Тимошкина марсельеза - Карпенко Галина Владимировна - Страница 12

Вот она, девочка в серебряном платье. Ветер раскачивает фонарь, и сквозь летящий снег Тимошке кажется, что девочка ему кланяется. А рядом, распластав руки, летит гимнаст.

— «Польди — король арены!» — прочитал кто-то громко за Тимошкиной спиной.

Тимошка, оглянувшись, увидел матросика и девушку в пуховом капоре.

— «Король»! — повторил матросик. — Не могут без контрреволюции! — И с шиком предложил своей спутнице: — Желаете поглядеть?

Матросик в лихих клёшах и девушка скрылись в метели, а Тимошка остался перед афишей один. Он дотронулся до неё закоченевшими пальцами.

Вот бы глянуть!

Мимо Тимошки идут, торопятся, но никто не берёт с собой мальчишку. А мальчишка, притопывая на снегу, просит:

— Проведите, дяденька!.. Проведите, тётенька!..

Тимошка давно тут вертится. Его уже приметил важный швейцар в галунах:

— Без билета, шантрапа, желаешь проникнуть?..

Теперь мимо него не проскочишь — возьмёт за шиворот и спустит с лестницы.

— Проведите, дяденька!.. — просит Тимошка.

И вдруг повезло. У подъезда цирка остановился строй солдат. И, скрытый шинелями, Тимошка прошмыгнул в цирк.

Песчаным кругом желтел перед ним манеж. Играла весёлая музыка. А народ шумел и хлопал в ладоши.

Но вот на манеже появился барин в чёрном фраке и белой манишке. Он что-то очень громко сказал, и Тимошка, прижавшись к солдату, ахнул: по песчаному кругу одна за другой пробежали нарядные лошади.

— Видал? — сказал солдат, который сидел рядом. — Чего придумали! А в деревне пахать не на чем.

Тимошка не переводил дыхания — куда он попал?! Одно чудо сменялось другим. Под музыку плясали собаки, потом очень смешной человек в колпаке и в широких штанах падал, смеялся и всё норовил стукнуть барина во фраке по голове, но промахивался. Потом вышел другой смешной человек. Он стал кидать и ловко ловить бутылки, шары. Солдаты хохотали до слёз, а Тимошка улыбался молча. Но когда на арене появился акробат Польди, Тимошка перестал улыбаться.

Вот он какой, король! Заиграла музыка. Подняв руку, Польди торжественно обошёл арену. Потом, сбросив блестящий плащ и разбежавшись, ухватился за трапецию. Алле! И, как по волшебству, взлетел вверх, под купол.

Барабаны в оркестре стали бить тревожную дробь, а Польди, раскачавшись, выпустил из рук перекладину и, перевернувшись в воздухе, без промаха поймал другую.

Стиснув потные руки, Тимошка следил за его полётами.

Давая себе передышку, Польди улыбался, даже раскланивался: мне, мол, здесь совсем не страшно. Но Тимошка всё равно за него боялся. «Держись! Держись крепче!» — шептал он, когда Польди начал крутить мельницу. «Раз, два, три… восемь…» — считал Тимошка и скоро сбился со счёта, а Польди всё крутил. И вдруг из-под самого купола стремительно скользнул вниз.

Барабаны смолкли.

Тимошка закрыл глаза.

— Ты чего? Не робей! — подтолкнул Тимошку солдат.

Снова заиграла весёлая музыка. И Тимошка увидал, что Польди, живой и невредимый, прижимая руку к губам, кланяется во все стороны.

— Даёшь! Даёшь! — закричал Тимошка, вместе со всеми хлопая в ладоши. Ему страсть как хотелось, чтобы Польди ещё побыл на арене, но акробат убежал и больше не вернулся.

На арену вывезли ящик из железных прутьев. В ящике сидел зверь. Тимошке было непонятно, зачем укротитель, нарядный, в красной куртке, стал пугать и дразнить зверя.

Зверь рычал, отмахивался от него лапами, а укротитель всё наскакивал и хлопал бичом.

Наконец зверь прижал уши и прыгнул в обруч. Он прыгал в обруч несколько раз, даже тогда, когда подожжённый обруч запылал огнём.

Потом укротитель заставил зверя встать на задние лапы и стал загонять его обратно за железные прутья.

Тимошке было видно, как зверь смотрит, скосив глаза, на укротителя, и ему стало боязно.

— Видал? — сказал солдат. — Если такой корябнет, вся шкура напрочь!

И Тимошке стало ещё страшней.

На арене померк свет. С неё, торопясь, уносили тумбы, обгорелый обруч и пыльные ковры.

Толкаясь в дверях, зрители спешили выйти на улицу, чтобы успеть добраться на ночном трамвае до дому. Тимошке тоже давно пора быть во дворце, где его ждёт Репкин. Но он не может оторваться от афиши, по которой летит Польди.

«Вот бы мне так!» — И Тимошка гладит афишу, осторожно сметает ладонью липкие снежные кляксы.

— Ты это смотрел? — спросил кто-то за его спиной.

— Смотрел, — ответил Тимошка и отступил, чтобы не заслонять знаменитого Польди. — У него вся сила в руках! — вздохнул Тимошка.

— В руках? — И тот, кто стоял сзади, схватил вдруг Тимошку выше локтя.

— Ты что? Пусти… — Тимошка вырвался. — Пусти!

— Ты есть глупый! Я смотрел твой мускул, — весело сказал высокий незнакомец.

— Свои гляди! — крикнул Тимошка и отбежал в сторону.

— Подойди сюда, я хочу тебя что-то спрашивать, — сказал незнакомец. — Я знаю, ты ходил с шарманка. Где твой фатер, где отец?

— А у меня его сроду не было. Тебе зачем? — Тимошка отбежал ещё дальше.

— Мне с ним нужно говорить. Ты есть глупый, — засмеялся незнакомец.

— Чего ржёшь? — обиделся Тимошка. — Я теперь сам по себе, — и, не обернувшись, пошёл прочь.

— Подожди, я хочу иметь твой адрес! — Незнакомец нагнал Тимошку и, встав у него на дороге, спросил: — Как это сам по себе?.. У тебя нет адрес?

— Ничего у меня нет, — огрызнулся Тимошка. — Помер дед, понял? Пусти!

Но незнакомец дороги не уступил.

— Глупый, — повторил он. — Ты есть глупый. Я не хочу делать тебе плохо. Ты хочешь на арену?

Тимошка не понимал.

— На арену. Алле! Алле! Работать! — Незнакомец поднял руку, как бы начиная опасный номер.

Тимошка в растерянности молчал.

— Я — Польди, — сказал незнакомец.

Принц голландский

— Ну и повезло тебе, принц голландский! — Важный швейцар распахнул перед Тимошкой тяжёлую дверь. — Иди ночуй!

Пустить Тимошку ночевать в цирк велел Польди. Тимошка сам видел, как Польди дал ему за это на чай. И сказал:

— Пустите, Петрович, его ночевать.

— А он завтра не прогонит меня, дяденька? — спросил Тимошка швейцара.

Швейцар поглядел на Тимошку сверху вниз.

— Господин Польди — акробат первого класса, всемирно известный, — сказал он, — а ты — тля. Он из тебя либо сделает человека, либо выгонит непременно. Вшей на тебе много? — спросил вдруг швейцар и, не дождавшись ответа, махнул рукой: — Ночуй, шантрапа.

Тимошка лежал в темноте, укрытый чем-то тяжёлым и тёплым. Пахло лошадьми, и Тимошка слышал, как где-то рядом они переступали, топоча копытами. Уснуть Тимошка не мог. Он закрыл глаза, и перед ним возникла, блистая разноцветными огнями, цирковая арена. Держась за лёгкую трапецию, над нею летел король арены Польди.

Вот это да! Вот это алле!!!

В темноте зарычал зверь, и Тимошке стало не по себе. Он укрылся с головой, зверь не умолкал.

«Чего он ревёт? — думал Тимошка. — Может, обжёгся?»

Тревожная ночь была у Тимошки. Он засыпал, просыпался, прислушиваясь к непонятным звукам, боясь пошевелиться.

«Как же я теперь покажусь Репкину? — думал Тимошка и стал себя оправдывать: — На кой я ему, матросу? Он, может, обрадуется. «Ишь, скажет, куда тебя занесло! Я-то думал, как тебя определить? А ты сам пристроился!»

И Тимошка представил себе, что не Польди, а он летит над ареной, а внизу на скамейке сидит Репкин. Репкин хлопает в ладоши и громко кричит:

«Молодец, Тимофей! Молодец!»

Утром Тимошка проснулся от того, что ему очень хотелось есть. Он часто просыпался голодный, но так ещё никогда не было. Рот у Тимошки пересох и ныло под ложечкой.