Слева от солнца - Раин Олег - Страница 50

— Ты, Палыч, видно, богатый? Объяснить тебе, сколько тянет такое стеклышко?

— Мальчонку отпустили! — Валера говорил негромко, но весомо. Однако спортсменов его тон не испугал.

— Я тебя сейчас самого отпущу… — атлет в цветастой фуфайке шагнул навстречу, стремительно протянул мускулистую руку. Он явно намеревался сграбастать «дерзкую деревенщину» за грудки, но у него ничего не вышло. Непонятным образом бывший сержант перехватил тянущуюся к нему кисть — да таким каверзным образом, что атлета тут же перегнуло в пояснице. Валера же, заломив противнику руку, умудрялся удерживать ее без особого напряжения, да еще и поглядывал на остальных — не дернется ли кто?

«Дернулись» сразу двое, и с добычей своей Валере пришлось расстаться. Он и тут сработал умело, заставив упасть атлета под ноги одному из нападавших, а второго встретив каким-то паучьим переплетением рук, в которое и угодила лихая ступня любителя карате. Удар, который запросто отправил бы на койку и более здорового человека, Валере не причинил ни малейшего вреда. Напротив, придав ноге вращательное движение, Валера качнулся телом и резко выдохнул. А может, это ахнули приятели каратиста, потому что нападающий подлетел в воздух и не очень картинно рухнул спиной в сельскую пыль.

Как бы то ни было, но брешь оказалась проделана, и Гена одним прыжком вырвался из окружения. Дернувшийся за ним Хопер в нерешительности замер. Трое лежащих и двое ужаленных электрошокером могли научить многому.

— Пошли, Валер! — Генка потянул своего друга за руку.

— Идиоты! Мы же вас достанем!

— А попробуйте! — Валера широко улыбнулся. И даже дружелюбно развел руками. — Мы, ребята, на своей земле, и вас к себе не звали.

— А нас, Палыч, звать не надо, мы сами приходим.

— Страшно-то как, прямо ай-яй-яй! — Валера насмешничал, и Гена все упорнее тянул его за руку. Потому что с земли поднялся один, а потом и второй. А хуже всего, что смуглый молчун, что стоял слева от Хопера, характерным движением сунул руку за спину. Может, просто пугал, а может, и впрямь брался за пистолетную рукоять.

— Але, Палыч! Этот парень нам должен, и мы его по любому заберем.

— Да что ты говоришь!

— Теперь и за тобой должок, не забывай.

— Ага, запишу где-нибудь на бумажке, — Валера наконец-то уступил Гене и шагнул от забияк. — Кстати, живу я в том домишке. Это я к тому, чтобы вы местных не дергали, расспросами не досаждали.

— Мы запомним, Палыч, не бойся.

— А вот вы меня бойтесь! — серьезно предупредил Валера. — Потому что когда заявитесь в гости, я уже по-другому бить буду. По-настоящему.

Атлеты не атаковали. Теперь все они стояли на ногах, и в головенках их явно происходила нешуточная работа. Верно, прикидывали, с кем они столкнулись, что можно пустить в ход, а что разумнее придержать напоследок.

— До скорого, пупсы! — Валера не отказал себе в шалости и помахал на прощание рукой.

Маячить на глазах сельских жителей Окулист не собирался. Достаточно было того, что за сорванцом отправилась команда сопровождения. В Туринске им повоевать не пришлось, ребятки явно заскучали в дороге, — вот и нашел им забаву: поймают парнишку, доставят прямо к нему. Ну, а водитель, откликнувшись на просьбу, свернул с дороги, припарковав автомобиль на уютной поляне. Он же вынес для начальника раскладной шезлонг и столик с бутылкой минералки.

Отхлебывая из пластикового стаканчика, Окулист лениво щурился на солнце и никак не мог надышаться. Астма, сжимавшая грудь в городе, на этот раз угомонилась. Он давно заприметил — чем дальше увозили его от цивилизации, тем стремительнее оживало тело. Суставы, сосуды — все молодело, приступы астмы сходили на нет, успокаивалась нервная система. Спрашивается — чего люди так рвутся в города? В этот угарный смог, в суету и ежедневные пробки?

На крышку пластиковой бутыли опустилась стрекоза. Не насекомое даже, а целый мини-вертолетик — со своей боевой кабиной, с огромными сетчатыми мониторами и длиннющим фюзеляжем. И тотчас кольнуло где-то под сердцем. Отчетливо вспомнилось, как в далеком детстве Окулист (а тогда он не был еще Окулистом, и звали его просто Димкой) охотился за такими же стрекозами. Подползал с коробком или просто выставлял согнутую ладошку — и все никак не мог застать насекомое врасплох. Великолепные летуньи, стрекозы легко замечали подкрадывающегося мальчугана и, подпустив на критическую дистанцию, ускользали из-под самого носа. Взмывая ввысь, еще и накручивали вензеля над головой — то ли насмешничали, то ли пугали.

Это потом уже юный Дима прочел, что первые стрекозы появились на земле более трехсот миллионов лет назад, и жизнь их вдвое интереснее, чем у обычного человека. Хотя бы потому, что тот же «император» первую свою жизнь проживает в воде и именуется «наядой», дышит жабрами и плавает, как осьминог, выпуская реактивную струю воды. А после приходит срок, и подводный хищник сбрасывает панцирь, расправляет сморщенные крылья и становится повелителем неба — стрекозой из семейства «императоров». Две стихии и две жизни — разве не фантастика? Человек может сколько угодно менять имена, но по земле он обречен ходить от рождения и до смерти.

Окулист продолжал смотреть на стрекозу, а стрекоза явно изучала его. И вряд ли крылатая красотка завидовала человеку. Уж она-то точно ничего не знала об астме, о тромбофлебите и ноющих суставах. Может, только и опасалась какого-нибудь местного сокола. Сам Окулист соколов в человечьем обличье давно не боялся, зато боялся старости, боялся болезней и одиночества…

— Шеф! Это я…

Стрекоза дрогнула крыльями и пропала. Окулист даже не уследил за ее полетом. Но главное, что спугнули его покойное настроение; вновь начиналась суета, начинались нервы. Видно, что-то пошло не так…

Заранее поморщившись, Окулист повернул голову. К поляне торопливо приближался Хопер. Физиономия красная, в глазах растерянность. Значит, предположение верное: что-то у бравых парней сорвалось. А значит, снова придется вставать, выслушивать, думать и принимать решения. Окулист со вздохом поискал глазами улетевшую стрекозу. Так и не найдя, тоскливо подумал, что лучше ему было бы родиться не человеком, а стрекозой. Предложи ему кто сейчас подобное превращение, он бы без раздумий согласился…

До дома шагали неспешно. Валера по-прежнему не оборачивался и даже шутливо успевал похлопывать Генку по плечу. Но уже во дворе поведение его резко изменилось.

— Кто это, Ген?

Подросток помотал головой.

— Но не спецы, это точно. Если бы зашевелились по поводу полигона, наверное, стали бы иначе действовать.

— Я тоже так кумекаю. Тогда кого ты сюда приманил?

— Не знаю. Честно слово, не знаю! Я и адреса своего никому не давал. Родители обещали молчать… — Генка нервно сглотнул. — Может, «Магнолия». Фирма такая есть, я их слегка потрепал, — грозились наказать. А может, и не «Магнолия». Может, кто другой…

— Другой! — Валера с усмешкой покрутил головой. — С тобой, бача, и впрямь не соскучишься. Не кочку, так пенек с поганками подсунешь…

— Валер! Я правда, не знаю, откуда они!

— Ладно… Хорошо, хоть бутылки не успели сдать.

— Бутылки?

— Ага, — Валера метнулся к сараю, выволок оттуда ящик с тарой, бегом перенес к сеннику, поставил в углу. — И ты неси тоже. Я буду говорить, куда…

— Но зачем?

— Затем, что обороняться будем бутылками.

— Бутылками?

— А у тебя есть что получше?

— Есть шокер…

— Шокер свой спрячь. Бутылки будут поинтереснее. Они у нас, правда, пустые — без коктейля Молотова, но и такими можно держать оборону.

— Что-то я тебя не совсем понимаю… — Гена тут же припомнил разбитое стекло джипа. — Ты что, собираешься забрасывать их бутылками?

— Это в крайнем случае, если дойдет до стрельбы, — Валера хмыкнул. — Видел, как я им джипарь разнес? С первого выстрела — прямое попадание! Я ведь уже говорил, что был в роте лучшим гранатометчиком. Лупил аж до семидесяти метров! И попадал, как нынче из подствольников не попадают. Ротный говорил: у меня талант, особая хлесткость рук. А еще говорил: была бы Олимпиада по гранатам, я бы точно какое-нибудь место занял.