Большая книга ужасов 2012 - Воронова Анна - Страница 47

Череп немного повозился, уминая лапник под елью, раскладывая его у корней, чтобы получилось удобное гнездышко. Залез, примерился. Ноги, конечно, торчали наружу, но в целом ему было тепло и уютно: над головой ветви – шатром, задницу немного колет, но все же получше, чем на голой земле. Из шатра он вылез, бережно подкинул в костер веточки, ногой переломил треснувший толстый сук. Довольно фыркнул – часа на два этих обломков огню хватит, как раз, чтобы можно было мирно заснуть. Пристроил самый крупный кусок дерева в огонь, обложил его шишками, чтобы костер подольше тлел. Присел напротив Биты. Тот смеяться уже перестал, тупо глядел в огонь, и красные отблески приплясывали в его зрачках.

– Полезли спать, что ли? – позвал его Череп.

– Ты, падре, лезь, – откликнулся тот, – а я еще тут посижу.

– Ну, тогда и я посижу, падре. – Черепу отчего-то не хотелось засыпать, зная, что Бита остался снаружи.

Бита кивнул, будто так и было надо, и поворошил огонь палочкой.

– А ты знаешь историю про огненного человека? – вкрадчиво начал он, все так же глядя в огонь.

Черепа передернуло. Самое время – выслушать парочку кошмарных баек! Но Бита как будто и не заметил его движения: шевелил себе палочкой огонь и пялился на угли.

– Так вот… Я где-то читал, что пожар не сам по себе загорается: его приносит огненный человек.

– Терминатор, что ли? Крутой чувак, знаю такого. С огнеметом.

Бита на его подколку не отреагировал.

– И если, типа, ты видишь этого огненного человека – значит, на пожаре обязательно сгорит кто-нибудь. Потому что он приходит за душой сгоревшего. У него вместо лица – огонь. Кожа вся обуглилась и свернулась, как береста… А еще он танцует. Никогда не стоит на месте. Идет, идет, а за ним – горящие следы тянутся…

– Заканчивал бы ты, Бита, с рассказами своими. – Череп поежился и невольно оглянулся. Черной стеной стоял притихший лес. От этого ему стало еще страшнее – лучше было и не оборачиваться! На миг ему показалось, что среди валунов чернеет размытый человеческий силуэт.

– А еще, говорят, он может стать черным, как головешка. А потом – раз! – и вспыхивает разом, и уже весь из огня. И, когда он куда-то идет, на дорогу жир капает. Растопленный. И мясом воняет жареным… ты не чувствуешь запах?

– Все, я иду спать! – Череп не удержался, оглянулся еще раз, нервно зевнул – и полез под елку.

– Я тоже, сейчас… – Бита посидел еще с минуту, негромко сказал – в никуда: – А еще говорят, он может кое-что подарить. Например, свою руку. Или глаз… И тогда чувак, которому он это подарил, сумеет сжечь своего врага. Только за все потом придется платить, за все…

Голос Биты звучал все тише и тише. Помолчав, он бросил свою палочку в угли и полез следом за Черепом.

Невидимые колонки внезапно взорвались народной партизанской песней с чумовыми гитарами:

– О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!

– Я думал, у тебя веники по стенам висят, – попытался перекричать накрывшую звуковую волну Саша. – Мухоморы, там, чучела жаб, кошка черная… А у тебя тут Че Гевара!

Вега сдержанно улыбнулась, убавила звук.

На стенах баньки висели рисунки – волки, несколько штук, большие акварели без всяких рамок. Сашку особенно поразила одна картина: ночной лес, если хорошенько присмотреться, превращался в голову огромного волка, насторожившего уши-ели, с глазами-звездами, а напротив него замер маленький белый силуэт человека, вскинувшего руки к небу.

– А кто это рисовал?

– Я, – ответила Вега, не отрываясь от ноутбука. Она шуровала в Интернете, что-то там листала, открывала, грузила страницу за страницей.

«Мог бы и не спрашивать», – хмыкнул про себя Сашка. Вега как-то мгновенно, за одну секунду, перетащила его из нормального мира в свой, ненормальный. Что он раньше знал о девчонках? Что они, по большей части, дуры, любят тряпки, котят и всякие «чувства», хихикают за твоей спиной и болтают, болтают, болтают… Все пацаны так считали.

А тут, пожалуйста вам – ночные прогулки, волки и рассказы про болотных призраков!

– А тебя родители спокойно сюда ночью отпускают? – Сашка спросил об этом, потому что такая ее свобода почему-то не давала ему покоя. Он-то, чтоб у мамы отпроситься на вечерок, вынужден был долго канючить и выслуживаться перед ней. А мама еще триста раз позвонит потом с проверками – где он, да как он, да не голоден ли, не озяб ли, бедное дитятко? Позору не оберешься, парни слушают с ехидными улыбочками, как он сердито бурчит: «Ну мам, ну еще полчасика, ну я точно вернусь к одиннадцати…» А тут полная свобода – гуляй себе, где хочешь, с кем хочешь, сколько хочешь! Наверно, у Веги родители тоже ненормальные. Факт, ненормальные. Нормальные разве такое кому разрешат? И, скажем для начала, нормальные люди разве так дочку свою назовут? Еще бы Сириусом ее назвали! Или альфой Центавра. А что, ей бы подошло.

– Я с бабушкой живу, – откликнулась Вега на его невысказанные мысли. – Она старенькая, думает, что я на самой даче ночую. И я ведь ее не обманываю. Просто ухожу иногда ночью сюда – вот и все. Она не в курсе.

– А тебе не страшно?

– Страшно. – Вега подняла голову от компьютера, и Сашке почудилось, что в ее узких рыжих глазах отражается настоящее пламя. Ерунда, конечно, это просто отблеск лампочки, но он так и примерз к полу. – Мне бывает очень страшно… иногда. Но я боюсь не того, чего боишься ты.

– А чего это я боюсь?

– Ты боишься темноты, девчонок, гопников, кладбищ, зомби; боишься драться; рассерженной мамы, еще целой кучи вещей… – Вега вновь уткнулась в экран, с пулеметной скоростью застучала по клавишам. Сашка набычился. Эк – сказанула! Да кто же всего этого не боится?

– А еще ты боишься того сгоревшего соседа, – буднично пояснила Вега. – Ты его боишься: ведь он положил на тебя свой глаз.

Сашка невольно вцепился в свой живот: изнутри так и шарахнуло холодом. Скользкий мокрый шарик словно перекатился под его пальцами. Ему стало дурно, и он сел прямо на пол, застеленный деревенскими полосатыми половиками.

– Мне все это приснилось!

– Нет, – безжалостно полоснула его ответом Вега, – все – правда! А куда ты, кстати, его девал – глаз? Такой слизистый, брр, да?

– Перестань! – взвыл Сашка. – Мне плохо, прекрати!..

– А кто сказал, что будет легко? – Она отбарабанила на клавиатуре последнюю победную очередь, оторвалась от компьютера и поглядела на него глазами, полными пляшущих языков пламени. И вот тут Сашке стало реально страшно.

Это она все подстроила!

Девчонка-маньяк с горящими глазами. Щас она… что-нибудь с ним сделает. А ему так плохо, он даже встать не может…

Зато встала Вега. Потянулась со вкусом, вышла на середину комнаты. В глазах у нее точно полыхало пламя. Как он этого раньше-то не замечал?! Чудовище с горящими глазами наклонилось и опустилось рядом с ним на половик. Протянуло руку… Сашка, скорчившись, попытался отползти…

Но рука догнала его.

Прошлась по его плечу. Легонько так…

Ледяная, будто ее в холодильнике держали. Или в морге. Вега, наверно, спит в морге. Или в леднике. В полузасыпанном картофельном погребе, где под слоем черной земли все лето хранится лед. У дедушки с бабушкой такой погреб был, рядом с домом, Сашка лазил туда, поеживаясь от сырости. Там еще пауки жили, величиной с вишню, серые, раздутые, с колючими волосатыми лапами…

И пахнет от нее землей. И ногти у нее хоть и розовые, а с черными траурными ободками, Саша бы зуб дал, что она ими землю скребет, когда в своем ледяном гробу переворачивается. А по ночам встряхивается и выходит на охоту…

Шрек блаженствовал, сидя дома.

Тренировка недавно закончилась. Он выложился по полной, как следует прокачал спину и пресс, покидал железо. Порадовался – на прессе наконец-то начали обозначаться вожделенные кубики, в точности как у его брательника.

Он гордился тем, что тягает железо не просто так, а по специальной программе, которую для него рассчитал старший брат. Там и бицепсы, и трицепсы, и во – дельтовидная мышца спины! Дельтовидная, не хухры-мухры! Брательник это дело знает. У него пресс – ого-го! Арбузы можно таким прессом колоть, из положения лежа.