде я вам пришлю цветы.