Слева от солнца - Раин Олег - Страница 47

В этот вечер Катюха снова пыталась выманить его на улицу. Дефилировала мимо окон туда-сюда и вовсю стреляла подведенными тушью глазками. «Вертихвостка» — мысленно назвал ее Генка и, чуть посомневавшись, полез в сумку за бусами. Купленный еще в первый заезд в Новоспасское подарок перекочевал в карман джинсов, и перламутровая змейка уютно пристроилась возле сотового телефона. «Как-нибудь потом», — решил про себя Генка. Во всяком случае, выходить во двор он не стал, и разукрашенной в пух и прах девице пришлось самой идти на поклон. В итоге вместе с прочей ребятней она терпеливо просмотрела сказку о белых медведях и «Приключения капитана Врунгеля», после чего неожиданно пересела к хныкающему Шурику. Малыш, единственный из всех, не очень интересовался телевизором, стучал какой-то деревяшкой об пол и время от времени принимался громко вскрикивать. Его выходок старались не замечать, и Генка очень даже удивился, когда Катюха взяла вдруг сорванца на колени, ласково прижала к себе. Казалось, малыш только этого и ждал. Он тут же обнял Катюху и с такой трогательностью стал гладить по плечам и голове, что «крашеная вертихвостка» тотчас забыла обо всем на свете.

Правда, потом начался «Остров сокровищ», и Генка, увлекшись сюжетом, сам позабыл о Катюхе. Вспомнил он про нее, только когда пришла пора разгонять малышей по домам. За окнами уже смеркалось, и, включив висящую под потолком лампу, Гена сурово зашикал на ребятню.

— Всё, по домам! И поскорее, если не хотите угодить в лапы одноногого Сильвера!

— А завтра кино будет?

— Будет, обещаю!.. Юрашка, ты сегодня снова у нас ночуешь. Беги к Федосье Ивановне, мой ноги.

— А ты?

— Приберусь здесь и тоже прибегу…

Чувствуя легкую усталость, Гена выключил видеодвойку, сунул ее в потайное место на шкаф. Расставив вдоль стен табуреты и стулья, потушил лампу и только тут услышал, что в спаленке кто-то поет. Едва слышно, чуть ли не шепотом. И все-таки он сразу узнал интонации Катюхи.

Приоткрыв дверь, Гена вгляделся в полумглу. Катюха сидела на краешке кровати и тихо баюкала устроившегося у нее на руках Шурика.

— Ложкой снег мешая, — напевала девочка, — спит Земля большая, что же ты, глупышка, не спишь? Спят твои соседи, белые медведи, засыпай и ты, малыш…

Она замолчала, и Генка обмер, боясь нарушить тишину. Наконец, он все-таки робко кашлянул.

— Я тут это… Отправил уже всех. Поздно уже.

— Ага, — с Шуркой на руках Катюха легко поднялась. Верно, после деревенских ведер подобная ноша казалась ей нетяжелой.

— Заснул? — шепотом поинтересовался Генка.

— Давно.

— Чего ж ты его не положила?

Покачивая малыша, Катюха осторожно вышла из спаленки.

— Не знаю… Он такой маленький, теплый. Даже приятно.

— А песню такую откуда знаешь?

— Откуда… — Катюха беззвучно рассмеялась. — Да из твоих же мультфильмов. Только что смотрели или забыл? Там и слова простые, сами собой запоминаются.

Гена хмыкнул.

— Да уж… Слух у тебя неплохой. В смысле — музыкальный.

— Слух — не деньги. Что на него купишь?

— Не скажи… У меня и такого нет.

— Будто бы!

— Нет, правда! Я музыку люблю слушать, а вот петь не умею, — Генка достал из кармана фонарь, осветил порожек. Пошли, что ли? Не споткнись только.

— Сам не споткнись.

Не дожидаясь Генкиной помощи, девочка миновала сени, спустилась с крыльца. Двигалась она все с той же легкой грацией, и подросток едва за ней поспевал. На ходу припомнил о бусах в кармане, но так и не решился их вынуть.

Уже у калитки стариков Юзовых она оглянулась.

— Дождешься?

Гена кивнул.

— Я скоренько. Только уложу, и обратно…

Генка остался на улице. Часовым пройдясь взад-вперед, припечатал на лбу пару случайных насекомых, поглазел на звезды. Свет их гипнотизировал, наполнял загадочным покоем. Если бы не затекшая шея, глядел бы и глядел часами… За спиной скрипнули ступени, со двора вышла Катюха.

— Представляешь, старики уже заснули! Даже не обеспокоились, где их внучок, — она, кажется, всерьез рассердилась. — А если бы он был не у нас? Если бы в яму свалился?

— Да нет, они же знают про мультфильмы. И яму мы почти засыпали.

— Вот именно — почти… — Катюха фыркнула совсем как кошка. — Для такого, как Шурка, большой ямины и не надо.

— Ничего, мы еще пару машин организуем, — пообещал Генка.

Они помолчали.

— А парнишка такой славный, — Катюха неожиданно улыбнулась. — Мамой меня называл.

Гена кивнул. Про то, что Шурик называл мамой и Варю, говорить, пожалуй, не стоило.

— Я ведь думала, дурачок, а он такой ласковый оказался. И целовал, и гладил… — она снова рассмеялась. Как показалось Генке — несколько озадаченно.

— Ну вот, а ты ругалась, — припомнил он.

— И не ругалась вовсе. Просто… — Катюха передернула плечиком. — Просто не знала, что он такой.

В Катюхе явно произошли добрые перемены. Комментировать их было глупо, и Генка продолжал молчать.

— Они к нам в огород лазили. Шурка этот и Юрашка с Костиком… Мать на них как гаркнет, и я чего-то напустилась. Даже крапивы сорвала пучок. А они всего-то и выдернули пару морковок.

— Грязные, наверное, съели.

— Конечно! Кто их мыть-то научит…

Они снова замолчали. Непонятно было, кто кого провожает, потому что фонарь Генка потушил, а в темноте Катюха ориентировалась явно лучше городского гостя. Даже придержала за локоть, когда Генкина нога ступила мимо доски. Рука у нее оказалась горячей и словно прилипла к локтю, не спеша отпускать. Гена поневоле ощутил мимолетное головокружение. Не так уж часто девчонки пытались ухаживать за ним. А точнее сказать — вообще никогда не пытались… Однако довести до конца мысль он не сумел. Откуда-то из темноты до него долетел чей-то плач.

— Что это? — он разом остановился. — Юрашка?

Его спутница тоже напряженно замерла, но уже через секунду тряхнула головой.

— Это не он.

— А кто?

— Кто, кто… Дружок твой.

— Дружок? — Генка не понял. — Какой дружок?

— Да Валера.

— Какой Валера? О чем ты? Это же ребенок!

— Ага, сорока годков от роду, — Катюха вздохнула. — Это ты первый раз слышишь, а мы тут уже попривыкли. Как выпьет, так и начинает плакать.

— Да ну, ерунда какая-то!

— Ерунда не ерунда, а приятного мало. Или хочешь посмотреть?

— Это не Валера, — без прежней убежденности произнес Генка.

— Ну, иди-иди, — Катюха усмехнулась. — Полюбуйся на своего закадычного. А я домой, если ты не против.

Может быть, она и ждала возражений, но подросток промолчал, и, развернувшись, девочка скрылась в темноте.

Выждав еще немного, Генка решительно двинулся на далекие звуки. Плач был, безусловно, детский, и верить Катюхе не хотелось.

А уже через пару минут он входил в знакомый дворик. Ошибиться было невозможно, слева — сарайчик, низко над головой — в свеженькой оплетке провода. Окна у Валеры светились, и заходить в дом Генка не стал. Приблизившись к ближайшему окну, привстал на цыпочки и заглянул в щель между занавесками.

Катюха оказалась права. Голый по пояс мужчина сидел за столом и, обхватив ручищами голову, тоненько поскуливал. Гена затаил дыхание. Это был Валера и не Валера. Словно совсем другой — незнакомый человек — оказался сейчас в доме Валеры. Но других таких мужчин в деревне Соболевке не водилось. Эти руки с десантными застарелыми татуировками, эту кудлатую, тронутую сединой голову не узнать было невозможно. Жалобно всхлипывая, бывший сержант чуть раскачивался, и, глядя на него, Гена сухо сглотнул. Непрошенная, по спине прокатилась морозная волна. Оттого, что взрослый человек может так плакать, ему стало страшно.

В неверном свете электрической лампы Генка отчетливо увидел, как, просочившись меж пальцев, по руке Валеры сбежала мутноватая капля. И не капля даже, а самая настоящая слеза!