Скрытые таланты - Кренц Джейн Энн - Страница 63

— Я понимаю, — тихо проговорила Сиренити. — Просто хотелось бы сделать это как-нибудь иначе. И так уже немало испорчено.

— Знаешь, здесь есть что-то странное. — Калеб взял шкатулку в руки. — Я собираюсь это разломать.

— Вижу и могу понять. Знаешь что, Калеб? Я думаю, что кровь действительно сказывается. Стоит тебе встать на определенный путь, как ты становишься в точности таким же упрямым, как твой дед.

Он быстро взглянул на нее.

— Ты не поняла. Я собираюсь ломать не прошлое, а всего лишь эту шкатулку.

— Шкатулку?

— Этот разрыв в подкладке какой-то странный. Какой-то слишком уж аккуратный. Как будто подкладку разрезали бритвой или ножом. Все другие дыры от износа.

Сиренити внимательно посмотрела на разрез в выцветшем голубом атласе подкладки.

— Ты правда думаешь, что здесь что-то особенное?

— Да.

Калеб взял зеркальце за уголок и одним движением оторвал его от внутренней стороны крышки. Вместе с ним оторвался и большой лоскут тонкого голубого атласа.

Наружу выпала спрятанная за подкладкой черно-белая фотография. Она легла лицевой стороной вверх на ящичек для колец.

Калеб смотрел на лежащую перед ним фотографию трех человек. Среди них — Кристал Брук. Она в скромном платье с высоким воротом, по моде тридцатилетней давности. Широкополая шляпа элегантно сидит на ее платиновых волосах. Наклонив лицо, она улыбается ребенку, которого держит на руках.

Рядом с ней стоит Гордон Вентресс, нежно обняв ее за плечи одной рукой. Он смотрит прямо в объектив фотоаппарата с безошибочно узнаваемой улыбкой счастливого отца.

— Калеб. — Сиренити наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, и глаза ее сияли от радостного удивления. — Это же семейный портрет. Это ты и твои родители.

У Калеба не нашлось ни одной умной фразы. И он не мог глаз оторвать от фотографии.

— Похоже на то.

— Настоящий семейный портрет. — Сиренити засмеялась от восторга. — Это совершенно потрясающе. Какой же ты счастливчик — у тебя теперь есть фотография, где вы сняты все втроем. Посмотри, как счастливы твои родители. Они просто сияют. Ясно, что они очень любили и друг друга, и тебя.

Калеб все смотрел и смотрел на фотографию, пока не заметил, что видит ее нечетко, расплывчато. Oн раздраженно помигал несколько раз, и его обычно превосходное зрение полностью восстановилось.

— Интересно, почему ее засунули за подкладку.

Сиренити чуть повела плечом.

— Я вполне могу себе представить, что твоя мать спрятала ее туда, чтобы сохранить на память, а потом забыла об этом.

— Должно быть, дед не видел ее, когда клал в шкатулку вырезки. Если бы нашел, то обязательно бы уничтожил.

— Наверняка ты этого не знаешь, — мягко сказала Сиренити. — Во всяком случае, нет смысла гадать о том, что мог бы сделать Роланд тридцать четыре года назад.

Калеб постарался подавить этот поток непонятных эмоций, грозивший захлестнуть его. Давать какую-то волю чувствам тоже неплохо время от времени, но эти чувства иногда могут чертовски мешать. Его спокойствие, методичность и логика начинали давать сбои, когда вмешивалась эмоциональная сторона его натуры.

Усилием воли он вернул себе ясность и четкость мысли.

— Фотография интересна, но это не основная зацепка.

— Наверно, ты прав.

— Сиренити? — Калеб убрал фотографию в шкатулку и закрыл крышку.

— Да?

Он сделал глубокий вдох и ощутил, как медленно и тяжело пульсирует у него в венах кровь.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Ее рот открылся в беззвучном восклицании. Казалось, у нее что-то случилось с горлом.

— За тебя замуж? — Ее голос звучал выше, чем обычно. — С какой это стати ты хочешь на мне женитъся?

Он посмотрел на нее.

— Вероятно, с той, что я консервативный, занудный и старомодный тип.

— Вот как.

— В чем дело, Сиренити?

— Ни в чем, — быстро ответила она. — Ты просто застал меня врасплох, вот и все. Мне и в голову не приходило, что ты думаешь об этом… о женитьбе.

— Да? А ты об этом не думаешь?

— Я не знаю. — Она сделала глотательное движение. — Я хочу сказать, почему именно сейчас?

— Я тебе сказал почему.

— Ну да, ты консервативный, занудный и старомодный. — Она с беспокойством смотрела ему в глаза. — А я нет. То есть не консервативная, не занудная и не старомодная. У нас в Уиттс-Энде все делается иначе.

— Правда?

— Ну да, посмотри вокруг и увидишь. — Она помахала рукой. — Джулиус и Бетэнн поженились только в прошлом месяце. До этого они прожили вместе много лет. Джесси и Эмброуз вообще не поженились. Мои настоящие родители не были женаты.

— Мои тоже не были женаты, надеюсь, ты не забыла? Но мне что-то не хочется повторять именно эту конкретную часть прошлого.

— Калеб, куда нам спешить? Я не беременна. Mы еще даже не успели как следует узнать друг друга.

Он почувствовал, как все похолодело у него внутри. Она пытается отстраниться от него. Хочет держать его на расстоянии. Может, она хочет его не так сильно, как он ее. Он подавил в себе прилив отчаяния.

— Уверяю тебя, что ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было на всем белом свете. — Громадным усилием воли он заставил голос звучать спокойно.

Она смотрела ему в лицо с каким-то странным выражением ожидания в своих павлиньих глазах.

— Калеб, ты любишь меня?

Вопрос заставил его не дышать целых три или четыре секунды. Она имеет право получить ответ, подумал он. Но ответа у него не было. Его охватило отчаяние. Он не может потерять ее из-за нескольких простых слов.

Скажи ей. Ведь это только слова.

Она — самое важное у него в жизни. Если он потеряет ее, то потеряет часть самого себя, ту часть, которая научилась чувствовать снова.

Бесполезно. Он готов убить ради нее, но солгать ей не сможет. Если и солжет, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я не знаю, — резко сказал Калеб. Он снова начал терять свою материальную оболочку. Он буквально чувствовал, как это с ним происходит прямо здесь, на диване.

Сиренити наблюдала за ним. Она казалась созданием лунного света и волшебства, случайно попавшим в полосу слишком яркого солнечного света. Она мигнула раз и еще раз, потом улыбнулась своей загадочной улыбкой.

— Нет, конечно, откуда тебе знать, любишь ли ты меня, — сказала она. — Когда в последний раз кто-то тебе говорил, что любит тебя?

— Не помню. — Почему она не отвечает на его вопрос? Все, что ему нужно, это простой ответ. — Какое, черт побери, это имеет отношение к тому, о чем я спросил?

— По-моему, очень большое. Но сейчас это не важно. — Сиренити прикоснулась к его щеке. — Я люблю тебя, Калеб. Но не могу уехать из Уиттс-Энда. Ты ведь понимаешь? Мне здесь нужно кое-что сделать.

— Я не собираюсь требовать, чтобы ты уехала.

— Но ты ведь не можешь остаться здесь навсегда, — грустно сказала она. — Я знала это с самого начала.

— Ты ошибаешься. Я могу оставаться здесь, сколько захочу. Это как раз наименьшая из проблем. Я могу руководить своей фирмой и отсюда.

— Правда?

— Мы живем в век компьютеров и факсов, ты что, забыла? Центр управления может быть где угодно.

— И ты захочешь здесь остаться? — спросила она.

— В своем ли ты уме? — прошептал он. — Что может заставить меня уехать отсюда? Из единственного места на земле, где я чувствую себя абсолютно живым?

— Калеб! — Она бросилась к нему на грудь и одарила его страстным объятием. — Да. Да, я выйду за тебя замуж, если ты этого хочешь.

Дыхание вернулось к нему. Он так крепко прижал ее к себе, что она слабо пискнула — наполовину смеясь, наполовину протестуя.

— Прости, — пробормотал он ей в волосы. Он ослабил объятия, но лишь чуть-чуть. От ее теплого запаха в глубине его существа всколыхнулась масса каких-то неопределенных эмоций. Ему было безразлично, что это за эмоции и как они сказываются на его способности мыслить логически. Важно было лишь то, что они есть, что они сильны и что он их ощущает.

Он не призрак.