Клин - Буторин Андрей Русланович - Страница 7

— Хороша фантастика! — фыркнула Анна. — Столько людей угрохали!.. Вы меня всерьез начинаете злить, ребята. Ладно Дядя Фёдор, он еще маленький, но ты-то, Матрос!.. Ты-то по-любому должен был слышать об аварии на Чернобыльской станции в 1986 году! А уж о катастрофе 2006-го — и подавно.

Я не успел обидеться на «маленького», как брат вдруг, словно по команде «смирно», выпрямился и, вынув из кармана обожженную руку, опустил ее и вытянул вместе с другой по швам. Теперь, даже в пиджаке, он создавал полное впечатление военного человека.

— Анна, — очень серьезно, даже строго сказал Сергей. — Наверное, нам придется поверить друг другу или хотя бы попытаться это сделать. Ты нас, конечно, можешь оставить тут, но мне кажется, мы без тебя пропадем. Как ни странно это звучит, но факты таковы, что мы с Фёдором действительно живем… или жили в середине двадцатого века. Еще вчера для нас был январь 1951 года. А по твоим словам выходит, что сейчас…

— …сентябрь 2021-го, — гулко сглотнув, закончила за него Анна. — Но как такое может быть?..

— Вот и давай разбираться вместе.

Глава четвертая

Первая схватка

Мы снова сели — я на свое пальто, Сергей на шинель, Анна просто на мох рядом с нами — ее необычная одежка, ко всему прочему, оказалась еще и непромокаемой. Узнав, что мы не ели почти сутки, девушка сняла и расстегнула свой шикарный, со множеством карманов и застежек, вещмешок — она его называла «рюкзак» — и вынула оттуда чуть меньше половины буханки хлеба, странную (прозрачную, но не стеклянную, проминающуюся пальцами) бутылку с водой, небольшой кусок колбасы и — вот здорово-то! — банку консервов. Серега сразу схватил эту банку — я даже удивился сперва, что он совсем не умеет контролировать голод. Но брата, оказывается, в первую очередь заинтересовало не содержимое, а этикетка. Я видел, как расширились его глаза и побелело лицо, когда он прочитал там что-то… Я уже хотел спросить, что же такое страшное он увидел, — из человечины те консервы, что ли? — как Сергей прошептал:

— Срок годности — январь 2020-го…

— Ничего, не бойся, никто пока не отравился, — по-своему поняла его бледность Анна. Но мне-то было ясно, что так взволновало брата. Год. Любые, самые качественные консервы не могли быть выпущены со сроком хранения в семьдесят лет. А значит, эти были изготовлены уже в двадцать первом веке! То есть Анна не врала нам по крайней мере насчет этого. Ведь не стали бы специально из-за нас делать банку с фальшивой этикеткой! Тем более, откуда Анна вообще могла знать, что нас встретит.

Да, вот уж где фантастика так фантастика!.. Я опять вспомнил своего сокурсника Бориса Стругацкого — вот бы кто полжизни, наверное, отдал, чтобы оказаться на моем месте!.. А еще меня вдруг словно ударило по башке: это что же, выходит, мы попали в коммунизм?..

Очень хотелось расспросить об этом Анну, но голод взял свое — из вскрытой банки так вкусно пахнуло тушенкой, что я едва не захлебнулся слюной. И мы принялись насыщаться, таская куски мяса прямо руками — ложка-то у Анны была только одна, — и глотая, почти не прожевывая, кружки колбасы. Не прошло и двух-трех минут, как все, что достала из рюкзака щедрая девчонка, было съедено. Не знаю, много ли из этого досталось ей самой.

Потом по кругу пошла бутылка с водой. А потом… Потом Анна стала рассказывать.

Истории Чернобыльской АЭС девушка коснулась вскользь — может, сама не знала подробностей, ведь во время первой аварии она еще не родилась, а во время второй была еще сопливой девчонкой, а может, не хотела на этом задерживаться, иначе пришлось бы проговорить до вечера, — в основном она рассказывала о сегодняшней Зоне — о выбросах, аномалиях, артефактах, о жутких мутантах и прочих невероятных вещах. Поведала Анна и об «устройстве» Зоны — ее основных локациях, а также о населяющих Зону людях — о сталкерах: вольных, военных, о наемниках и тех, кто собирается в группировки, о бандитах и скупщиках так называемого хабара…

Откровенно говоря, доброй половины ее рассказа я просто не понял, чему-то откровенно не поверил — точнее, не смог, как ни старался, а во что-то верить попросту не хотел. Особенно меня «хлестало» по мозгам, когда Анна легко, как о само собой разумеющемся, говорила о «товарно-денежных отношениях» в Зоне, явно капиталистических, невозможных не только в коммунистическом обществе, но и в том государстве строящегося социализма, откуда были родом мы с двоюродным братом. И отношения между людьми в ее рассказе чаще всего выглядели какими-то звериными, волчьими — так могли вести себя только самые гнусные отбросы загнивающего капиталистического Запада! Или… может быть, в этой Зоне как раз и собрались исключительно отбросы общества, которым не место было в стране победившего коммунизма? Но сама Анна, хоть и вела себя очень нехарактерно для человека светлого будущего, на отбросы все-таки не походила… И деньги… Откуда взялись деньги, если в стране давно построен коммунизм? Или… не построен?.. Но ведь этого не могло быть!!! А еще… Почему, черт возьми, Анна все время упоминает Украину, Россию, Беларусь (да-да, не Белоруссию, а именно Беларусь) так, словно это отдельные страны, а не части единого и нерушимого Советского Союза?! Просто бред какой-то!..

Я начал уже всерьез полагать, что действительно брежу, когда тот самый вопрос о Советском Союзе задал Анне Сергей.

— Советский Союз?.. — заморгала та. — Так он же еще… Ой, вы же не знаете!.. Советский Союз, ребята, давно того…

— Что? Что «того»?! — подскочили мы оба с Серегой, а я завопил: — Его все-таки завоевали империалисты?! Американцы сбросили свою атомную бомбу?!..

— Да успокойтесь вы, — насупилась Анна, — никто ничего не бросал. Он сам развалился. Ну, то есть ему, конечно, помогли развалиться, но не снаружи, а изнутри.

— Когда?!.. — выдохнул кто-то из нас с братом, возможно, и оба вместе. — Зачем?.. Почему?!..

— В девяносто первом вроде бы. Слушайте, отстаньте, а? Я не историк, а это еще до моего рождения было. Почему! Зачем!.. Откуда я знаю? Значит, так надо было. Или мешал он кому-то.

— Советский Союз? Мешал?!.. Да он только империалистам мешал! — замахал я руками. — Я не верю тебе! Не могла наша великая страна развалиться! Мы Гитлера победили, а ты…

— Ага, — презрительно фыркнула Анна. — Тебя послушать, так это лично ты Гитлера победил, а Советский Союз я, сволочь такая, собственными руками развалила.

— Ты не сволочь, ты… — начал я биться в истерике, но тут вдруг рявкнул Сергей:

— Федька, заткнись!!! Мать твою так и разэдак!..

Я так и замер с разинутым ртом, а брат повернулся к этой шпионке и провокаторше и извиняющимся тоном сказал:

— Не сердись на него, Анна. Тебе трудно понять, что все это значит для нас. Особенно для него. Ты просто поверь мне, что это страшнее для нас, чем все остальное, что ты тут говорила… А самое страшное, что я тебе верю. Такое нельзя сочинить. Вот только я теперь не знаю, стоит ли нам с Фёдором жить дальше?..

— Стоит ли жить?.. — заморгала Анна. — А почему, собственно, нет? Вы что, правда думаете, что в том, вашем Союзе жить было лучше, чем теперь в Украине или в России?.. А если даже и так, то живет-то все равно человек. И как он живет, для чего он это делает — по-моему, в первую очередь зависит именно от него самого, а не от страны.

— Тебе не понять… — повторил, скрипнув зубами, Серега. — Это наше с ним, ты это не трогай.

И я был ему так благодарен за это, что из глаз моих брызнули слезы, и я, словно какой-нибудь жалкий слизняк, разрыдался.

— Ничего, пусть выплачется, — услышал я голос брата. — Легче станет. Мне бы тоже в самый раз, да слезы давно кончились.

Когда я закончил реветь и, отвернувшись, от стыда был готов провалиться сквозь землю, Серега громко, будто подчеркивая, что это касается и меня тоже, сказал:

— Все разговоры, а тем более споры о государственном и общественном строе, а также о прочей политике — отставить! Не это сейчас главное. А если будем собачиться — подохнем.