Товарищи - Пистоленко Владимир Иванович - Страница 5

5

Сейчас ворот у Васьки, конечно, был застегнут, но якорь на тыльной стороне ладони выдавал его пристрастие к морю. Мазай пристально, с чуть заметной усмешкой смотрел на Егора:

— Ты, Бакланчик?

— Я. А что, не узнал? — с досадой протянул Егор.

— Как не узнал… Такую неписаную красоту за сто морских миль узнать можно. Гут, брат, никакой ошибки не получится: один ты у нас такой розовый да пухленький, словно кок на пассажирском пароходе.

— Какой есть, такой и есть. И нечего…

— А что — думаешь, не похож? Клянусь! Только белой шапочки не хватает. Не веришь? Вот давай соорудим тебе поварскую шапку из полотенца да у ребят спросим — все скажут: как две капли воды. Ручаюсь. Давай?

Егор ничего не ответил и с опаской взглянул на Мазая.

— Не бойся, я шучу. Разве я стану подводить друга! За друга я знаешь что могу любому устроить?.. Не знаешь? Век будет помнить! Даю слово… Ты где сидел?

— А я не сидел. Стоял у стенки, сзади. Места не захватил.

— Понятно. А я оглянулся раз-другой — не видно тебя. Подумал, что вовсе на лекцию не пришел, а где-нибудь к другому пирсу причалил. И такое меня зло взяло, что, кажется, растерзать тебя мог! Не прийти на лекцию— это же почти прогул! Всей группе затрещина! Сижу, слушаю лектора, а сам, как подумаю про тебя, — рычать начинаю. Как пес. Из-за тебя, можно сказать, всю лекцию мимо ушей пропустил. Понял?

— А чего ты мне начитываешь? Был я на лекции? Был. И нечего! — возмутился Бакланов.

— А я авансом воспитываю тебя, Бакланчик, чтоб в дальнейшем плыл по нужному курсу. Как требуется. Сбиться-то в сторону совсем недолго.

Вдруг Бакланов чуть заметно подмигнул Мазаю и тихонько сказал:

— Идем-ка в сторону.

— Может, драться хочешь? — пошутил Мазай, но, заметив на лице Бакланова тревогу, молча пошел за ним.

Они остановились в углу коридора, возле своей двери.

— Директор отобрал у меня ключ, — невеселым голосом чуть слышно сказал Бакланов.

Эти слова произвели на Мазая магическое действие. Куда девалась его «морская» осанка и неприступный вид! Он широко раскрыл глаза, рванулся к Бакланову и, крепко схватив его за руку, со всей силой сжал ее:

— Врешь?!

— Нужда была врать! Директор еще похвалил — говорит: хорошо сделан.

— Эх, ты! Значит, затонула плоскодонка дырявая.

— А плоскодонка не тонет, даже дырявая может плавать. И плавает. У нас в колхозе есть…

— Не тонет, так людей топит!

— А я что, разве утопил кого? Не знаешь — и не говори.

— Ну, Баклан, ты давай не фырчи! Оратор какой нашелся. Рассказывай все, как было.

Бакланов подробно описал свою встречу с директором, умолчав лишь о посылке. Мазай остался доволен, что Бакланов всю вину взял на себя и не выдал товарищей. Он даже шлепнул Егора по спине, что означало у него высший предел доброжелательности:

— Молодец, Бакланчик! Просто даже поверить трудно, что ты такой героический парень… — Вдруг лицо Васьки стало строгим, а глаза пытливо уставились на Егора. — А каким ветром тебя в комнату занесло? Все на лекцию, а он в комнату поплыл. А? Потому я и говорю, что не видел тебя на лекции. Выходит, ты пришел в клуб к шапочному разбору? Дисциплинка у тебя — что надо! Видать, на черную доску захотелось.

Бакланов был готов к такому вопросу. Зная, что грозит посылке, если Мазай проведает про нее, Егор спокойно, даже немного безразлично ответил:

— Я за порошком забегал. От головы. С утра болит. То в один висок стукнет, то в другой. Когда голова разболится, не до лекции. — И для большей убедительности еще приврал: — Я только высыпал порошок на язык, а они входят. Увидели, что я за делом, и никто ругать не стал. Вот как… Мастер сказал: если голова не пройдет, нужно к врачу сходить, чтобы лекарство дал и освобождение. Ну, а я отказался. И так, мол, пройдет. И прошло. Может, минут десять еще поболела после порошка, и все.

Егор разговаривал с Мазаем, а сам мучительно думал, как бы избавиться от него. Он понимал, что это не так легко, и решил перехитрить Ваську.

— Ты куда сейчас пойдешь? — спросил он.

— Как «куда»? На консультацию. А ты забыл?

— Я в читальню пойду.

— Брось выдумывать! Идем на консультацию.

— Нечего мне там делать сегодня, а в читальню — вот как нужно.

— Зачем?

— Книгу возьму. По литейному делу.

— А я говорю — давай па консультацию! И разговор окончен. Дисциплина! Понятно? В моей группе ие должно быть никаких прогулов. Ясно?

— Так незачем же мне сегодня…

— Ну и наплевать, что незачем, а ты иди. Вреда все равно не получится. А по правде сказать: думаешь, мне самому охота ходить на всякие там консультации? Как бы не так! Терпеть их не могу. Цех — все отдам за него, а уроки да консультации — просто жить мешают. Я бы сам и носа туда не показывал — нельзя, дисциплина требует. А как же! В расписании консультация? Консультация. Ну, и плыви туда, нечего по сторонам оглядываться. А то, пожалуй, опять голова заболит. Пошли. Ну?!

И Бакланов пошел, охваченный тревогой за судьбу стоящей под койкой посылки. Но делать нечего: не подчиниться Ваське он не мог — такого Мазай никому не простит.

На третьем этаже, почти у двери своего класса, они увидели юношу и девушку. Юноша, чуть подавшись к своей собеседнице, что-то ей оживленно доказывал. Он быстро и размашисто жестикулировал, покачивал головой, пожимал плечами — в общем, весь был в движении. Девушка молча слушала его, чуть прикусив губу, и строго смотрела себе под ноги. Заметив на лестнице Мазая и Бакланова, она негромко сказала:

— Ладно. Отпрошусь.

— Правильно, Оленька! — почти крикнул юноша, прищелкнул пальцами, стремительно повернулся на каблуке, помчался по лестнице, крикнул на ходу Мазаю: — Привет, тезка! — и исчез где-то внизу.

Мазай подошел к девушке.

— О чем тут напевал Васька Жабин? — спросил он.

— Так, ни о чем. Просто говорили.

— Брось, Ольга! Я сам видел, как он ломался, словно сдобный пряник. Одесский дергун.

— Ну и хорошо, если видел. Подумаешь, важность какая! Вот что, товарищ староста: я на консультацию не пойду.

— Брось, Писаренко, выдумывать.

— И не собираюсь. У меня пятерка по спецтехнологии. Неясных вопросов нет. Вот и все. Мне нужно в город сходить.

— Зачем?

— Тебе знать необязательно. В общем, за «надом», — хитровато улыбаясь, ответила Оля и добавила: — В кино. Вот.

— В кино?! — удивился Мазай и помрачнел. — Не отпускаю. Никого не отпускаю. Понятно? Пошли на консультацию.

— Понятно. Только на этот раз не выйдет по-вашему, товарищ староста. Я к мастеру пойду. — И Олины каблучки застучали вниз по лестнице.

Едва Мазай и Бакланов вошли в классную комнату, ребята закричали наперебой:

— Мазай, к мастеру!

— Дмитрий Гордеевич велел тебе в преподавательскую прийти!

— Иди скорее, он ждет!

— А не сказал — зачем? — нарочито безразличным тоном осведомился Васька.

— Говорит, что срочно нужно.

Мазай недовольно взглянул на Егора и прошипел:

— Наверно, гонять из-за твоего ключа будет. Руки бы тебе оторвать, чтоб не отпирал дверь в неположенное время! И голову отвинтить — пускай не болит, когда не просят. Жизни никакой из-за вас не стало! Вчера директор больше часа начитывал — думал, и ног не унесу, третьего дня — Батурин. Погодите, возьмусь я за вас…—

Уже от двери он крикнул:

— Эй, друзья, до конца консультации на ужин не уходите! Чтоб пи один не отлучался. Всем понятно?

У МАСТЕРА

В преподавательской комнате Селезнев был один. В ожидании Мазая он выписывал из классного журнала в свои блокнот отметки, полученные ребятами группы за день.

Работа подвигалась медленно: мастер то и дело задумывался, перелистывал журнал почти до конца и возвращался назад. Время от времени он поднимался из-за стола, теребя кончик бороды, делал несколько шагов по комнате и опять садился за журнал.