Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография - Акройд Питер - Страница 28

Путнем вспоминал о встрече с По, как тот «сидел за столом и целую минуту смотрел на меня сверкающими глазами, прежде чем сказал: „Я мистер По“. Конечно же, я весь „обратился в слух“, так как был самым искренним образом заинтересован». По молчал. «Не знаю, что сказать, — проговорил он в конце концов, — с чего начать то, что я должен сказать. Это очень важно». Потом он заявил, что собирается издать сочинение, которое поколеблет значение ньютоновского закона гравитации, к тому же его книга «сразу же привлечет к себе всеобщее и пристальное внимание, так что издатель сможет забыть обо всех остальных проектах и сделать эту книгу делом всей своей жизни». Для начала По предложил тираж в пятьдесят тысяч экземпляров. На Путнема это произвело «впечатление», однако он «не поддался», как выразился он сам, и пообещал дать ответ в течение двух дней. После этого По попросил у него небольшую ссуду.

Обдумав предложение, Путнем купил рукопись и в конце концов напечатал пятьсот экземпляров «Эврики».

Тем временем По задержался в Нью-Йорке. Обедая со своим другом-литератором Руфусом Грисвольдом, он, увы, напился, после чего послал «крик о помощи» миссис Шю, которая отправила к нему врача и свою подругу, чтобы они позаботились о нем. «Обнаруженный смертельно пьяным на руках полицейских, он был отвезен домой в Фордхем (одиннадцать миль), где его ждала несчастная миссис Клемм». Три дня его не было дома, но он успел истратить все деньги, какие получил. Миссис Клемм достались лишь пять долларов от спасителей на самое необходимое.

Так или иначе, но терпение миссис Шю в отношении эксцентричных выходок ее бывшего подопечного было на пределе. Она ни разу ничего не сказала о пьянстве По или проявлениях его темперамента, потому что видела в этом симптомы фатальной его слабости. Однако ей были чужды воззрения По, которые он изложил в своей лекции о вселенной. А он тем временем уже подготовил для печати свои комментарии к лекции, заключив их откровенным выражением солидарности с пантеистами. На эту тему с По имел беседу преподобный Джон Генри Хопкинс, друг миссис Шю. В письме миссис Шю он описал, как «странная дрожь сотрясала его слабую фигуру, когда По восклицал: „Все мое существо восстаетпри мысли о пребывании в Космосе некоего Существа, которое превосходит меня“. Не похоже, чтобы По был христианином».

Слышать подобное набожной миссис Шю показалось дико. Она не желала общаться с еретиком. Поездки ее в Фордхем стали реже, отношение ее к По стало сдержаннее. Да и ее поведение становилось более формальным, более отстраненным. Когда однажды вместо молитвы перед обедом она еле слышно пробормотала «аминь», По сказал: «У меня чуть сердце не остановилось, я подумал, что вот сейчас умру у вас на глазах». В начале лета миссис Шю послала По прощальное письмо. Он ответил: «Я уже несколько месяцев знаю, что вы меня покинете». Надо отметить, что из всех несчастий По больше всего страшили расставания с женщинами. Наверное, так повлияла на него смерть матери, а также смерть других молодых женщин, которых он любил. Вот и к миссис Шю он взывал будто «из бездны»: «Горе мне! Без верной, нежной и чистой женской любви я вряд ли протяну еще один год!» И добавлял: «Слишком поздно, неумолимая, жестокая волна влечет вас прочь. Наверное, малодушие писать вам подобное, однако для меня это не просто испытание, а испытание страшное». Больше миссис Шю не получала писем от По.

Еще до того, как миссис Шю отвернулась от него, По уже начал высматривать более молодую и более внушаемую молодую даму. В мае 1848 года он написал страстное, едва ли не влюбленное письмо Джейн Э. Локк, в котором называл ее «милым другом», «дорогим другом» и горько сетовал на свое «отшельничество», сокрушаясь о себе, «похороненном в дебрях Фордхема». Он заявил, что вся его «жизнь была настоящим романом — в смысле отрешенности от всего земного». Он жаждал узнать больше, намного больше о ее жизни. Есть один вопрос, «который я даже не смею задать вам». Этот вопрос, вне всяких сомнений, касался семейного положения дамы. Оказалось, она замужем. И вместо «мой милый друг» По стал писать «моя дорогая миссис Локк». В который раз планы его оказались разрушенными. Однако не прошло и нескольких недель, и он предпринял новую попытку.

Летом 1848 года была опубликована «Эврика». Она стала последним произведением По, напечатанным при его жизни, и произведением, в некотором смысле наиболее интригующим. Не помогает и предисловие, в котором По называет свое сочинение «продуктом чистого Искусства как такового, романным повествованием или же, если не бояться высоких слов, Поэмой». Цель, поставленная По, — рассказать о происхождении и истории вселен ной стилем научной прозы, а также рассмотреть те идеи и события, которые вдохновляли его самого на беллетристику и поэзию. Начинает он с того, что вселенная как совокупность возникла из некой «первичной частицы», уже несущей в себе зародыш неизбежного своего уничтожения. Говоря об универсальности закона гравитации, По видит в нем проявление универсального стремления материи и всех ее элементов к изначальному и всеохватному единству. «Я не так уверен в том, что говорю и вижу, — писал По, — что у меня бьется сердце и жива душа… как уверен в непреложности того факта, что Все Вещи и Все Идеи Вещей во всей бесконечной Множественности их Связей в некий момент родились из первичного и абсолютного по своей сути Единства». При этом все эти вещи хотят вернуться в первоначальное «единство», или первоначальное «ничто», то есть к своему истоку, ибо, как говорил По, «исток их заключен в принципе изначального Единства. Это их утраченный родитель». Слова об «утраченном родителе» крайне важны. Не содержится ли в них аллюзия на собственную его утрату матери и желание вернуться к ней? А может быть, здесь кроется намек на утрату им веры в возможность единения, выражение извечной и неутомимой тяги к нему? Может, и неумеренное пьянство По объясняется его желанием вернуться в состояние блаженного детства?

«И этому возвращению к первоначальному единству, во чрево; то есть процессу, о котором мы рискнули здесь заговорить, суждено повторяться вечно и вечно; будет являться новая Вселенная, а потом разлетаться вдребезги, превращаться в ничто по знаку и в унисон с биением Святого Сердца. Святое Сердце — что это такое? Это мы сами». Сердце-вещун бьется в груди По, да и в груди каждого из нас. Вселенная внутри нас. Это старинная доктрина, которую По мог позаимствовать у Парацельса или у Блейка, но не исключено, что он пришел к ней самостоятельно. В письме к одному из знакомых он утверждал: «То, что я выдвинул, в свое время перевернет мир Физической и Метафизической Науки. Я говорю это спокойно, и я спокоен, когда говорю это». Некоторые космологи заявили, что По предвосхитил Эйнштейна и первым предложил теорию «черных дыр», однако не исключено, что По попросту прилагает свое неуемное и путаное воображение к миру физическому и духовному. При этом он добавляет: «Планы Бога идеальны. Вселенная — это замысел Божий». По не очень-то верит в себя.

В то же время По сочиняет два своих знаменитых стихотворения — «Улалюм» [34]и «Звон», которые, в сущности, являются приближением к «звуковой поэзии», как и все стихотворения, написанные Эдгаром А. По. Считается, что первое из них предназначено не для чтения, а для декламации, во втором же он хотел достичь эффекта колокольного звона. Неким журналистам в Ричмонде он говорил, что хотел бы «передать в словах звуки колокола». В обоих случаях ему сопутствовала удача, однако, увы, за счет смысла и значимости стихотворения. Это образцы «чистой поэзии», в которых ритм и мечтательная мелодия использованы ради самих себя. По хотел сочинить «стихотворение, которое есть лишь стихотворение и ничего больше — стихотворение, написанное исключительно ради самого стихотворения». Его цель — удовольствие, а не истина, но воздействует стихотворение скорее неопределенностью своей, нежели определенностью тех или иных достоинств. Красоту создает исключительно ритм. Теория По эквивалентна доктрине искусства во имя искусства, позднее пропагандируемой Патером и Суинберном. Но важно отметить и еще кое-что. По заявлял, что «источник Поэзии заключается в жажде такой свободной Красоты, какой не может предложить Земля», поскольку «божественная Красота» видится нам лишь «в неземном загробном блаженстве»; По томится по чему-то навеки утерянному, навсегда ушедшему.